Дождавшись, когда Джордан отправится в город, чтобы повидать Рейчел Беннетт, Ева достала вещи родителей Джордана и провела весь день, расставляя их по дому. Она немало потрудилась, и в конце концов дом совершенно преобразился и стал походить на жилой — таким, думала Ева, он, наверное, был в прежние времена. Еве очень хотелось, чтобы Джордан одобрил ее работу, и сейчас, глядя на его растерянное и, казалось, недовольное лицо, она почувствовала, что готова провалиться сквозь землю.

— Вам не нравится? — спросила она, внезапно испугавшись, что сделала что-то не так. Ей очень хотелось сделать что-нибудь для Джордана, чтобы отплатить ему за эти последние несколько недель, счастливейших в ее жизни — в эти дни они очень сблизились. Джордан был особенно внимателен и заботлив: он радовал ее неожиданными пикниками и ночными ужинами на реке, дарил ей цветы и коробки заграничных шоколадных конфет, перенес все ее вещи в отремонтированную комнату на первом этаже, так что теперь и ей, и Тин Ян стало много просторнее. Случайно узнав, что у Евы есть маленькая коллекция морских ракушек, Джордан купил в городе огромную раковину, доверху заполнил ее цветочными лепестками и поставил в ее комнате. При виде этой раковины Ева совершенно по-детски закричала и потом долго расставляла свою нехитрую коллекцию вокруг подарка Джордана.

Проводя долгие часы в совместных занятиях по дому, окрашивая будущий кабинет Рейчел Беннетт, они вели долгие разговоры о своей жизни. Джордан узнал, что у Евы никогда не было друга и что она еще ни разу не была влюблена. Ее невинность глубоко тронула его и заставила еще раз сказать себе, что нельзя играть чувствами этой девушки.

— Не знаю, что и сказать, Ева. — Джордан оглядел комнату, буквально лишившись дара речи от нахлынувших на него воспоминаний. До него доносились какие-то звуки, видимо, это Тин Ян возилась в только что отремонтированной кухне — все точно так же, как если бы на кухне сейчас хлопотала мать. Гостиная была так похожа на то, что было десять лет назад, что, казалось, отец вот-вот войдет в дверь.

— Вы расстроены, разве нет? — спросила Ева, внимательно следя за выражением его лица. — Простите меня, Джордан. Я надеялась, что вам будет приятно…

— Я очень рад, Ева… Меня это очень взволновало… это просто ностальгия… Вы не уделите мне минутку?

Ева подумала, что, наверное, приступ ностальгии оказался слишком сильным для чувств Джордана.

— Я немедленно уберу и сложу все эти вещи, — сказала она, снимая со стола вазу. — Это не займет много времени.

— Нет! Ничего не трогайте, — сказал Джордан и поставил вазу на прежнее место. — Все великолепно, пусть так и останется!

— Вы уверены?

Джордан кивнул в ответ, сел на диван и усадил Еву рядом с собой.

— Я очень рад, что вы сделали все это, Ева. У меня бы просто не хватило духа.

— Вы действительно уверены, что вам все это не помешает? Я не хочу навязывать вам свой вкус.

— Совершенно уверен. Вы очень заботливы, Ева… как всегда. — Джордан ласково улыбнулся. — Благодарю вас! — Он нежно поцеловал ее в лоб, и Ева успокоилась.

С веранды послышался негромкий стук в дверь. Гэби пошла открывать и тотчас вернулась с несколько озадаченным видом.

— К тебе пришел джентльмен, Ева, — сказала она. Глаза у нее заискрились.

— Кто это? — спросила Ева, уверенная, что произошла какая-то ошибка.

— Ирвин… Ирвин Рид. Он сказал, что он из Gazette.

— Ирвин? Здесь?

— Да. Мне пригласить его пройти?

— Он не из тех, кто наносит светские визиты, Гэби, — ответила Ева, вставая. — Я сама пойду и узнаю, что ему нужно.

— Ирвин! Какими судьбами? — воскликнула Ева, выглядывая из-за новой двери. Ирвин стоял на веранде. Держался он как обычно — казалось, его посадили голышом в муравейник.

— Я… вы так давно не появлялись в редакции… что я отправился к мисс Фоггарти, — заикаясь от волнения, начал он и отчего-то покачал головой. Ева поняла, что от Мэри Ирвин добился немногого. — А потом… в городе я встретил Силию Кортленд. Я спросил про вас… и она сказала, что вы живете здесь, — совершенно смутившись, закончил он. То, что Ева не сказала ему, что живет в Эдеме, кажется, задело его, несмотря на то что они не были особенно дружны.

Ева вышла на веранду.

Ирвин, увидев, что она одета в розовый сарафан, а не как обычно в мужскую рубашку и бриджи, и откровенно уставился на нее. Обычной широкополой шляпы сейчас тоже не было, и Ирвин заметил, что ее волосы заметно отросли.

— Я здесь работаю. Почему вы так на меня смотрите, Ирвин? — насмешливо спросила Ева, заметив его озадаченный и смущенный взгляд. — У меня что, вторая голова отросла?

— Простите… Вы… какая-то не такая…

— Не такая? — Ева почувствовала раздражение. В последнее время всеобщее удивление при виде ее новой манеры одеваться стало раздражать ее: иногда ей даже хотелось вернуться к своим бриджам и рубашкам — впрочем, Джордану, кажется, ее новый стиль очень понравился. — Я оставила велосипед под дождем, и он заржавел, так что Джордан разрешил мне ездить в коляске, — объяснила она. — Я носила бриджи только потому, что в платье на велосипеде ездить очень неудобно.

Ирвин кивнул.

— Так вы… тут… работаете, — с нескрываемым облегчением сказал он. Уже после разговора с Силией кто-то сказал ему, что видел, как Ева вместе с Джорданом Хейлом покупала в городе новую мебель, и бедняга уже не знал, что и думать.

— Я не заходила в редакцию, так как не думаю, что меня ждет особенно теплый прием… после того, как я подвела Жюля. Уверена, он был в бешенстве, когда я не принесла статьи о праздничном вечере.

— О… нет… — Ирвин посмотрел на свои косолапые ноги. — Я все написал за вас… и отдал ему. Вы бы, конечно, написали лучше, но и моя статья сошла.

— Вы очень добры, Ирвин, — удивилась Ева. — Только, надеюсь, я не была «гвоздем» вашего репортажа.

Ирвин пожал плечами и покраснел.

— Нет. Обычная слабая водица… о модах, блюдах, которые приготовили дамы из Ассоциации сельских женщин, ну и все в таком духе.

Ева поморщилась — воображения Ирвину всегда недоставало, но Ева с облегчением поняла, что по крайней мере. Ирвину хватило такта не упоминать в заметке о семейном скандале с участием Макса.

— У Жюля сейчас дел по горло, он пишет о Комиссии по правам человека. Они уже обследовали пять ферм…

— А вы не знаете, где они были? — спросила Ева. Комиссия еще не была в Эдеме, но Джордан мог не волноваться — отремонтированным бараком для рабочих можно было гордиться.

— У Фрэнка Моррисона, у Максимилиана Кортленда. Думаю, что и у Сантини…

Ева ахнула от изумления.

— И что же было в Уиллоуби?

— Макса оштрафовали на порядочную сумму. Приказали снести старый барак и построить новый, с канализацией и кухней. Жюль говорит, что это обойдется ему в порядочную сумму.

— Он, должно быть, теперь в бешенстве… — сказала Ева и подумала о матери и сестрах. Силия сообщила ей, что мать почти поправилась, но Ева, зная, как изменчиво настроение Макса, не могла не волноваться за родных.

— Это было что-то невероятное! — продолжал Ирвин. — Жюль пошел к нему вместе с членами комиссии, он обещал подробно написать об этом визите. Сам он говорит, будто все, что он увидел в бараке, просто невозможно описать! — Ирвин замолчал.

— Боже мой, Ирвин, да не молчите вы, как трезвенник на ирландских поминках! Говорите же, что случилось!

Ирвин изумленно открыл рот. Ева тут же сообразила, что случайно употребила одну из многочисленных поговорок О'Коннора. Впрочем, выудить что-нибудь у Ирвина было действительно так же трудно, как вырвать из стены старый ржавый гвоздь.

— Я? А что вы хотите узнать?

— Да, вы! Расскажите мне подробности, Ирвин! Или я сейчас с ума сойду!

— Хорошо, — сказал Ирвин. — Жюль рассказывал, что Макс словно с цепи сорвался. Только чтобы попасть на плантацию, пришлось звать констебля Хокинса. Макс оказался вдребезги пьян и пытался помешать осмотреть бараки, едва не проткнул кого-то из членов комиссии вилами. Разумеется, констебль пытался урезонить его, даже пригрозил Максу арестом…