— Нам бы водки… хорошей какой-нибудь… граммов по двести сразу… и мясного чего на закуску немного. Пожалуй, пока всё, а там, как выпьем — подумаем, посмотрим…
Откуда-то из-под стойки мгновенно появились граненые лафитники, разместившиеся на, будто по волшебству появившихся, плотных салфетках, и бармен отточенными движениями опытного престидижитатора быстро наполнил стопки традиционной, нормативной «соточкой» ледяной водки из запотевшей у него в руках бутылки, старательно поворачиваемой к клиентам узорчатой причудливой этикеткой. Проворно вернув бутылку под стойку и старательно что-то комбинируя невидимыми гастатам руками, догадливый работник розлива по-прежнему подхалимски и чуть заискивающе спросил:
— А не пожелают молодые господа пройти за столик? особый столик, для таких вот, как вы, гостей…
Котяра и Уголек молниеносно переглянулись, будто обменялись напрямую мыслями через васильковые и черные глаза, а Олли с легкой ленцой богатого бездельника, как он себе это представлял, ответил за всех:
— Ну, если только за особый… показывай…
И первым соскочил с табуретки.
«Все-таки есть в нем что-то, — подумал Уго про своего товарища, глядя на то, как споро бармен собирает на небольшой поднос лафитники и бутылку. — Видать, и в самом деле жил когда-то среди олигархов…»
Впереди бармен с подносом, следом, привычным треугольником с Котом на острие, гастаты — они прошли через зал, и тут работник розлива и легких закусок неожиданно нырнул прямо в обшитую псевдодеревянными панелями стену. За оборотной голограммой — не дешевое, надо сказать, удовольствие — располагался массивный, под старое дерево, стол в комплекте с тяжелыми даже на вид, удобными креслами на полдюжины персон, широкий и обольстительный в своей упругости диванчик цвета слоновой кости, небольшой, подвешенный на стене чуть выше человеческого роста телевизионный экран. Легкая, чуть красноватая подсветка создавала вокруг «особого столика» какую-то неподражаемую атмосферу со слабым оттенком эротичности, когда хочется не плясать голым на столе, а спокойно и чуть отрешенно наблюдать за скользящими по экрану обнаженными силуэтами красивых женщин. Именно их, под легкую, неназойливую музыку, и показывал сейчас телевизор, видимо, дистанционно включенный барменом.
Отчаянно делая вид, что все это ему вовсе не в диковинку, и такой экзотический прием гастату оказывали едва ли не в каждом питейном заведении во всех городах мира, Котяра похмыкал, неторопливо добрел до противоположной от входа стены, перегороженной диванчиком, и деловито потыкал в нее полусогнутыми пальцами, убеждаясь сам и убеждая товарищей, что оборотная голограмма тут только одна. Тем временем бармен точными, годами выверенными движениями расставил на столе лафитники с водкой, какие-то, непонятно откуда взявшиеся блюдечки с тонко нарезанной ароматной бужениной, ветчиной, окороком, маленькую корзиночку с душистым хлебом. А вот запотевших бутылок с узорчатыми этикетками оказалось уже две, причем — одна из них целехонькая, плотно закрытая винтовой нетронутой пробкой. «Не перебор ли? — успел подумать Уголек, усаживаясь в кресло. — Хотя, под такой вот закусон и втрое можно выпить…» А бармен, изгибаясь в полупоклоне, угодливо предложил:
— Вам, если ордена обмыть, то вот и такие здесь стаканчики имеются…
На столе появились широкие, с тяжелым дном, больше напоминающие «морскую» посуду емкости.
— Догадался, проклятый! Всегда был смышлен, — процитировал Олли малоизвестный роман едва ли не столетней давности.
Мгновенно сообразивший, что цитата не принесет ему лично никаких неприятностей, бармен радостно заулыбался, всем своим видом показывая, как доволен был услужить таким почетным, но опасным гостям. С сакраментальным: «Понадобится чего — только подумайте, я мигом…» и чувством облегчения в душе бармен исчез из поля зрения, казалось бы, незаметно переместившись к дальнему углу своей заветной стойки.
— Вот интересно, кому это он про нас докладывает? — философски поинтересовался Олли, без труда приметивший, как склонившись низко-низко к синтетической обивке «под цинк» бармен о чем-то быстро, воровски оглядываясь, наговаривает в телефонную трубку.
— А тебе не все равно? — трогая леденящую кончики пальцев бутылку, спросил Кот. — Может, в самом деле — обмыть наши жестянки?.. ну, как в старом кино показывают…
— А чего ж — давай! — поддержал его Уголек, извлекая из левого нагрудного кармана Большую Платиновую Звезду, исполненную в виде октограммы, как бы наложенной на круг меньшего диаметра.
Несмотря на жесткое, однозначное требование всех Уставов, Положений и Законов о ношении наград, определявших обязательное нахождение этого ордена на любой одежде кавалера с левой стороны, напротив сердца, гастаты, как обычно, пренебрегали установленным в государстве порядком и уже третий день таскали свои Большие Платиновые Звезды в карманах. Это было особым шиком, тем отличительным знаком побывавших в огне войны легионеров, как и нечищеный бронзовый махайрод на правой стороне мундира.
Гастаты, как-то не очень подобающе моменту ухмыляясь и подмигивая друг другу, небрежно, будь какие-то латунные значки покрытые эмалью, забросили в стаканы выполненные из натуральной платины и серебра со вставками холодноватых голубых аквамаринов свои ордена. Уголек, на правах старшего по возрасту и званию, налил по чуть-чуть водки, лишь бы покрыть жидкостью знаки воинской доблести, и небрежно подпихнул товарищам их стаканы. Безо всякой команды гастаты встали, протянув над столом руки с сосудами.
— Ныне, присно, во веки веков, старина… — негромко продекламировал Уголек.
— И цена есть цена, и вина есть вина, — поддержал его Олигарх.
— И всегда хорошо, если честь спасена, — продолжил Котяра.
— Если другом надежно прикрыта спина! — будто ставя точку, закончил капрал.
Звякнули стаканы, и молодые гастаты, в глоток выпив водку и вытряхнув на столешницу влажные от спиртного ордена, дружно рухнули в кресла, моментально развалившись в вольготных, расслабленных позах, будто засмущавшись за только что проявленный пафос.
— Ну, теперь — пьем-гуляем! — объявил Уго, подтаскивая поближе к себе овальное блюдце с заливным языком. — Только жестянки подберите, неровен час, кто заглянет сюда… настроение испортит…
При всей своей воспитанной у большинства из них с колыбели смелости на грани безрассудства и потери инстинкта самосохранения гастаты были людьми чрезвычайно предусмотрительными и без необходимости не рискующими. Потому и вернули вымоченные в водке ордена в нагрудные карманы френчей и только после этого подхватили свои лафитники с успевшей слегка согреться водкой, нанизали на вилки закуску по вкусу…
…— Хорошо вот так — без пальбы, без земли этой вечной на руках и во рту, без шлема под задницей… — спустя минут сорок мечтательно протянул Котяра, в очередной раз откидываясь на спинку кресла. — Будто и нет ничего такого в целом мире…
— Это точно, — поддакнул не меньше приятеля разомлевший от водки, еды, а главное — спокойствия и относительной тишины, Олигарх. — Жаль, так долго не бывает… сейчас вот посидим еще полчасика и — двинемся дальше…
— И куда вы собрались? — с нарочитым подозрением осведомился Уголек. — У нас, кажись, отпуск, можем и продлить удовольствие-то…
— Ну, как же… — замялся, было, Кот, старательно пряча васильковые глаза. — Вот выпили, закусили, теперь это… может, и по девчонкам, а?..
— А я всё думал — кто же первый про баб заговорит, — засмеялся с явным облегчением от того, что это был не он, Уголек. — А заговорил, как всегда, наш озабоченный…
— Сам ты озабоченный, — нарочито надулся Котяра. — Просто ежели вас ждать, то можно всю ночь за рюмкой просидеть… я ж не виноват, что вы такие не активные…
— Это — смотря в чем, — философски отметил Олли, забрасывая ноги на соседнее пустующее кресло. — К примеру, завел вас сюда я, да и выпивку с закуской соорудил, кажись, тоже…
И тут, будто по заказу, хотя на самом деле примерно так оно и было, возле оборотной голограммы, отделяющей стол от общего зала бара, раздались звонкие удары каблучков о мраморную прессованную крошку пола. Носительница их задержалась на десяток секунд у самого входа, будто давая гастатам возможность привести себя в порядок и хоть как-то подготовиться к встрече. Впрочем, сделано это было напрасно, никто из ребят даже и не подумал сменить вальяжную позу, застегнуть распахнутый френч или просто обратить лицо навстречу входящей… хотя — стоило бы сделать, к примеру, последнее…