Но молодой мужчина, Кадгар знал об этом по слухам, пришел однажды еще к прошлому Верховному Жрецу просить взять его в ученики. Тот с сомнением отнесся к юноше, но был очарован его верой и одухотворенностью, а также тем, что Свет отвечал на призыв молодого претендента. И хоть оказался он не таким сильным магически, но умение управлять и направлять дало Астере возможность встать во главе Оплота веры для всех тех, кто верил в Свет.

— Я бы отдал жизнь за то, чтобы ошибиться, друг мой.

— Что же могло заставить ее пойти на такое? Ведь сослуживцы, семья отзывались о ней очень хорошо, — Кадгар непонимающе покачал головой.

— Трудно сказать. Может быть ревность. Она понимала, что ее дети не смогут наследовать трон Штормграда. Андуин и его отпрыски будут первыми на линии. Таков закон. Может, жажда власти — ты знаешь, как может захлестнуть и потянуть на дно огромная сила в руках, та, которую человек может оказаться не готовым принять. Простая девочка получила короля, его любовь и целое королевство в придачу. Такие дары ломали и более сильных. Может, она отчаялась и повредилась рассудком, ища спасение в союзе с демонами. А может, Скверна решила использовать старые методы. Вспомни Медива…

Тупая игла кольнула сердце Кадгара.

— Ты доверяешь тем, кто говорит о ее стремлении к власти?

— Безоговорочно, — мрачно кивнул Верховный Жрец. — Сам Свет благословил этих людей своей силой. Их деяния во благо всего Азерота сложно не учитывать. Им не было смысла лгать.

— Но не слишком ли ты строг был, отправив их в глухомань сейчас, когда важна каждая капля силы и Света?

— Я был слишком мягок! — сложил руки на груди Астера. — Потому что призванные защищать веру и людей, они решили пустить все на самотек, некоторые притворились, что не поняли, на что намекает Королева. Если бы они не молчали, мы могли бы попытаться спасти Лейну и ребенка.

— А как же ее помощник? Он же должен был быть в курсе, наверняка докладывал тебе.

— Его просчет еще страшнее других. Но едва осознав, что королева задумала, он написал то самое письмо, он отдал жизнь за принца. И все равно, я не уверен, что он искупил свою вину перед вечностью.

Мужчины замолчали надолго, каждый думал о своем.

— Ты уверен? Еще можно попытаться восстановить ее честь и доброе имя? Те, кому она была дорога, не уверены, что-то, что говорят о Лейне — истина, — Архимаг поднялся, и плащ, укрывавший его плечи, упал к его ногам, он стоял, опершись на спинку кресла, и смотрел в глаза жрецу, ища в них ответы на свои вопросы.

И ему ответили ясные серые глаза.

— Мы не верим в предательство близких до последней слезы, а порой и до последнего вздоха. А некоторые так и не узнают при жизни, что предали их самые дорогие.

После этого разговора прошло уже достаточно времени, и Кадгар сам стал на сторону тех, кто видел в Лейне предателя, надеясь лишь, что она была одержима Скверной, обманута ей, как и его учитель, это единственное, что могло бы сгладить ее грехи.

Сообщение отряда, который он нанял для помощи в расследовании, пришло неожиданно. Если честно, Архимаг под гнетом проблем уже и забыл про влюбленного паладина. Читай книги на Книгочей. нет. Поддержи сайт — подпишись на страничку в VK. Но Кадгар знал, что поставив точку в этом деле, пусть и призвав сильную старую магию, он окончательно уверится в истинности слов всех участников этой истории, и возможно, если окажется, что Королева была подчинена Скверне помимо ее воли, это станет для короля утешением.

— Вы не так направляете энергию, госпожа!

Мужчина, стоявший перед Ле, был набором противоречий. Мертвый и живой, светлый и темный, когда-то знатный дворф, чью душу отняла Плеть, ныне он был сильным жрецов в Армии Королевы Отрекшихся.

Что, однако, не помешало ему помнить в загробной жизни, что любит он хорошо одеваться и покушать. Хотя, то, что он ел, Ле предпочитала не выяснять, точнее не столько что, сколько как.

Как пища и вода живым, умертвиям требуются для поддержания существования свежая кровь и мясо. Почтенный Горик каннибалом не был, считая, что жрецы даже после смерти не имеют право осквернять себя подобными кровавыми пиршествами. Потому, по слухам, которые распространял ни кто иной, как Серг, который не упускал ни единой возможности посмеяться над дородным даже в посмертии дворфом, вкушал тот свежайшее оленье мясо с серебряной тарелки с витыми приборами.

А вот Ле поначалу дивилась изысканности одежд жреца: хорошая ткань, добротные сапоги гномьей работы. И даже припомнила, что она слышала о Горике, впервые за огромное количество времени, прыснув в кулачок от смеха. Серг попытался вызнать у женщины, что же ее так рассмешило. Но во времена войн с Артасом Ле была все же слишком мала, чтобы знать правду из первых уст, а смерть Горика Ненасытного была столь нелепа по помнившимся из книг описаниям, что жрица предпочла держать эту информацию при себе, дабы не дать повод Сергу обидеть бедного дворфа, который был весьма чувствителен к насмешкам.

Что и говорить, жрец оказался прекрасным учителем той магии, которая ныне откликалась на зов Лейны. Но даже при всем его профессионализме учение давалось ей через сжатые зубы и едва слышные стоны, ведь она училась подчинять не только силу, но и привыкать к боли, которую магия несла с собой. И боль росла пропорционально уровню заклинаний, познаваемых жрицей.

Однако же самым болезненным было призвание Света, но она остервенело, обливаясь потом, почти задыхаясь, продолжала, превозмогая боль и слабость, обращаться к тому, во что верила. Это было ее проклятием. Каждое утро Ле обещала себе прекратить бесполезное занятие, но каждый вечер, едва уложив Сильвера и удостоверившись, что Отрекшиеся ушли, а они никогда не оставались ночевать в доме, предпочитая флигель у ворот (возможно, потому что не спали вовсе), а Серг занял свой пост возле покоев жрицы и ее сына (солдат выполнял возложенную на него миссию, но оба они понимали, что если Сильвана изменит свое решение — их ничто не спасет) Ле отчаянно звала такую родную магию, бывшую для нее олицетворением доброты и тепла.

Звала…

Но в какой-то момент Лейна с ужасом осознала, что зовет не Свет, а Вариана.

Жрица почувствовала в тот миг, что ее будто окатило кипятком. Боль, но уже не магическая, нахлынула с такой силой, что женщина сжалась в комочек на кровати рядом с любимой крохой и тихо заплакала.

Он прилюдно проклял жену…

Поведал об этом шпион Сильваны, и жрица бы не поверила человеку на службе умертвий, но Отрекшиеся поймали на границе Серебряного Бора группу разбойников-людей. Они были так испуганы, что на вопросы о людском королевстве отвечали охотно, надеясь, что честность сыграет им на руку и их хотя бы не обратят в умертвия. Они подтвердили слова шпиона. Им лгать нужды не было.

Лейна тогда стояла там, среди слуг Королевы Банши, и пойманные не отличили ее от Отрекшихся. Хотя глаза их метались по толпе палачей и дознавателей, в поисках спасения и поддержки.

У одного из них среди хлама, что хранился в седельных сумках, нашелся свиток с королевским гербом, который разбойник сдернул с одного из домов, где-то в Сумеречном Нагорье. Он гласил, что королевским указом все пособники некоронованной Лейны, что не выдали себя добровольно, будут найдены и казнены, без суда и заступничества.

Неужели и Сима? И она тоже! Она знает семью Ле и ее саму долгие годы! Она бы не поверила! А ее семья! Отец! Мама! Никана! Если Вариан верит, что Ле предала его, он же мог…

Эти мысли не давали сосредоточиться, сводили с ума.

Она бы уже сорвалась и бежала бы в Болотину… только бы знать!

Тогда же под мерное дыхание ее сына, слезы жрицы высохли, и сердце наполнила тьма, которая не приносила боли. Решимость воцарилась в ее душе.

Если король посмел обидеть ее родных или отыграться на Симе, она … она…

А что она сделает?

Ничего! Она получит застенки, пыточные, куда если и спустится Король, то только посмотреть на ее страдания. Сильвана права. Он не умеет слушать. И она знает это, как никто другой. Ведь Ле видела, усилия скольких друзей требуются чтобы сдвинуть скалу по имени Вариан Ринн.