— Ты ведь мог утонуть!

Дрейк вздрогнул, представив себе, как Фэй Батлер оплакивает своего сына, и у него защемило сердце. Он не знал ее достаточно хорошо, но был уверен, что Фэй Батлер беззаветно любит своих детей и сойдет с ума от горя, если с одним из них что-нибудь случится. Дрейк остановился, повернулся к Алексу и взял его двумя пальцами за подбородок.

— Никогда не ходи к реке без взрослых. Ты меня понял?

— Да, сэр, — ответил мальчик и досадливо поморщился.

— Заруби себе это на носу!

Алекс пнул ногой камешек и проследил взглядом, как тот поскакал к воде.

— А вы не скажете маме?

Дрейк застонал и сел на траву, привалившись спиной к стволу дерева.

— Пожалуйста, не говорите ей. Я не хочу, чтобы мама из-за меня расстраивалась. Она так счастлива с тех пор, как мы здесь поселились;

— Неужели? А где же твой папа? — вопрос сорвался с языка Дрейка помимо его воли.

— Я его давно не видел. Я даже не помню его лица. Мама сказала, что он ушел и больше никогда не вернется, — Алекс присел рядом с Дрейком. — Ну и пусть! — в голосе мальчика зазвучали воинственные нотки. — Мы можем позаботиться о себе сами. Обойдемся без него! — он на мгновение замолчал и добавил тихо: — Но мама тогда очень плакала.

Дрейк вдруг почувствовал страстное желание намять отсутствующему мистеру Батлеру бока.

— Эй, что я вам скажу, сэр! Я научился сам седлать лошадь! Меня научила этому Герти, то есть мисс Дункан. Я хочу стать, как она, рэнглером, — мальчик махнул рукой в сторону кораля. — Хотите посмотреть? — Он вскочил на ноги и протянул Дрейку руку. — Вставайте и пошли.

Ратледж недоуменно воззрился на маленькую ладошку, не зная, как поступить, затем поднял взгляд и увидел полные радости и надежды глаза Алекса. Меньше всего ему хотелось нагружать себя проблемами семейства Батлеров, меньше всего ему хотелось сейчас, в жаркий июльский день, смотреть, как этот мальчишка седлает лошадь. Дрейк мечтал остаться здесь, в прохладной тени тополя, и в одиночестве наблюдать за плавным течением вод.

Тем не менее, неожиданно для себя самого, Дрейк взял протянутую ему руку и позволил увести себя к коралю, где ему предоставлялась счастливая возможность любоваться тем, как Алекс Батлер седлает лошадей.

— Мы хотим еще! — настаивал Джонни Колтрейн. — Почитайте нам что-нибудь еще, миссис Батлер!

— Никогда не слышал ничего более приятного, чем ваш голосок, миссис Батлер, — добавил Уилл Кидд.

Фэй сидела на скамейке у заднего крыльца с только что заштопанной сорочкой Алекса на коленях. Она переводила взгляд с одного лица на другое и чувствовала, что не может отказать своим новым друзьям в такой милости.

Фэй знала, что им все равно, какую пьесу или сцену она прочитает. Ковбоев с ранчо Джеггд Р. легко ублажить, будь то еда или художественное чтение. Никогда за все годы работы в театре у Фэй не было такой благодарной и благожелательной аудитории. Глубоко вздохнув, она начала читать монолог Джульетты.

«Любовь и ночь живут чутьем слепого. Прабабка в черном, чопорная ночь, Приди и научи меня забаве, В которой проигравший в барыше, А ставка — непорочность двух созданий. Скрой, как горит стыдом и страхом кровь, Покамест вдруг она не осмелеет И не поймет, как чисто все в любви».

Фэй закрыла глаза; щеки ее горели. Почему непроизвольно она выбрала именно этот отрывок, почему именно он пришел ей на ум? Почему именно тот монолог, в котором Джульетта жаждет воссоединения с возлюбленным для первой брачной ночи? Прочитанные строки вызвали к жизни сладкие образы. Сумрачный великан с черной повязкой на глазу обнимает, целует, ласкает ее…

Впрочем, дело не в Джульетте. Последние несколько ночей, оставшись одна в своей спальне, Фэй воображала Дрейка Ратледжа, лежащего в ее постели и ласкающего самые сокровенные уголки ее истосковавшегося по мужской ласке тела.

Тихим голосом она продолжила чтение монолога.

«Приди же, ночь! Приди, приди, Ромео, Мой день, мой снег, светящийся во тьме, Как иней на вороньем оперенье! Приди, святая, любящая ночь! Приди и приведи ко мне Ромео! Дай мне его. Когда же он умрет, Изрежь его на маленькие звезды, И все так влюбятся в ночную твердь, Что бросят без вниманья день и солнце».

Не следовало читать этот монолог, перевоплощаться в Джульетту, жить ее чувствами. Непростительная ошибка!

«Я дом любви купила, но в права Не введена, и я сама другому Запродана, но в руки не сдана. И день тосклив, как накануне празднеств, Когда обновка сшита, а надеть Не велено еще…»

Воцарившаяся на мгновение тишина взорвалась аплодисментами, вернувшими Фэй к реальности.

— Клянусь, — в голосе Уилла явственно прозвучали почтительные нотки, — ничего подобного я раньше не слышал. Готов сидеть здесь и слушать вас, миссис Батлер, весь день.

— И я тоже, — сказал свое слово Джонни.

Уилл нахлобучил на голову шляпу и откашлялся.

— Если я вас правильно понял… Ваш милый дружок…

Фэй рассмеялась.

— Это всего лишь игра, Уилл, а строки эти написаны несколько столетий назад.

Итак, они ей поверили. Все-таки она неплохая актриса, ведь ей удалось войти в роль и несколько минут жить эмоциями Джульетты, а когда она читала монолог, перед ее внутренним взором стоял вовсе не Дрейк Ратледж, а Ромео.

— Пора идти, Джонни, — Уилл хлопнул парня по спине. — Работа-то стоит… Спасибо, миссис Батлер, — он дотронулся до края шляпы. — Нам очень понравилось.

— Спасибо. Будет время, заходите.

Фэй вежливо кивнула и занялась починкой одежды. Ей все-таки следует выучить несколько комедийных ролей, иначе она может пасть жертвой своего драматического таланта, если будет так близко принимать к сердцу переживания героев и путать их эмоции со своими собственными. Какая же она глупая!

Будто в насмешку, во двор вошел Дрейк, держа за руку ее сына. Фэй охватила паника. Уж не натворил ли чего-нибудь Алекс? Фэй видела, как мальчик объясняет что-то Дрейку Ратледжу, но слов не расслышала. Лицо Алекса светилось восторгом, когда он поднимал глаза на спутника. Не замечая Фэй, они пересекли двор и вошли в конюшню.

Фэй разобрало любопытство. Она отложила работу в сторону, поднялась со скамейки и поспешила за ними.

Внутри конюшни, несмотря на то, что ворота были открыты настежь, стояла духота. Как только она вошла, в нос ударили уже знакомые запахи навоза, конского пота и прелой кожи. Фэй остановилась, подождала, пока глаза привыкнут к сумраку, и услышала голос Алекса.

— Запомните, говорил тот наставительным тоном, — нужно удостовериться, что ремень не перекрутился, иначе лошадь натрет ногу.

На другом конце конюшни, у стойла, облокотившись на перекладину, стоял Дрейк и с видимым интересом наблюдал, как ее сын подтягивает седельную подпругу на гнедой лошади.

— Герти, то есть мисс Дункан, говорит, что я схватываю все на лету, и что из меня получится классный рэнглер. А вы как думаете, мистер Ратледж? — он бросил взгляд через плечо.

— Получится, получится, не сомневайся.

— Может быть, я останусь работать на ранчо Джеггд Р. Мне здесь очень нравится… — вдруг Алекс заметил мать. — Мама, иди скорей сюда, посмотри, как я запрягаю лошадь!

Фэй помахала ему рукой, а Дрейк повернулся в ее сторону. Сердце Фэй зашлось, перед глазами вновь замаячили неотвязные образы, но она отогнала их прочь и решительно зашагала к ним. Она подошла к стойлу, остановилась по возможности дальше от Дрейка и, не глядя на него, постаралась сконцентрировать все внимание на сыне.

— Ее зовут Шугар, — радостно сообщил Алекс, поглаживая шею лошади. — Я помогал Герти лечить ее ногу. Посмотри, — он поднял левое переднее копыто гнедой кобылы. — Рана была очень глубокой, но теперь уже почти зажила.

— Мисс Дункан говорила мне, что ты ей очень помог, — Фэй сделала ударение на имени.

Алекс просиял.

— Ваш сын хочет стать рэнглером и работать на моем ранчо, — вступил в разговор Дрейк.

Сердце Фэй учащенно забилось, и она подняла глаза на Дрейка.