— Какие будут указания, моя госпожа? — спросил Тоби. — Теперь поедем в Гринвич навестить мистера Фрэнсиса?
— Нет, мы переночуем в «Священном Агнце», и, если доктор Захарий к утру не вернется, мы с Мэг поплывем к дворцу на лодке, а ты можешь взять лошадей и присоединиться к нам там.
Но на настойчивый стук в дверь на следующее утро в окне наверху появилось только неряшливое лицо девушки, крикнувшей, что доктор Захарий не вернулся. Ничего не оставалось, как отправиться в Гринвич, наняв лодочника на пристани прямо под лондонским Тауэром, Анна и Мэг поплыли к дворцу.
Темза бурлила. Легкий ветерок создавал рябь на воде, и, казалось, все население Лондона пустилось в плавание по делам или ради удовольствий, чтобы как можно лучше насладиться солнцем и легким ветром. По реке сновали ялики и лодки, перевозившие простых людей, а также частные барки знатных и состоятельных господ. Одна такая барка, ярко украшенная разноцветными флагами, с веселым шумом везла жениха и его приятелей вниз по течению к собору. Рядом скользила другая барка с музыкантами, игравшими на духовых инструментах задорную мелодию. Среди всей этой суматохи Анна Вестон увидела Томаса Мора на его черной барке, увлеченного беседой со своим спутником и явно ничего не замечавшего вокруг себя. Она окликнула его, так как они когда-то жили рядом в Челси, но ее голос потонул в ветре и общем гаме. Мимо проплыла одна из барок королевской флотилии, чистая и свежеокрашенная ярко-зеленой и белой краской, что являлось символом принадлежности Тюдорам, заполненная молодыми дворянами. Они махали фуражками жениху, и с обоих судов послышались громкие грубоватые шутки, впрочем, не выходящие за рамки приличия. Анна вдруг ощутила, как радостно жить!
У ступеней Гринвичского дворца, спускавшихся к воде, она увидела барки короля и королевы, пришвартованные к причалу, а также барку герцога Норфолкского. Значит, королевское семейство в полном сборе, и где-то здесь, среди них, Фрэнсис, радующийся жизни и совершенно забывший о том, что уже несколько месяцев не видел ни родителей, ни поместья Саттон. Ее предположения оправдались. Прогуливаясь после обеда с королевой Екатериной в направлении Теннисного двора, она отчетливо различила его голос среди криков и общего шума. Но, к ее изумлению, он не был одним из зрителей, а действительно играл в теннис, и его противником был сам король! И Фрэнсис, такой шустрый в свои пятнадцать лет, совсем загонял Его Светлость. Шла упорная борьба за каждое очко, и монарх был весь в поту.
Анна, как и все матери, была и удивлена и нет переменой в своем сыне. Он покинул дом еще совсем мальчиком, а сейчас она видела молодого мужчину, подросшего и заметно окрепшего, с лица которого исчезло детское выражение. Внимательно поглядев не него, она поняла, что какая-то девушка уже поддалась его очарованию: он действительно был очень красивым созданием. Прекрасно сложенная фигура и чудесный цвет лица, и казалось невозможным, чтобы женская половина двора не влюбилась в него. А определенная перемена в его манерах, даже когда он играл в теннис, сказала ей, что невинность ее сына уже в прошлом. Ее заинтересовало, кто же та, что завлекла его в постель. А возможно, она была и не одна. При мысли об этом она содрогнулась. Ей все еще хотелось, чтобы он оставался ее нежным неискушенным мальчиком.
Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, он поднял взор и был настолько удивлен, увидев свою мать, что пропустил следующий мяч, и король выиграл матч.
— Хорошо сыграно, юный Вестон, — закричал монарх. Пока Фрэнсис бежал к Анне, она с тревогой подумала, не слишком ли он фамильярничает с королем, но была успокоена тем, что Генрих сам присоединился к ним, вытирая лицо полотенцем.
— У вас прекрасный сын, леди Вестон. Самый изумительный камер-паж, когда-либо служивший у меня. Этот постреленок уже выигрывает у меня деньги за игрой в карты и кости.
И Генрих засмеялся в приятельском тоне, который Анне никогда не нравился. Она сделала реверанс и ответила:
— Надеюсь, мой сын не делает ничего, что раздражало бы Вашу Светлость?
— Напротив, мадам, я завидую, что у вас такой мальчик. — На короткий миг на глазах у короля появились слезы, а Анна сразу вспомнила, что если бы Генри, принц Уэльский, был жив, то ему сейчас было бы столько же лет, как Фрэнсису.
И она испытала теплое чувство успокоения. Его Светлость смотрел на Фрэнсиса, будто тот был его ожившим, давно умершим ребенком. Действительно, как чудесно, что ее сын обрел такого великого покровителя при дворе.
В тот вечер, играя в карты с королевой в ее апартаментах, она сказала:
— Я очень счастлива, Ваша Светлость, что Фрэнсис так хорошо здесь освоился. Кажется, он стал настоящим мужчиной. Я с трудом узнала его.
Позади них послышался приглушенный, но отчетливый смешок. Екатерина подняла осуждающий взгляд, а Анна оглянулась. Две фрейлины с видом заученной невинности трудились над вышиванием, явно не интересуясь разговором двух женщин постарше. Но Екатерина бросила на них леденящий взгляд.
— Кто они, Ваша Светлость? — понизив голос, спросила Анна.
— Одна — Элизабет Бургавенни, а та, хорошенькая — Люси Талбот, дочь графини Шрусберийской. — Улыбка заиграла на губах Екатерины. — Я убеждена, что она в весьма дружеских отношениях с Фрэнсисом.
Анна еще раз, уже более внимательно, посмотрела на молодую женщину.
— Талбот, Талбот, — вслух произнесла она. — Кажется, юный Гарри Перси женился на леди Мэри Талбот, не так ли?
— Да, на одной из ее старших сестер. Говорили, что он был с детства обручен с ней и поэтому не смог жениться на мадемуазель Анне Болейн. Вы помните младшую дочь Болейна?
— Отлично помню, — ответила Анна. Позже в тот вечер, после окончания беседы к королевой и игры в карты, ее препроводила в спальню леди Люси — само воплощение притворной скромности. Но опущенные глаза и сложенные руки ни на мгновение не могли обмануть Анну Вестон. Это была прирожденная соблазнительница — неудивительно, что Фрэнсис изменился! Ей оставалось только надеяться, что он не поддастся глупой привязанности и не повторит историю любовной связи Гарри Перси. Она только что услышала от королевы, что эта пара уже рассталась: леди Мэри вернулась к своему отцу в дикой ярости и объявила себя злейшим врагом своего мужа. Вспомнив лицо влюбленного Гарри, когда тот держал в объятиях Анну Болейн в ту памятную ночь три года назад в саду Гемптонского дворца, Анна Вестон подумала, что, возможно, их брак так никогда и не был реально подкреплен супружескими отношениями. Вероятно, любовь Гарри к Анне была настолько сильной, что он оказался неспособным вступить в близкие отношения с другой женщиной. Или, может быть, Мэри Талбот не смогла жить с призраком Анны, вечно преследовавшим ее мужа во сне и наяву и не оставлявшим его даже на брачном ложе. Как бы там ни было, такая жизнь оказалась слишком неприятной для молодой жены, вынужденной покинуть мужа через три года с чувством отвращения и ненависти.
Леди Вестон настолько поглотили мысли о непостижимой Анне Болейн, что, завернув за угол в Гринвичском дворце, она буквально наткнулась на темную фигуру доктора Захария. Сказать, что она была поражена, было бы слишком слабо для описания ее эмоций. Анна успела только подумать, что судьбой было предопределено им встретиться в тот момент, и она сказала без всяких вступлений:
— О, доктор Захарий! Я должна поговорить с вами; у меня накопилось столько мыслей.
Его ответ был одновременно и подходящим и необычным.
— Что, тишина замка Саттон начинает изрекать глаголы? — произнес он.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Стояло кристально прозрачное утро, небо было безоблачным, и мартовский ветерок ласкал своим дуновением ранние дикие нарциссы. Посреди их живого ковра высилось мрачное буковое дерево, на нижнем суку которого в полном одиночестве сидела Анна Болейн. Как всегда, ее естественная грациозность легко гармонировала с окружающей средой: зеленая бархатная юбка мягкими складками спускалась к земле, как-будто она специально расправила каждую складочку, черные волосы свободно колыхались на ветерке. Ее взор был обращен к Темзе. Она вдыхала свежий речной воздух, и на ее губах играла явно победоносная улыбка, поскольку мадемуазель Анна добилась своей цели. После четырех лет изгнания она была восстановлена при дворе в качестве одной из фрейлин Екатерины; четырех лет, в течение которых порой казалось, что они не закончатся никогда. Как ей и хотелось, она вернулась только на собственных условиях — монарх Англии просил и умолял ее быть рядом с ним!