- Хищник не бывает беспечным, - поправила его Сова. - Но я его не вижу... и не чувствую... что-то происходит, но я не могу понять...

   - Он ушел, - задумчиво повторил Голицын. - Уйти он мог только туда, на входе следов не было, а в крови он измазался прилично, да и здесь наследил... Ворон, проверим?

   За дверью возле бордовой портьеры оказался простой туалет: унитаз, раковина, всё пусть и изысканное, блистающее, но самое обыденное и при этом заляпанное размытыми кровавыми пятнами, похоже, здесь хищник отмывался от крови своих жертв. А за отдернутой портьерой мерцали огоньки десятков свечей, отражаясь в зеркалах...

   Подошедшая поближе Нина попробовала через плечо Голицына заглянуть в этот зыбкий полумрак, но жандарм решительно и твердо придвинул репортершу ближе к стене, кивнул Ворону и, без лишних слов, первым скользнул в новое помещение.

   - Не надо, там...

   Сова не успела договорить, следом за подполковником, уходя от дверного проема вправо и стараясь держать под прицелом возможно большую площадь перед собой, нырнул в комнату Алексей. И, будто заговоренная, туда же рванулась Нина, наверное, после всего увиденного, побоявшаяся остаться наедине с покойниками.

   Сумрачная комната казалась бескрайней, дальняя от входа стена терялась в неверном, зыбком свечном освещении. И поражало невероятное количество зеркал - настенных, напольных, настольных, установленных на специальных, тонконогих подставках. И у каждого зеркала горели свечи, то прикрепленные прямо к раме, то установленные рядом на полу, то мерцающие в старинных, позеленевших от времени канделябрах. Может быть, из-за резкого перехода из светлого, хорошо освещенного помещения сауны в этот мерцающий мир колеблющегося пламени, может быть из-за натянутых, как струна, нервов и ожидания встречи с оборотнем, а может быть, все так и было на самом деле, но всем четверым, каждому по-своему, показалось, что где-то в глубине зеркал тревожно мечутся невнятные серые тени, похожие то ли на призраки чужих отражений, то ли на живущие в зеркалах привидения. Отвлекшись на них, никто из вошедших в Зеркальную комнату, а вместе со всеми туда вошла и Сова, не заметил, как мягко, беззвучно, вернулась на место массивная, тяжелая портьера, оказавшаяся изнутри почему-то бархатно-черной.

   То ли отблески многочисленных свечей, то ли тени в зеркалах, то ли общее мистическое наполнение комнаты, то ли все это вместе не позволили опытнейшему штурмовику и настороженному подполковнику жандармерии уловить тот момент, когда Матвей очутился позади женщин. Даже Сова, доморощенная Кассандра, ничего не поняла в тот миг, а лишь ощутила, как чья-то рука стальной хваткой берет её за загривок и начинает неторопливо и болезненно сжимать...

   - Пистолеты - на пол! Медленно!!! - чеканя слова, скомандовал Матвей, прихватив за шейки обеих женщин и загораживаясь ими, как щитом, от прянувших в разные стороны Голицына и Ворона.

   Но, видимо, насмотревшись всяких кинобоевиков, где лихие штурмовики лихо освобождают заложников или, наоборот, прикрываясь ими, выпутываются из любой передряги, Матвей так и не понял, чем обычная жизнь отличается от кинематографа.

   Презрительно фыркнув, подполковник демонстративно и быстро сунул свое оружие в подмышечную кобуру, высказавшись при этом:

   - Бросать пистолет и любое другое оружие - это моветон... Ты согласен, Ворон?

   Не глядя на жандарма, а продолжая контролировать каждое движение Матвея, Алексей кивнул головой, понимая, что от него сейчас требуется только подыгрывать старшему по званию, должности и опыту.

   - Руки шире в стороны, иначе им шеи сломаю в секунду, - автоматически продолжил Матвей, кажется, даже и не заметив, что первое его требование было не просто не выполнено, но и оговорено. - Быстро!!!

   - Да и ломай, - согласился Голицын, демонстративно скрещивая руки на груди. - Кто они такие? А как их убьешь, то и останешься с нами один на один, без защиты...

   Матвей на секунду-другую задумался, интуитивно понимая, что все идет не так, не по правилам вестернов и детективных романов. И этот холеный аристократ ведет себя слишком спокойно и нагло, и этот замухрышка в мундирчике второй свежести... ох, ты... он так и не бросил пистолет... просто опустил его, будто спрятал в тени зеркальной рамы...

   - И чего так орать, как пьяный в кабаке, - продолжил подполковник, брезгливо морща нос. - Разве это обяза...

   Тут Голицын повел руками, вроде бы опуская их с груди вниз, но на полпути делая стремительное, едва заметное глазу движение... И Ворон плавно, будто в замедленной съемке, распластался то ли в прыжке, то ли в падении, ловя стволом пистолета беззащитные ноги Матвея.

   Что-то стремительное, матово-черное сверкнуло в мерцающем, трепещущем мраке, а злые пули уже кромсали, рвали ноги Матвея... и вороненый, короткий стилет входил в правую глазницу...

   - Прошу вас, поднимайтесь, барышня, - сказал Голицын, вырывая из правого глаза убитого тонкий черный стилет, свое "секретное оружие последнего шанса".

   Нина, которую ликвидированный оборотень повалил в последнем своем, уже неосознанном движении, с большим трудом, опираясь на руку подполковника, поднялась на ноги и, непритворно охнув, жалобным голоском сказала:

   - Каблук... сломался...

   - Каблук починим, - уверенно ответил Голицын. - Или найдем вам новую обувь, верно?

   - Да-да, конечно, - марионеткой закивала репортерша, все еще пребывая в шоке от стремительного и смертельно опасного развития событий.

   Будто остолбеневшая сразу после захвата Сова, простоявшая все это время неподвижно, как памятник самой себе, неожиданно опустилась на пол, уселась, подтянув ноги к подбородку и высказалась, как всегда, невпопад:

   - Западня... он нас заманил в западню, из которой нет выхода...

   Лицо убитого не было похоже на тот классический стереотип оборотня, навязываемый обывателем многочисленными мистическими романами и кинематографом. Никакой лохматости, звериной, заостренной морды, круглых волчьих глаз с вертикальными зрачками. На первый взгляд, да и при более внимательном осмотре оказалось, что у лежащего на полу мертвого тела самое обычное лицо, разве что, малость вытянутое вперед, да еще из-под губ поблескивали белоснежные, гораздо длиннее простых, человеческих, клыки. И еще необычными были глаза, когда-то разноцветные. Теперь на Голицына, осматривающего труп, невесело смотрел лишь один уцелевший, застывший, будто подернутый морозцем, светлый глаз.

   Услышав слова Совы про западню, подполковник резко выпрямился, оборачиваясь к сидящей на полу девушке, и переспросил:

   - Что значит - западня? Вы не могли бы изъясняться точнее?

   - А то и значит, что выхода в прежний мир отсюда нет, - сердито отозвалась Сова.

   И будто бы подчеркивая её неожиданно резкие слова, колокольным ударом раздался лязг металла о металл. Впрочем, звук этот, показавшийся чуточку зловещим в мистической потусторонней атмосфере Зеркальной Комнаты, имел самое естественное происхождение. Воронцов, стоящий поодаль от остальных, сменил в пистолете едва ли на четверть опустевшую обойму на свежую и привычно загнал в ствол первый патрон.

   - Как же нет? - слегка удивленно спросил Алексей. - Вот же он - выход...

   И штурмовик ткнул стволом пистолета в направлении черной бархатной портьеры, за которой, по его мнению, должна была находиться сауна в подвале "Черного дома", наполненная жертвами только что ликвидированного субъекта.

   - Вы не понимаете, - все так же сердито, но уже с каким-то оттенком безнадежности в голосе, сказала Сова. - Выход есть всегда, и отсюда тоже, но куда?..

   - А можно пояснить так, чтобы мы поняли? - спокойно, но настойчиво переспросил Голицын.

   - Можно... попробую. Видите - зеркала... в них отражаются варианты будущего... и прошлого тоже, будущее так же влияет на прошлое, как и прошлое на будущее...