Ныне в Албании стремятся возобновить леса. С большими трудностями высаживают на склонах молодые деревца. Но против человека и лесов здесь стоит коза.

Она нередко одерживает верх над молодыми лесочками-посадками, обгладывая каждый побег, каждый кустик, едва они зазеленеют. Либо энергично обновить леса и приостановить, таким образом, высыхание и смыв почвы, либо обеспечить деревню мясом и молоком — эти проблемы еще ждут своего решения.

Прямо над городком Дермиу, вырастая почти из моря, возвышается хребет Чика, вершины которого достигают двух тысяч метров. Перед самым Дермиу мы проезжаем по высокому мосту через реку, в которой сейчас нет ни капли воды. Но по ширине русла не трудно представить, что бывает, когда наступают весенние разливы и река наполняется. Отродясь не видели мы таких огромных валунов, таких глыб, сглаженных лавиной вод и камней. Человек в этом русле выглядит крошкой, а сама река кажется созданной руками Гулливера.

Точно такое же впечатление оставляет и Дермиу. Город расположен прямо на склоне, дома громоздятся друг над другом, подобно ласточкиным гнездам, прилепившимся под карнизом. У нас есть камера для съемок широкоугольным объективом, однако здесь ее пришлось бы повернуть на девяносто градусов и снимать вид в высоту, в его неправдоподобной вертикали.

Молодой милиционер, неплохо говорящий по-итальянски, ведет нас на площадь — слегка расширяющуюся часть дороги над пропастью — и показывает Доску почета. На ней — диаграммы, рассказывающие о выращивании винограда, хлопка, зерновых, олив и о разведении овец, коз и крупного рогатого скота. Под диаграммами — фамилии передовиков. Девятнадцать из них — женщины и только трое — мужчины.

— Как же так? — удивившись, повторяет наш вопрос милиционер. — Это у нас вполне нормальное явление.

— Ну нет! Кровная месть и кулы здесь ни при чем! — это говорит один из слушателей, которым милиционер переводит нашу «дискуссию» с итальянского на албанский. — Мы основательно взялись за дело — от овец к автомобилям!

Оказывается, треть мужчин в Дермиу работают шоферами. Еще совсем недавно они пасли овец на этих склонах. А сегодня научились разбираться в моторах.

Проектировщикам горных дорог выбирать особенно не из чего. Либо они должны избегать постоянных лавин, осыпей и оползней на склонах, либо — в долинах — остерегаться бурных разливов горных рек и потоков. Поэтому в первом случае трассу ведут по горным хребтам, во втором — точно придерживаются горизонталей и сооружают громадные арки мостов.

На албанской Ривьере избрали первый способ, и дорога то ползет у моря, то, преодолевая отчаянный подъем, взбирается по гребням, то снова падает вниз. Такие предостережения, как «опасный спуск», не являются здесь редкостью, еще чаще возле дороги встречается надпись «крутой поворот». Зато по сторонам дороги — приветливый и богатый край: дубы и кипарисы

чередуются со смоковницами, апельсиновыми и лимонными деревьями. Кое-где тянутся виноградники, то и дело попадаются орех и гранатовые деревья.

Под вечер перед нами открывается широкая приморская равнина. А спустя полчаса появились огни Саранды; съезжаем по пологому склону, стрелка высотомера останавливается на нуле.

— Так я и знал, кронштейн дал трещину. Это на полдня работы, — слышится из-под машины голос Ольды.

Синяя машина подкатила минут через десять. Результат поездки по Ривьере у нее был точно такой же: требовался ремонт.

Филология, геология, кнедлики

Погода ясная: сегодня с утра на небе ни облачка, дожди минувших дней основательно прополоскали воздух, и он предельно чист. В бинокль отчетливо виден южный берег Поградецкого озера, удаленный от нашего лагеря на двадцать километров. Северное побережье закрыто уходящей в озеро косой с селением Лини. Зато до противоположного берега — рукой подать; кажется, можно прыгнуть в воду и доплыть туда. Но в действительности до югославского города Охрида, согласно карте ровно пятнадцать километров. Здесь, на берегу, мы и разбили свой лагерь.

Мы отправляемся на близлежащие хромовые и железные рудники в Пишкаши. Неподалеку от них группа чехословацких геологов проводит изыскательские работы. Это место называется...

— Попробуйте произнести это как отдельные согласные, но не так, как читается в алфавите «пэ-эр-энь-зе», — внушает нам наш переводчик Наси. — Надо произнести их раздельно: «п-р-нь-з». Ну вот, отлично!

Итак, мы умеем произносить это слово и едем в те места, которые поставили Албанию на пятую ступеньку в мире по добыче хромовой руды. «Газик» карабкается по головокружительным склонам, но вскоре начинается такая круча, что даже машине высокой проходимости не одолеть подъема, и мы продолжаем путь пешком. Около буровых вышек сейчас тишина, люди ушли на обеденный перерыв. В деревянном ящике лежат извлеченные из скважины керны. Результаты многообещающие, и в скором времени эти места начнут сотрясаться от взрывов и рева грузовиков.

Гора в Пишкаши похожа издали на Столовую гору над Кейптауном — такой ровный у нее гребень. Но снизу она вся изрыта, в ее красно-буром нутре роются экскаваторы, добывая тонны драгоценной руды, больше чем наполовину состоящей из металла. Рудный пласт уходит под долину, становясь чем глубже, тем толще. Длинной чередой подходят грузовики с прицепами — это чехословацкие «шкоды». Погрузка идет без передышки.

Мы торопимся, чтобы успеть закончить съемки до сумерек. Больше двух часов потеряно из-за того, что производились взрывные работы. Сейчас на основную территорию разработок уже надвинулась тень от Столовой горы. Но нам во что бы то ни стало нужно завершить съемки сегодня.

Уже в сумерках мы возвращаемся в Поградец вместе с ведущим геологом инженером Папоушеком и буровым мастером Грушкой.

— А знаете что, — говорят они на прощанье, — приезжайте к нам в воскресенье обедать. У нас будет ростбиф с кнедликами.

И вот в воскресенье мы сидим у Папоушеков, дополняем наши знания о добыче руды, расспрашиваем, каким образом возникло карстовое Поградецкое озеро, как из бесчисленного множества микроскопических организмов, в чьих телах содержался кремний, образовались красивые камни, на которые мы натолкнулись в долине реки Ксерия, и наслаждаемся сочным ростбифом с отличными кнедликами.

«Мудрое» озеро

О зеро — как сама жизнь: один его день не похож на другой.

Просыпается озеро с зарей, до завтрака любезничает с кудрявыми облачками, выглядывающими из-за противоположного берега, а потом ведет себя в зависимости от настроения. То закутается в туман, то открывает свое зеркало тростникам, позволяя им любоваться живым волнистым отражением своих стройных тел. Бывает, что озеро упрямо хнычет, словно капризное дитя.

Ярослав Новотный не обращает внимания на эти капризы. Мы собираемся ехать в Поградец, а озеро роняет упрямые слезы. Однако Ярослав, не говоря ни слова, сует за сиденье свою верную «лейку»: мол, посмотрим! К вечеру, когда возвращаемся домой, оказывается, что озеро выплакалось. Теперь оно кокетничает с надменными облаками, поднявшимися на головокружительную высоту, и лишь ждет того мгновения, когда солнце спрячется за албанские горы, чтобы покрасоваться в красках заката.

Ну, вот и настал подходящий момент. Скорее взять в кадр общий вид, потом быстро спуститься по скале к воде. Затем отбежать метров на двадцать и сделать кадр в высоту, с тростником на переднем плане. И на всякий случай — тот же кадр с меньшей и большей диафрагмой.

Озеро, а не Ярослав, нет, он не сказал ни слова, — озеро учит нас быть всегда в боевой репортерской готовности. Оно заставляет репортера всегда брать с собой не только блокнот и карандаш, но и фотоаппарат, заставляет не обращать внимания на его капризы.

Нас было пятеро...