Мэг недоверчиво наблюдала за погодой, думая, что отдыхающие, пребывающие в хорошем настроении, вскоре увидят собственными глазами морской шторм. Она могла чувствовать погоду ушами, глазами, носом. И это было вполне естественно, ведь она не только живет рядом с морем на протяжении многих лет, а еще и каждый день рыбачит на своей лодке. Она точно могла сказать, когда морской бриз, набирая новую силу, закрутит море, и глядя на небо, могла предсказывать погоду. Она знала, уже ощущая ноздрями запах соли, что скоро сильный, бурлящий прилив, полнимая волны, крупными брызгами, состоящими из мельчайших капелек, обрушится на морской берег, и люди, защищаясь от морского бриза, усиливающегося с каждой минутой, в спешке станут накидывать свои шали и заворачиваться в одеяла.

В то время как спускалась вниз по тропинке, подходя к кабинкам для переодевания, Мэг заметила, что некоторые отдыхающие все еще стояли на берегу, но большинство, заплыв довольно далеко от берега, бултыхались в воде. Затем она обратила внимание на яркую, трепещущую от ветра брезентовую палатку, обставленную декорациями, вокруг которой собралась огромная толпа. Мэг поняла, что там показывают кукольное представление «Панч и Джуди». Дамы смеялись, держась за поля соломенных шляпок, а ленточки на головных уборах детей колыхались и развевались в воздухе.

А у Люси был шестой по счету урок плавания, который, по словам Эмми, был последним, так как Люси приобрела необходимые навыки, перестала бояться воды, превосходно плавала на спине и отлично держалась на плаву.

— Хорошо. А теперь поплавай еще, — монотонно произнесла Эмми, привыкнув отвечать именно так своим многочисленным ученикам. Она смотрела по сторонам, и ее взгляд остановился на нескольких дамах, качающихся на волнах недалеко от нее, одна из которых забралась слишком глубоко, и от страха с ней чуть не случился истерический припадок, благо другая леди позвала на помощь мистера Джека Робертсона. Эмми нахмурилась, заметив, как Мэг подходит в краю волы, ее суровый взгляд говорил о том, что случилось что-то нехорошее.

Оставив плавающую Люси, женщина с трудом стала пробираться к берегу, от ее длинной юбки темно-синего саржевого платья во все стороны летели брызги. Но для спасательницы это было традиционным видом одежды, на ней также была соломенная шляпка, совсем пожелтевшая и выгоревшая от соли и солнца, а на ленточке, повязанной вокруг шляпки, большими буквами было вышито ее имя.

— Ну? Что случилось? — спросила она у дочери в тот момент, как вышла на берег.

— Мои серебряные пуговки! — чуть не закричала Мэг. — Они пропали! Их нет! И только один человек мог украсть их…

— Бен. — Эмми спокойно положила сморщенные от воды руки на бедра. — Я отдала пуговицы ему, чтобы он их продал. Ему дали за каждую по пять шиллингов. Я положила деньги за них в банку из-под чая и поставила в комод, но совершенно забыла тебе об этом сказать.

Мэг была ошеломлена, не зная, чему больше возмущаться — наглости своей матери, которая не только без спроса взяла ее личную вещь и отдала Бену, чтобы тот продал, или той скудной прибыли, которую они за них получили.

— Десять шиллингов! Мошенничество! Они стоят намного больше! Я думаю, за каждую ему дали по десять шиллингов, и эти деньги он прибрал к рукам! — Девушка сорвала голос и захрипела. — Как ты могла так поступить, даже не спросив меня?

Эмми была непоколебима.

— Поверь, я знаю, как лучше.

Мэг разозлилась:

— Да он настоящий подонок! Я знаю! Мы должны избавиться от него! Пусть убирается!

— Послушай, он никуда не пойдет, — упрямо сказала Эмми, резко дернув подбородком. — Я тебе уже об этом говорила. Поскольку это в моих интересах, он может оставаться в нашем доме сколько захочет. — Вспышка удовлетворения сверкнула в ее глазах. — Дело в том, что мне даже очень нравится, что в доме появился мужчина.

Мэг застонала и резко бросилась к тропинке. Губы Эмми застыли в легкой улыбке, она повернулась, чтобы узнать, наплавалась ли Люси вволю и готова ли выйти на берег. Эмми помогла девушке выбраться из воды и проводила ее к кабине для переодевания.

Когда Люси вытерлась и переоделась, сама затянув на себе корсет, как она всегда и делала, хотя это входило в обязанности Эмми, заколола гребнем волосы, смотрясь в круглое зеркальце, висевшее на стене, и пригладила несколько еще сырых торчавших завитков. Трудно было сохранить равновесие, так как запряженная в телегу лошадь тянула кабинку подальше от воды на сухой берег, но сейчас дребезжание цепей говорило о том, что лошадь остановилась и ее распрягали. Люси сняла с деревянного гвоздика свою сшитую из гобеленовой ткани сумку, которая колыхалась при движении скрипящих колес, положила расческу рядом с нотами новой мелодрамы из репертуара Асквиса и его команды, которую собирались поставить в театре после «Мазепы». Потянув задвижку и отворив дверь, она остановилась, увидев, что за несколько минут ее переодевания прилив незаметно подкрался к ступенькам кабинки, и для того, чтобы спуститься вниз, придется намочить туфли.

Но со стороны аллеи раздался знакомый голос.

— Не двигайся! Я помогу тебе! — Это Тимоти стремительно бежал вниз по тропинке, его мешковатая куртка раздувалась на ветру, открывая шелковую подкладку, а волосы блестели на солнце, как золотые соверены. Он не замедлил шага, пока не подбежал прямо к порожкам кабинки, радостно улыбаясь Люси.

— Готова? Тогда вперед! — Он опустил ногу на нижнюю ступеньку, взял девушку за тонкую талию своими сильными крепкими руками и, слегка приподняв, перенес на сухой песок. Она оперлась на него, чтобы не упасть, когда встала на песок, а он уже обнимал ее за плечи.

— Моя дорогая, дорогая Люси. Я хочу сказать тебе что-то удивительное.

— Что же? — Она поднялась на цыпочки в предвкушении радостного известия.

— Не здесь. — Тимоти посмотрел по сторонам и увидел, что много народу наблюдает за ними. — Давай уйдем подальше от глаз этих людей, пойдем прогуляемся по берегу.

Они пошли в восточном направлении. Тимоти торопливо шел рядом с Люси, держа ее за руку, так как она практически бежала, немного прижимаясь к нему. Они оба заливались смехом, как только девушка начинала умолять его рассказать, а он вертел головой в стороны снова и снова, наслаждаясь отсрочкой новости, которая приведет ее в восторг. Только после того как они прошли под крутыми склонами утесов, мимо останков корабля, обросших ракушками, рядом со скалами, образующимися наслоением горных пород, заслоняющими и скрывающими курорт в изгибе бухты, Тимоти остановился и взглянул на нее, беря за вторую руку.

— Теперь ты можешь послушать, что я хотел тебе сказать. — Он все еще улыбался, но выражение его лица с каждой секундой становилось серьезнее, а Люси с нетерпением ждала его новость. — Я отклонил предложение «Железнодорожной компании». Я написал Джошу Бартону, что он не получит от меня ни земли моего имения, ни дополнительной территории для строительства станции, которую он все же хочет возвести, несмотря на окончательный отказ мистера Уорвика. — Он перевел дыхание и глубоко вздохнул. — Я продаю свою усадьбу. Имение Атвудов и прилегающая к нему территория останутся целыми и невредимыми.

Ее губы раздвинулись, но голос, казалось, покинул ее, хотя лицо четко отражало все эмоции, которые она в данный момент переживала.

— Я люблю тебя.

Это были именно те слова, которые он надеялся от нее услышать, но он думал, что признается Люси в своей безграничной любви первым.

Тимоти приблизился к ней.

— Я тоже люблю тебя, Люси. Всем сердцем. Я прошу тебя, стань моей женой. Особняк никогда не станет для меня настоящим домой, если в нем не будет тебя. Скажи мне, что выйдешь за меня.

Беря в жены пианистку, играющую в театре, и продавая свою усадьбу в Бедфордшире, Тимоти Атвуд знал, что навсегда испортит отношения и семьей, но это его ничуть не волновало. Так или иначе, но он знал, что потерял бы Люси вместе с продажей «Железнодорожной компании» особняка и прилегающей к нему территории, которую Джош хотел использовать под застройку железной дорогой, и он гордился своим поступком, совершенным ради возлюбленной, зная, что это было самым лучшим доказательством его любви и привязанности. Но она сомневалась и не могла дать ему однозначного ответа, который он надеялся услышать, и ужасная тревога охватила Тимоти.