Я выбрала два пончика с бостонским кремом и прихватила несколько салфеток. Когда я вышла, то увидела Джо Морелли, лениво опиравшегося на мою машину. Я знаю Морелли всю жизнь. Сначала как распутного ребенка, потом как опасного подростка. И, наконец, как парня, который в возрасте восемнадцати лет однажды после работы сладкими речами освободил меня от нижнего белья, завалил на пол за шкафами с эклерами и избавил от девственности. Сейчас Морелли был копом, и единственный путь в мои трусики был бы под дулом пистолета. Он работал в отделе нравов, и у него был вид, что он много знает об этом не понаслышке. На нем были выцветшие «левайзы» и синяя футболка. Волосы не мешало бы постричь, а тело было совершенным. Стройное и мускулистое с лучшей в Трентоне задницей… может, и во всем мире. В этот зад хотелось впиться зубами.

Не то, чтобы мне суждено было погрызть Морелли. За ним водилась досадная привычка вторгаться в мою жизнь, чертовски раздражать меня, а затем исчезать в лучах заката. С вторжением и исчезновением я не могла ничего поделать. Но с раздражением кое-что было в моей власти. Отныне Морелли - эротика нон грата. «Смотри, но не трогай» - вот мой девиз. И пусть держит свой язык при себе.

В качестве приветствия Морелли расплылся в ухмылке.

- Ты ведь не собираешься одна съесть оба пончика, а?

- Таков был план. А ты что здесь делаешь?

- Проезжал мимо. Увидел твою машину. Дай, думаю, помогу тебе справиться с бостонской начинкой.

- Как ты узнал, что там бостонский крем?

- Ты всегда берешь пончики с бостонским кремом.

Последний раз я видела Морелли в феврале. Только что мы пребывали в клинче на моем диване, и рука его на моем бедре была на полпути к цели, как в следующий момент звонит пейджер, и Морелли исчезает. Чтобы не показываться пять месяцев. И вот сейчас он здесь… принюхивается к моим пончикам.

- Давненько не виделись, - заметила я.

- Работал под прикрытием.

Ага, как же.

- Ладно, - признал он. – Я мог бы позвонить.

- Я думала, может, ты умер.

Улыбка его стала шире:

- Принимаешь желаемое за действительное?

- Ты мерзавец, Морелли.

Он вздохнул:

- Так ты не собираешься делиться пончиками, правильно я понял?

Я залезла в машину, захлопнула дверцу, со скрежетом выехала с парковки и направилась домой. К тому времени, когда я добралась до квартиры, оба пончика были съедены, а я почувствовала себя гораздо лучше. И стала размышлять о Новики. Она была на пять лет старше Кунца. Окончила школу. Дважды побывала замужем. Детей не было. Фото продемонстрировало мне неряшливую блондинку со взбитой копной а-ля Джерси, с кучей косметики на лице и худую, как скелет. Она щурилась от солнца и улыбалась, одета была в туфли на четырехдюймовых каблуках, тесные черные брючки и кофту с V-образным вырезом, достаточно глубоким, чтобы выставить ложбинку. Мне почти мерещилась на ее спине надпись « Хочешь развлечься? Позвони Максин Новики».

Наверно, она сделала в точности, о чем говорила. Дескать, подверглась стрессу и смоталась в отпуск. Возможно, мне не стоит напрягаться, поскольку однажды она вернется домой.

А что насчет квартиры? Квартира не давала покоя. Эта квартира говорила мне, что у Максин проблемы покруче, чем просто привлечение к суду за кражу машины. О квартире лучше не думать. Эта квартира только мутит воду и не имеет ничего общего с моей работой. Моя работа проста. Найти Максин. Привести ее.

Я закрыла «CRX» и пересекла стоянку. Когда я появилась, из задней двери вышел мистер Ландовски. Мистеру Ландовски было восемьдесят два года, и как-то с годами грудь его усохла, и сейчас он вынужден был натягивать брюки до подмышек.

- Ой, - произнес он. – Какая жара! Не могу дышать. Кто-то должен с этим что-то сделать.

Я предположила, что он толкует о Господе.

- А этот метеоролог из утренних новостей. Его следует пристрелить. Как я могу выйти на улицу в такую погоду? И потом в такую жару они устраивают в супермаркетах холод. Жарко, холодно. Жарко, холодно. У меня от этого понос.

Какое счастье, что у меня есть пистолет, потому что, когда я стану такой же старой, как мистер Ландовски, то пущу себе пулю в лоб. Как только впервые подхвачу понос в супермаркете, так и пущу. БАЦ! И со всеми проблемами покончено.

Я доехала на лифте до второго этажа и позволила себе войти в квартиру. Одна спальня, одна ванная комната, гостиная, одновременно столовая, не вдохновляющая, но вполне пригодная кухня, маленькая прихожая с вешалкой, чтобы вешать пальто, шляпы и оружейные ремни.

Мой хомячок Рекс бегал по колесу, когда я вошла. Я рассказала ему, как прошел день, и попросила прощения, что не приберегла ему пончиков. Та часть рассказа, что касалась пончиков, похоже, его разочаровала, посему я покопалась в холодильнике и вылезла с несколькими виноградинами. Рекс виноградины принял и исчез в банке из-под супа. Жизнь чрезвычайно проста, когда ты – хомяк.

Я убралась в кухню и проверила сообщения на автоответчике.

- Стефани, это твоя мама. Не забудь про обед. Я приготовила прекрасного жареного цыпленка.

Субботний вечер, а у меня обед с цыпленком у родителей. И не в первый раз. Уже ставшее традицией еженедельное событие. У меня не было личной жизни.

Я потащилась в спальню, плюхнулась на постель и понаблюдала, как минутная стрелка ползет по циферблату наручных часов, пока не настало время ехать к родителям. Мои родители обедают в шесть. Ни минутой раньше, ни минутой позже. Вот так. Обедай в шесть, или жизнь твоя кончена.

* * * * *

Родители живут в узком двухквартирном строении на узком участке узкой улицы в жилой части Трентона, именуемой Бург. Когда я появилась, матушка уже ждала в дверях.

- Что это ты так вырядилась? – поинтересовалась она. – На тебе совсем нет одежды. Как можно в этом ходить?

- Это трикотажная штучка с бейсбольной командой «Молнии», - пояснила я ей. – Я поддерживаю местный спорт.

Позади матушки высунулась бабуля Мазур. Бабуля Мазур переехала жить к родителям вскорости после того, как дедуля отправился на небеса обедать с Элвисом. Бабуля воображает, что ее возраст вне всяких условностей. А папаша считает, что ей давно пора на свалку.

- Мне тоже нужна одна из таких трикотажных штучек, - заявила Бабуля. – Спорим, за мной потянется хвост мужиков во весь квартал, если я натяну нечто подобное.

- Стива, владелец похоронного бюро, - пробормотал папаша из гостиной, уткнувшись носом в газету. – Со своей рулеткой.

Бабуля уцепилась за мою руку своей клешней.

- У меня для тебя припасено развлечение. Погоди, увидишь, что я заготовила.

Газета в гостиной опустилась, и брови папаши поползли вверх.

Матушка осенила себя крестным знамением.

- Может, тебе стоит мне рассказать сначала, - обратилась я к Бабуле.

- Хотела устроить сюрприз, но, думаю, что могу посвятить тебя в это. Тем более, что он будет здесь с минуты на минуту.

В доме воцарилось гробовое молчание.

- Я пригласила на обед твоего ухажера, - добавила Бабуля.

- У меня нет никакого ухажера!

- Ну, сейчас уже есть. Я все устроила.

Я развернулась и направилась к двери:

- Все, я ухожу.

- Ты не можешь так поступить! – завопила Бабуля. – Он будет так разочарован. У нас была приятная долгая беседа. И он сказал, что ему не важно, что ты отстреливаешь людей, чтобы выжить.

- Я и не стреляю в людей, чтобы выжить. Я почти не стреляю в людей.

Мне хотелось биться головой о стену.

- Ненавижу «свидания вслепую». «Свидания вслепую» такая гадость.

- Не может быть большей гадостью, чем тот паршивец, за которого ты вышла замуж, - заявила Бабуля. – Это фиаско могло только одним закончиться.

Она была права. Мое скоротечное замужество потерпело полный крах.

Раздался стук в дверь, и мы все повернули головы и уставились в сторону прихожей.

- Эдди Кунц, - раскрыла я рот от удивления.