Она не только не ответила, но даже не удостоила его взглядом и продолжала шагать по обочине. Ее ярко-красный плащ с капюшоном отчетливо выделялся на фоне унылого, серого дня.
- До дома еще десять миль.
- Я каждый день пробегаю по десять миль.
- Но не в такую же погоду.
Она обернулась.
- А мне нравится гулять под дождем. И вот еще что, мистер Всезнайка-Морино! Поговорите с механиком после того, как техпомощь вытащит машину из канавы. Он вам объяснит, что у меня отказали тормоза. И скорость я не превышала.
- Отказали тормоза?!
- Да, причем сразу же. Видно, хваленые германские автомобилестроители не настолько хороши, как принято считать. - Отвернувшись, она снова зашагала вдоль дороги.
Но это же просто смешно! Не может же он ехать за ней до самого поместья. Витиевато выругавшись вполголоса, Редклифф притормозил у обочины шоссе, на котором, кроме них, никого больше не было, и вышел из машины.
Услышав, как сзади хлопнула дверца, Джоанна обернулась. Сделав несколько размашистых, решительных шагов, он нагнал ее, собираясь сгрести в охапку и отнести обратно в машину. Если надо, он прикрикнет, а то и применит силу.
- Уходи. Оставь меня в покое, - заявила она раздраженно.
- Черта с два! - огрызнулся он. Еще немного - и она окончательно выведет его из себя. - Садись в машину.
Но не успел он схватить ее за руку, как Джоанна удивила их обоих. Широко размахнувшись, она врезала ему по челюсти.
- Я сказала, оставь меня в покое! - крикнула она, но порывом ветра ее слова отнесло далеко в сторону.
Его терпению пришел конец. Не обращая внимания на боль в челюсти и капли дождя, стекавшие по лицу, он ухватил ее за отвороты плаща и потянул на себя.
- Хватит! - крикнул он. - Я сыт по горло этим дурацким фарсом.
Будь на ее месте менее сильная духом женщина, она бы испугалась свирепого выражения, застывшего в его потемневших глазах. Но Джоанна, тряхнув головой так, что капюшон свалился назад и она осталась стоять с непокрытой головой под проливным дождем, решительно и сердито воззрилась на Редклиффа, буравившего ее злым взглядом.
- Какой еще фарс?
- Для начала подумай о том, как я сижу у себя в кабинете, вдыхаю аромат твоих духов и пытаюсь сосредоточиться на фактах и цифрах, хотя только и думаю о том, что на тебе надето под этими сексуальными нарядами, которые ты взяла за правило носить вместо строгих деловых костюмов в мелкую полоску, полагающихся преуспевающей в делах женщине. Я сыт по горло теми одинокими ночами, которые провожу, лежа в постели и думая о тебе, о том, что ты так близко и в то же время так далеко, что добраться до тебя нет никакой возможности… и пытаясь догадаться, что ты делаешь. Или, еще хуже, думая о том, с кем ты сейчас. Я не могу спокойно вспоминать ту ночь, когда держал тебя в объятиях и желал, чтобы Бог дал мне силы остановить время. Мне надоело ложиться спать, когда я хочу тебя так, что у меня болит низ живота, а каждое утро принимать холодный душ, чтобы совладать со своим чертовым членом, который встает от того, что ты снишься мне по ночам. А больше всего меня терзает мысль, что я провел все это время в бесплодных мечтах о нашей близости, укоряя себя за то, что не занялся с тобой любовью, когда у нас была такая возможность. Я хочу тебя больше, чем какую-либо другую женщину в своей жизни. Но, поскольку я люблю тебя больше, чем когда-либо любил другую женщину, я изо всех сил старался не причинить тебе зла. Какие добрые, благородные намерения! И что я в результате получил? Удар в челюсть от вздорной, упрямой особы, которой не хватает здравого смысла даже на то, чтобы не стоять под дождем!
Судя по всему, он окончательно вышел из себя. Джоанна, наконец воочию увидевшая темперамент, который, как она всегда подозревала, скрывался под внешним спокойствием Редклиффа, так бесившим ее, вскинула голову и изумленно уставилась на него. По логике вещей, столь бурное проявление эмоций должно было испугать ее. Но, зная, что Редклифф никогда не позволит себе причинить ей зло, она ощутила ни с чем не сравнимый восторг.
Он склонил голову к ее лицу, и у Джоанны вырвался радостный крик. Губы его слились с ее губами в страстном, упоительном поцелуе. Она ответила - ненасытно и жадно.
Прижавшись друг к другу, они не обращали внимания на продолжавшийся дождь и осыпали друг друга жаркими поцелуями. Они были всецело захвачены каким-то неодолимым, вечным, первобытным чувством. Чувством, бороться с которым было уже невозможно.
- Если только мир не перевернется, - она с трудом перевела дух, - мы пропали.
- Нет, мир не перевернется. - Редклифф снова страстно приник к ее губам, плотно прижимая ее к себе.
Его пронзило желание овладеть ею прямо здесь, сейчас, на обочине дороги. Погрузить свое пульсирующее орудие прямо в ее шелковистую разгоряченную плоть. Глубоко, потом еще глубже…
Именно этого она от него и ждала. Этого и еще большего.
- Ты хотя бы представляешь себе, как давно я хочу тебя? - спросил он.
- Давно? - У нее вырвался сдавленный смешок. Непонятно, чего в нем было больше: искушения или обещания.
- Я хотел тебя всегда, с первой встречи. - Непонятно, чего в его ответе было больше - изумления или уверенности.
Джоанну затопила волна страстного желания - такая необоримая и жаркая, что она удивилась, почему от ее разгоряченного тела до сих пор не идет пар. Она осыпала его изумительно красивое лицо страстными, жадными поцелуями. Она продолжала целовать его, когда он взял ее на руки и понес к машине.
Опустив ее на заднее сиденье, он нетерпеливыми руками расстегнул на ней плащ и лег сверху. Его плоть затвердела, а движения ее бедер под его изнывающим от желания телом распалили его так, что ему показалось - еще немного, и он кончит, не овладев ею.
Внутренний голос совести, затаившийся в глубинах его подсознания, предпринял последнюю робкую попытку быть услышанным. Опершись на локти, Редклифф чуть привстал. Джоанна зарделась румянцем, напоминавшим лепестки роз в оранжерее Милдред. Губы ее раскрылись, спутанные мокрые волосы мягко светились, глаза горели ярким золотистым огнем.
Он вновь поймал себя на мысли, что она - самая ослепительная женщина из всех, кого он когда-либо встречал. Но тут ему вспомнилась бабушка, часто повторявшая, что истинная красота - это не только красивая внешность, в чем он убедился на горьком опыте своего брака с Памелой. Но у Джоанны истинная красота, подумал он, - затаенная, внутренняя красота, благодаря которой она будет выглядеть так же потрясающе и в день своего столетия.
- Я не хочу причинить тебе зло, - повторил он.
Вся во власти древнего, первобытного желания, Джоанна превратно истолковала его слова.
- Все будет в порядке.
Он решил предпринять последнюю попытку.
- Я не могу дать тебе того, что ты хочешь, Джанни. Того, что ты заслуживаешь.
Она улыбнулась. На ее губах заиграла та самая улыбка роковой женщины, которой обольстительные русалки с незапамятных времен завлекали мужчин в свои сети.
- По-моему, тут ты ошибаешься, - проворковала она.
Качнув бедрами, она прижалась ими к его джинсам, потом потянулась к молнии, но Редклифф перехватил ее руку и поднес к губам.
- Я не это хотел сказать. - Он поцеловал ее мягкую, нежную ладонь. - Ты заслуживаешь мужчины, с которым сможешь быть счастлива в будущем.
Она не хотела об этом думать. Во всяком случае не сейчас. Не сейчас, когда все ее тело горело, словно в огне.
- Ты слишком много говоришь.
Запустив пальцы ему в волосы, она привлекла его к себе и подарила ему еще один долгий, упоительный поцелуй.
- Я не желаю думать о будущем, - решительно прошептала она, прижимаясь к его лицу губами. - Сейчас я думаю только о нас с тобой. И еще о том, как сильно я хочу тебя.
На протяжении многих месяцев он подавлял в себе страсть. Боролся с нею. Он больше не в состоянии бороться с самим собой!
К черту последствия! Редклифф сдался под напором ее голоса, дрожащего от такой же еле сдерживаемой страсти. Соблазнительные движения ее бедер, ее губы, так маняще тянущиеся к его губам… Он отступил перед тем, что неминуемо должно было случиться.