Родерик больше не пытался ничего сказать. Он считал Мэри-Бет неуверенной особой, да еще несколько дней назад она была именно такой, и не понимал, как можно столь кардинально измениться за такой короткий срок.

А Мэри-Бет решительно прошагала к двери и, широко распахнув ее, сказала:

— Прощай, Родерик!

***

Таунхаус семейства Декруа сотрясся от радостного девичьего визга.

Мэри-Бет со снисходительной улыбкой взирала на племянницу, прижимающую к груди афишный лист с автографом Винченцо Бальдуччи. Любовь к классике была в крови у всех представителей семейства Декруа, а у этой малышки присутствовал еще и небывалый талант.

Моника не пошла на поводу у современной музыкальной культуры, и с возрастом ее страсть к классике не притупилась, лишь стала еще сильнее. Мэри-Бет знала, что для племянницы ее подарок будет поистине бесценным. Вдруг девочка, словно опомнившись, бросилась к тетке, крепко обняла ее, изливая поток благодарностей и клянясь в вечной любви.

Вдруг дверь в музыкальную комнату распахнулась, и в помещение влетел встревоженный Милдс. Мэри-Бет впервые видела, что дворецкий утратил свою привычную невозмутимость.

— У нас все хорошо, просто Никки очень понравился подарок, — пояснила она.

— Понятно, — буркнул мужчина и степенно удалился.

Похоже, его смутила собственная несдержанность. По словам Никки, Милдс все время разыгрывает из себя этакого стоика. И то, что всегда невозмутимого дворецкого поверг в панику девичий крик, могло быть смешным, если бы все это не выглядело так необычайно мило.

Следующей на пороге возникла Даниэлла: в халате, не накрашенная — она даже волосы не расчесала. Ее хмурое и чуть помятое лицо свидетельствовало о том, что хозяйка дома только встала с постели, хотя полдень уже давно миновал.

— Неужели, мы тебя разбудили, Элла? — Моника, глядя на мачеху, невинно хлопала глазами.

— Мы?! — опешила Мэри-Бет. Но кто ее слушал?

— Что это был за жуткий крик?

Даниэлла потерла переносицу, пытаясь прийти в себя. Будучи хирургом, она умела быстро просыпаться, если, конечно, не кутила всю ночь напролет.

— Элла, представляешь, тетя принесла мне автограф самого Винченцо Бальдуччи! — в голосе одиннадцатилетней девочки прозвучал неподдельный восторг. Даниэлла, не такая страстная любительница классической музыки, лишь вздохнула. А Моника взахлеб продолжала: — Ты знаешь, что он в шестнадцатилетнем возрасте получил первую премию Бузони*. Там участвуют только профессионалы.

— А тетя не сказала, что хорошо знакома с твоим кумиром? И в разговоре запросто называет его по имени?

Мэри-Бет прищурилась, пытаясь разгадать подоплеку вопроса: изощренная месть Даниэллы за то, что ее разбудили, или же невестка всего лишь пытается поддержать разговор?

— Правда?! — Моника смотрела на тетку широко раскрытыми глазами, и Мэри-Бет поняла, что ее рейтинг взлетел едва ли не до небес.

— Да, — ответила она, радуясь, что хоть Моника не станет выяснять интимные подробности ее знакомства с Винченцо.

Зато девочку интересовало все остальное. Вопросы вылетали со скоростью звука, и Монику даже не смущало, что тетя не отвечает. Допрос продолжался. Где и как познакомились? Какой он вблизи? Есть ли у него акцент? Нравится ли ему, когда его называют Энцо? И еще много всяких мелочей.

Мэри-Бет пристально оглядела невестку, склоняясь к версии, что это все же была месть за беспричинно прерванный сон. Однако Даниэлла пожала плечами и покинула комнату.

Моника нетерпеливо потянула тетку за рукав, пытаясь вернуть себе ее внимание. Девочка хотела узнать все-все о знаменитом пианисте.

Вдруг Мэри-Бет посетила замечательная мысль. Племянница жаждала попасть на выступление братьев Бальдуччи, но в качестве наказания за какой-то давний проступок (жалуясь на деспотизм отца, Моника не соизволила поделиться подробностями) ее лишили возможности реализовать эту давнюю мечту.

А у Мэри-Бет имелось два билета на сегодняшний концерт: отдавать второй Родерику она не собиралась, поэтому могла взять с собой племянницу. Мэри-Бет надеялась, что ей удастся выбить у Саймона амнистию на оставшиеся три недели из двухмесячного запрета на любые развлечения дочери. Если же нет — она собиралась взять в сообщницы Даниэллу, которой (по рассказам Моники!) удавалось настоять на своем в большей части супружеских противостояний.

Мэри-Бет поделилась планами с племянницей — и очередной вопль сотряс дом.

На этот раз никто не явился узнать, что послужило его причиной.

Гл. 8

Первое отделение концерта по праву старшинства открыл Винченцо. Он сыграл «Времена года» Чайковского, отдавая дань уважения гению-композитору и выказывая почтение удивительному по своей акустике и биографии месту.

Во втором отделении уже Витторино впечатлял своими талантами, подарив слушателям современную аранжировку первых двенадцати каприсов Паганини.

В третьем отделении был представлен дуэт братьев Бальдуччи: Винченцо сидел за традиционно черным «Стейнвейем» , а Витторино, как было написано в программке, играл на скрипке, сделанной самим Джузеппе Гварнери.

Особенно Мэри-Бет понравилось исполнение вокализа Рахманинова.

А в четвертом отделении снова выступал Винченцо. Он представил на суд слушателей свое авторское произведение. Итальянец, как всегда, поразил слушателей своей игрой — эмоциональная отдача во время выступления у него была возведена в некий культ. Казалось, что Винченцо Бальдуччи — это музыка, а музыка — это Винченцо Бальдуччи.

Но старший из братьев не уставал удивлять публику. Как оказалось, мощь таланта Винченцо не имела границ: кроме одаренного пианиста, еще существовал и гениальный композитор.

Зал ловил каждый звук, каждый пассаж. А Винченцо, колдуя над клавишами, то таился в обманчивом пиано, проникая звуком под кожу, то взрывался, уходя в стаккато, чтобы затем снова откатиться нежной волной.

В тишине растворились последние аккорды, секундная заминка и под высокие своды большого зала Карнеги-холла вознеслись бурные аплодисменты. Публика поднялась, желая отдать должное таланту Винченцо Бальдуччи. Находясь под впечатлением услышанного, Мэри-Бет, продолжая рукоплескать, тоже вскочила.

После восторженных «браво» и настойчивых «бис», Винченцо сыграл «Бурю» Бетховена и «В пещере горного короля» Грига: произведения были исполнены в джазовой манере, и зал снова взвыл от восторга. Под конец братья совместно исполнили Девятую сонату Бетховена.

Бальдуччи откланялись. Покинули сцену. Все, концерт окончен. Лишь одинокий «Стейнвей» своим присутствием напоминал о недавнем действе.

Бурный восторг публики не стихал: ценители музыки, потихоньку пробираясь к выходу, эмоционально делились впечатлениями. Мэри-Бет взяла племянницу за руку и повела в противоположном направлении, к сцене.