— В таком случае мы обязательно должны принять его приглашение и удостовериться в искренних намерениях мистера Тимоти.

Позже утром Кейт отправилась в сад и стала срывать самые красивые цветы, которые только могла найти, с маленькими бутончиками. Донна вышла на веранду, присела на скамейку и стала раскладывать цветы в три отдельных букетика, а затем перевязала их сложенными вдвое белыми атласными ленточками.

— Хочешь, я пойду с тобой, мама?

Кейт покачала головой.

— Нет, спасибо. Не обижайся, но я хочу прогуляться одна.

— Понимаю.

Кейт понадобилось четверть часа, чтобы дойти до церковного кладбища пешком. Она вошла в открытые ворота и последовала по тропинке, пока не попала в тень тисового дерева, под которым находились три маленькие могилки, каждая со своей собственной надгробной мраморной плитой. Виктория, Ханна и Эдвард. Виктории было десять, Ханне семь лет, а Эдварду — четыре года, когда они заболели корью, и смертельная болезнь забрала их жизни. Когда убитые горем Кейт и Дэниэл вернулись с похорон двух своих дочерей, они обнаружили, что маленький Эдвард умер во время их отсутствия. Как она выжила после утраты троих детей, она не знала, в результате такого потрясения вскоре у нее случился выкидыш. Своего четвертого умершего ребенка она оплакивала долгие годы. После чего женский врач посоветовал ей подождать какое-то время и не беременеть, и ей пришлось последовать его совету.

Шурша бежевой шелковой юбкой, она встала на колени между двумя могилками и нежно, с любовью начала убирать с них листья и сухую траву, которую принес морской ветер, а затем двинулась к третьей. Погруженная в мысли и занятая ухаживанием за могилками детей, Кейт не заметила прохожего, стоящего рядом с воротами кладбища. Когда Кейт очистила все от мусора, она достала и налила свежей воды для цветов из бочки, стоявшей в углу церковного кладбища, взяла маленькие букетики, которые принесла с собой, и нежно поцеловала каждый, прежде чем поставить их на могильные плиты, на которых были выгравированы ангелочки, обозначающие, что здесь покоятся дети. Она не знала, что человек, наблюдающий за ней и ожидающий ее рядом с воротами, чтобы поговорить, отошел подальше, чтобы не мешать ей вспоминать прошлое. Но как только Кейт вышла на узкую тропинку, она встретилась с ним лицом к лицу.

— О, мистер Бартон! — воскликнула она, искренне радуясь встрече с ним. — Я слышала, вы временно сняли дом в Истхэмптоне. Как ваше здоровье?

— О, спасибо, миссис, я прекрасно себя чувствую. А как вы?

Кейт заметила, что он смотрит на нее оценивающим взглядом, и это польстило ей. Она была рада, что надела одну из своих самых красивых шляпок с коричневой кружевной вуалью под цвет бежевого платья. Продолжая любезничать, она неторопливо пошла рядом с ним, интересуясь, как поживают его матушка и батюшка, пытаясь припомнить, сколько прошло времени с тех нор, как они с Дэниэлом в последний раз навещали их в Лондоне.

— Уже прошло десять лет, точно, — заявил он.

— Действительно прошло столько лет?

— Я до сих пор помню, как это было. Я вернулся домой, чтобы побыть пару дней вместе со своими родителями, и застал вас у них в гостях.

— Превосходно, что вы так все хорошо запоминаете.

Как же он мог не помнить? Ему в то время было двадцать лет, и она была первой взрослой женщиной, которая его заинтересовала и привлекла. Как показало время, не последней, но первое всегда остается в памяти.

Они разговаривали обо всем на свете и не касались темы, связанной с причиной его нахождения в Истхэмптоне, пока не дошли до конца тропинки и не остановились на тротуаре главной дороги города, перед тем как разойтись в противоположные стороны.

— Как скоро вы окажете любезность и навестите нас и нашем особняке? — спросила она.

Джош искоса взглянул на нее из-под черных бровей, крепко сжимая губы.

— Я с огромным удовольствием принял бы ваше приглашение, но боюсь, ваш муж вас в этом не поддержит и не обрадуется моему присутствию в вашем доме. Я еще не встречался с ним после того, как вы вернулись из путешествия, но ваш сын предупредил меня, что нужно подготовиться к жестокой борьбе, что касаемо бизнеса, и это держит меня в подвешенном состоянии. Вы сама любезность и доброта, но пока не решатся наши дела, я должен довольствоваться встречей с вами и вашей семьей только у наших общих друзей или в местах, где нам доведется встретиться случайно.

— Вы говорите откровенно, — заметила Кейт, слегка приподняв брови, но тем не менее не обрадовавшись его ответу.

— Это плохо, мадам?

— Нет. Но вы не должны думать, что мой муж будет питать по отношению к вам личную злобу из-за того, что ваши мнения по поводу железной дороги расходятся. То же самое касается и мистера Атвуда, который, можно сказать, служит лишь средством для достижения целей в этом деле. В личностном отношении Дэниэл останется с ним в хороших отношениях, так же, как и с вами. — Она наклонила голову. — Помните, что мой муж был боксером, и неважно, насколько жестоким и свирепым он казался во время боев, но никогда не таил злобу и не мстил. Именно по этой причине его и уважали на ринге. Он справедливый человек.

— Я знаю, мадам. Но пока я не выиграю эту схватку, касаемую железной дороги, как говорил ваш муж, обойдя все препятствия на своем пути, я не могу своим нежеланным присутствием доставлять ему неудобства.

— Вы можете делать так, как считаете нужным. Я просто надеюсь, что все разрешится мирно, дружелюбно и как можно скорее. Мне будет неприятно, если ваши гостеприимные, великодушные родители подумают, что мы избегаем вашего общества.

— Они никогда так не подумают, даю вам честное слово.

— Пожалуйста, передайте им мои самые добрые пожелания, как только снова увидите их.

Он пообещал, что обязательно передаст ее пожелания, и она попрощалась ним, больше не думая об этой встрече.

В другой части города Дэниэл, решив все дела на кирпичном заводе, открыл золотые карманные часы с крышкой и посмотрел, сколько времени. Сейчас, должно быть, идет подготовка в театре. Вчера днем Ричард уже показывал ему новый пирс, и Дэниэл хотел проверить акустику в каждой части зрительного зала, так как ничто не раздражало его больше, чем плохое звучание в театре. В результате ударов кулаками и жестоких избиений на многих боксерских рингах он частично оглох на одно ухо, хотя никогда не признавался в этом ни себе, ни другим.

Он вошел в театр, пересек фойе, оглядываясь по сторонам. Окошко театральной кассы было закрыто. Из зрительного зала доносился женский голос, поющий песню Земфиры, слова стали слышны еще отчетливее, когда одна из дверей распахнулась и из нее вышел молодой мужчина, облаченный в татарский костюм со шлемом и с копьем в руках.

— Здравствуйте, сэр, — поприветствовал его человек в образе всадника. — Я слышал, что вы вернулись, мистер Уорвик.

— Господи! Кто вы? — удивленно спросил Дэниэл.

— Боб Купер, рыбак, у меня судно «Анна-Мария».

— Но почему ты одет в татарский костюм?

— Я разгуливаю в нем по сцене в соответствии со сценарием пьесы. Они так это называют, прогулкой по сцене, но я делаю намного больше. Я метаю копье, марширую и громко пою песни. — Казалось, Боб был не очень доволен такой ситуацией. — Я покончу с этим после представления, но знаю, что мистер Асквис собирается поставить более впечатляющую и яркую пьесу, для участия в которой уже было набрано много местных жителей.

— Так почему же ты сейчас не на сцене?

— Меня послали посмотреть, привели ли лошадь, которая нужна для пьесы. — Он подошел к двери и выглянул на улицу. — Да, вон она! — Боб громко ударил копьем по щиту. — Поспеши! — заорал он во все горло молодому конюху, ведущему послушную белую лошадь к пирсу. — Вы опоздали! — Боб вернулся внутрь. — Мне придется покинуть вас, сэр. Мой выход в следующей сцене.

Дэниэл, направив свой взгляд на лошадь, которую провели в здание, а затем к служебному входу в театр, решил посмотреть на репетицию из ложи, в которой еще не был. Он прошел по темному, едва освещенному коридору, выкрашенному ярко-красным цветом, пока не увидел перед собой белую дверь, которую приоткрыл, и сразу же зажмурил глаза от ослепительного света зажженных огней. Хриплые голоса раздавались со сцены, по которой актеры, одетые в пестрые яркие костюмы, холили вокруг татарской палатки с напыщенным видом и часто жестикулировали. Он уже видел «Мазепу» дважды в других городах и понял, что попал на конец второго акта.