Как «настроения» озера, отличаются разнообразием и жизнь нашего лагеря, его посетители. Первыми появляются пастухи со своими овцами. Мелодичный перезвон колокольчиков катится сначала по дороге, потом уходит на склоны, становится чуть приметным. Овцы и пастух, который гонит их, точны, как часы с боем.

Днем иногда приплывают к нам рыбаки. Порой они привозят нам рыбу, но чаще всего — песни. Рыбаки слушают магнитофонную запись и улыбаются. Лица их, будто вырезанные из столетнего дуба, меняются, молодеют. Прикрываясь ладонью, они подтрунивают друг над другом, слушая свои голоса. Шоферы, которые возят горючее в Пишкаши, уже нас знают. Каждое утро кто-нибудь из них останавливает машину на дороге над лагерем и ставит у дорожного столбика корзинку со свежим хлебом или мешочек картошки. А вечером, возвращаясь домой, он заходит узнать, что у нас нового.

— Как же быстро пробежало время, ребята! Просто не верится, что со дня нашей встречи на севере прошло уже семь недель, — с грустью сказал Ярослав.

Весь последний вечер мы заняты подведением итогов: сидим над Записями и отмечаем, что было хорошо, что — хуже, что совсем себя не оправдало.

Мы испытали не только все объективы, магнитофоны, лампы-вспышки, пишущие машинки, стереоскопическую камеру, но и резиновые рыбачьи сапоги, переносный аппарат для зарядки аккумуляторов, фильтровальную установку, радиостанцию при максимальной рабочей нагрузке, спальные мешки под дождем и без дождя. Но нужно учесть, что экспедиция не всегда будет состоять только из нас четверых, что при нас может быть переводчик или проводник, которому придется проводить вместе с нами и день и ночь.

Не забыть сделать так, чтобы палатки были абсолютно недоступны для насекомых — от мух и скорпионов до крохотных комаров-анофелесов, чьи «способности» нам более чем хорошо известны по опыту: Иржи — по Эфиопии, Ярославу — по Вьетнаму.

На следующий день, когда серо-зеленый «газик», рокоча, скрылся в аллее, мы подумали:

«Нас было пятеро. Теперь мы снова — экспедиция четверых. Как-то мы обойдемся без Ярослава?..»

Три страны за три дня

Составляя дома план путешествия по Европе, мы забыли об одной «мелочи» — о том, что Греция не поддерживает с Албанией дипломатических отношений. Мы планировали ехать из Албании в Грецию, из Греции в Болгарию. А потом наступала очередь Турции: последней страны в европейской части маршрута и первой — в азиатской.

Теперь, чтобы попасть в Грецию, нам придется снова отправиться в Югославию. Само по себе это обстоятельство — небольшая проблема: достаточно объехать два озера — Поградецкое и Преспа, — и ты в Битоли, а оттуда до греческой границы рукой подать. В общей сложности крюк составляет каких-нибудь сто тридцать километров. Даже если учесть, что нам предстоит дважды выполнить таможенные и паспортные формальности, во второй половине дня мы спокойно можем быть в Греции...

Итак, мы едем в Югославию, и в нашем кошельке именно та сумма, которую валютные предписания разрешают ввозить в страну. Если из этого вычесть дорожный налог за две машины, то у нас останется как раз на хлеб и на масло... для моторов.

От нашей лагерной стоянки до югославской границы — полчаса езды. Дорога взбирается на горы, отсюда напоследок можно еще раз взглянуть на наш лагерь, но с озером прощаться не надо: оно будет сопровождать нас не один километр.

А вот и Охрид, город, на который мы не раз смотрели с противоположного берега.

Вблизи он выглядит совсем иначе. Призрачное видение — гирлянда разноцветных огней, появлявшаяся каждый вечер над гладью озера, превратилась в ряд фонарных столбов вдоль набережной. Не видна была нам издали и причудливая смесь отсталого Востока с курортным супермодерном. «Палас-отель» привлекает внимание своей хрупкой элегантностью, сочетанием пастельных тонов окраски, стекла, деревянной резьбы, нарочито грубого камня и керамики.

Однако за спиной этого стеклянного дворца живет старинный восточный городок с узкими улочками — кладовыми мусора и хлама. На главной улице встречаешь и босых деревенских женщин в подобранных юбках и современных франтов в разрисованных рубашках. Недалеко от мечети — широкоэкранный кинематограф, где зрителям — преимущественно мусульманам — предлагается фильм «Последний рай».

***

Никто из нас не представлял себе Македонию такой.

Это красивый, мужественный край, холмистый, местами даже гористый, но всюду одетый в зелень. Видно, веками работали здесь руки трудолюбивого человека. Дубовые и буковые рощицы перемежаются лугами и посевами табака, желтизна сжатых полей соседствует с темной зеленью обширных виноградников. В междурядьях среди рослых виноградных кустов работают маленькие тракторы, оставляя за собой облака синеватого дыма. А чуть дальше по болоту бродят аисты; потом, забавно подпрыгнув, они поднимаются выше тополя, убирают свои жердеобразные «шасси» и улетают в лягушечье царство на берегу реки.

Уже в темноте въезжаем в Прилеп. Здесь, где, по рассказам водителей, «много кривин», нелегко найти стоянку. Но должны же мы где-то ночевать!

***

Мы спешим, мчимся вовсю, чтобы до полудня быть в Скопле, иначе греческое консульство закроется у нас перед носом, и нам придется продлить пребывание в Югославии еще на один день, то есть еще на две тысячи динаров дорожного налога.

В консульстве не так скоро находят телеграмму из Праги. Да, отлично, четыре человека, специальные паспорта, продление транзитной визы...

— Но вам ведь и не нужно никакого продления, — говорит чиновник, перелистывая документы. — У вас же трехмесячные визы. — И показывает греческую запись.

— Но рядом написано по-французски, что срок действия — один месяц.

— Значит, это чья-то ошибка. Разумеется, действительно то, что по-французски, — быстро находится он.

Консул подтверждает это странное заявление.

Динаров, имеющихся в наличии, нам не хватит, а аккредитив у нас в Софии. Это означает, что мы должны вычеркнуть Грецию из маршрута путешествия и ехать сразу в Софию.

— Мы обязательно должны купить масла для моторов, — настойчиво напоминает Ольда. — Машины уже наездили больше двух с половиной тысяч километров.

К счастью, у нас есть рыбные консервы, прикупим к ним буханку хлеба, немного фруктов и — до завтра выдержим. А на все оставшиеся деньги возьмем масла.

Ольдржих опять разговорчив и даже напевает что-то себе под нос. Это означает, что с ремонтом покончено. Вчера под вечер масляный охладитель на синей машине дал трещину. Поэтому сегодня Ольдржих встал чуть свет, в четыре часа уже был под машиной, а сейчас, в семь, преспокойно посвистывает.

Теплое субботнее утро. Мимо нас спешат на базар крестьяне. В корзинах они несут огурцы, помидоры, лук и первые груши. По каменистому откосу, который, видно, недавно размыла сильная гроза, идут три крестьянина с коробами на спине, а за ними четвертый — со скрипкой. Не отрывая глаз от мокрых камней, он идет и пиликает, пиликает; на лице его довольная улыбка, за спиной покачивается сетка с чесноком.

А по дороге семенит поросенок, по крайней мере тридцатый сегодня. За ним — крестьянка; она то и дело нагибается, шлепает неторопливого «путешественника» по спинке: «Ц-ц-ц, хуш, хуш!»

На пути из югославской Крива-Паланки до болгарского Гюешево приходится лезть через гору, напоминающую колокольню. Дощечка, воткнутая в кювет, обещает семнадцатиградусный подъем, но можно дать голову на отсечение, что еще сколько-то градусов тут забыли учесть.

За пограничным шлагбаумом оживленно: среди пограничников — девушки с цветами, фоторепортеры, кинооператор. Друзья из посольства, представители Союза болгаро-чехословацкой дружбы.

Хоть я и последняя, — с лукавой улыбкой говорит, представляясь нам, молодая черноглазая журналистка, — но интервью хотела бы взять первой. Рейна Врингова, «Вечерняя газета», София.