— Где вы его видели?

Лучше бы он не спрашивал. Угрюмо поглядывая по сторонам, Иосиф Виссарионович признался, что чувствует себя последним идиотом. Хранитель вошел в его сон, как будто не знал, что явление Господа атеисту — это нечто из ряда вон выходящее. Волков спрятал глаза и хихикнул про себя. Уж больно сконфуженный вид был у Вождя.

— Он ничего больше не говорил.

— Говорил! — нехотя выдавил Сталин, — просил передать, что он про вас помнит и заберет при первой же возможности. Со своей стороны надеюсь, что произойдет это не слишком скоро, уж простите за откровенность.

— Как же, как же, — отозвался Андрей Константинович, — у каждого свои интерес в этом деле. Прошу вас, товарищ Сталин, не считать, будто мне не дорога судьба моей страны. Мы хотя из космополиты, но родом из русского племени.

За прошедший месяц Сталин прочел около двадцати книг с анализом Второй Мировой войны. В совместных беседах с Берией и начальником Генерального штаба подробно рассматривались все ошибки, делались соответствующие выводы с пометками в блокнотах, намечались планы будущих операций. Сталин расстроено качал головой:

— Какая чудовищная недооценка противника! Ну почему нельзя было перегруппироваться в марте сорок второго? И я подписывал эти приказы!!! Еще одно «Головокруженье от успехов!» Товарищ Шапошников, как же могло оказаться, что мы в такой степени не готовы к войне? Ведь на протяжении чуть ли не десяти лет мы ожидали чего-то подобного. Помните, еще Владимир Ильич предупреждал о том, что империалисты не угомонятся.

— Но если материал товарища Волкова верен, то получается, что Франция с Англией оказались к войне не готовы вовсе! — осторожно заметил Шапошников.

— Прошу прощения, — они оказались не готовы к «такой» войне, — заметил Волков, — вспомните, ведь германский фронт еще в предыдущую войну едва удерживали французская, английская и русская армии. А еще прошу учесть, что в эту войну на территории Германии практически не велось боевых действий. Солдаты никуда не делись, они просто сложили оружие. Теперь Гитлер при полном попустительстве англичан им его вернул. В германской армии полным-полно толковых командиров, которые буквально с тридцать третьего года с радостью передают свой богатый опыт молодому поколению.

— Вы говорите так, словно в Красной Армии нет толковых командиров, — упрекнул Волкова Берия.

— Отчего же нет, — сказал Волков, — но воевать эта армия не умеет. Во всяком случае, пока не умеет. Вы ведь даже в самом страшном сне не могли себе представить, что немецкое нашествие растянется на четыре года. И три с половиной года мы будем выкуривать гадов с территории нашей Родины.

— Товарищ Волков прав! — произнес Сталин, — судя по прочитанной мною литературе, наша армия не научится воевать даже к сорок пятому году. И с февраля по май наша доблестная, непобедимая армия будет преодолевать шестьдесят километров, разделяющий польско-германскую границу и Берлин. И в сражении за Берлин два наших выдающихся маршала положат почти миллион бойцов. Хм!

— Учитывая, что теряя одного бойца мы к девяностому году лишаемся почти десятерых человек общего населения, — уточнил Волков, — это же вместо двухсот восьмидесяти миллионов нас было бы полмиллиарда!

Сталин молчал. Шапошников молчал. Берия думал, что в результате бестолкового руководства страна в будущем недосчитается двухсот миллионов человек. Волков мыслил более глобально.

«На кой хрен меня забросило именно сюда и именно в такое собачье время! Легче обучить лошадь кузнечному ремеслу, нежели русских — искусству сражаться в строю. Вон, наши и в послевоенное время практически ни разу у немцев в футбол не выиграли. Бразильцев обыгрывали, итальянцев тоже, родоначальников футбола англичан — почти всегда, а вот немцев — нет. Если только в несерьезных матчах. Русские не умеют играть в команде, если их больше пяти. Под них специально заточили хоккей. Поэтому только подвижные подразделения: диверсанты, группы проникновения, мобильные отряды. Немцы в хоккей и за сто лет играть не научились. Нет! Только хоккей… никакого футбола!»

Говорят, что у русских не было рабовладельческого строя. Раба нужно ведь всю зиму кормить, а нахрена лишний рот. Проще весной купить, а осенью продать. Постоянных рабов на Руси не было. А вот с перерывом в стаже — были. Так и перед Волковым вставала геркулесова задача: научить советскую армию сражаться по правилам 21 века. Армия эта не умела сражаться по правилам века двадцатого, да и не особенно отличилась в предыдущем, девятнадцатом веке. Преследовать по морозу голодных французов — это ли доблесть, господа. Потом Наполеон рвал, как Тузик грелку, войска русско-прусско-английской коалиции и с ним ничего не могли поделать ни Кутузов, ни прославленные европейские военачальники. Лишь в «битве народов» под Лейпцигом совместно русско-прусско-шведско-австрийские войска смогли обуздать неистового корсиканца.

К чему все эти мысли. Не умеем мы воевать, господа! И никогда не умели. Всегда брали числом, а неожиданные победы приписывали полководческому гению очередного старца. И при ближайшем рассмотрении просто оказывается, что все наши полководцы косят мастерством под Ивана Таранова: пиво «Пит», водку жрат и баб е…ат.

Точно такие же мысли были нарисованы на лбу у Иосифа Виссарионовича, о том же думал выпускник еще старой академии Генштаба Шапошников. Не обладавший военным опытом Берия знал изнанку любой артели: два вора, три пьяницы и один работник. Который на своем горбу тащит жбан с дегтем — смазку для колес русской государственной машины. Он слегка придурковат, от него ушла жена, его обсчитывает бухгалтерия, но он все идет и тащит.

И в глазах всех присутствующих Волков видел, что в роли этого мужика придется выступать ему.

Семнадцатого марта вместе с дипломатической почтой прибыло письмо от полпреда в Германии. Полпред утверждал, что немецкие войска пятнадцатого марта вошли в Прагу и начали занимать Чехословакию. Таким образом, подтвердилось то, что Сталин назвал «истерикой на коротких волнах». Два последних дня эфир был забит воплями на разных языках. Воплями о гитлеровском беспределе. Восемнадцатого марта Волков при очередной встрече с Вождем предложил начать подготовку к покушению на Адольфа Гитлера. В этом мире еще не додумались пользоваться снайперской винтовкой с крыши здания напротив. Можно даже это сделать не в Берлине, а в каком-нибудь Риме.

— И что, стрелявшего не найдут? — спросил Берия.

— Если он не воспользуется трассирующей пулей, то вполне возможно, что и не найдут. Но в нашем случае необходимо, чтобы его нашли. Это будет какой-нибудь чех. Еще лучше — англичанин. Да какая разница, кто это будет? В конце-концов, можно подкинуть труп со сквозной раной в области затылка. Вроде того, что мавр сделал свое дело — мавр застрелился. Главное, чтобы все поняли — это сделано во имя Мавритании.

Сталин крякнул.

— Хороший у вас план, товарищ Волков. Но я считаю, что Гитлера ликвидировать рановато.

— А да! — с досадой произнес Андрей Константинович, — зверя пока трогать рано. Пусть немного Европу напугает. А потом, когда уже вся Западная Европа будет в штаны мочиться от страха — тут на сцену выйдет добрый дядя Джо с гранатометом и замочит супостата.

— Какой дядя Джо? — не понял Берия.

— Так американцы Иосифа Виссарионовича называть станут. Вскорости.

Полные сарказма слова Волкова Сталин пропустил мимо ушей. Андрею Константиновичу даже показалось, что Сталин обиделся, но обиделся исключительно на тугодумство окружающих.

— Да как же вы не понимаете, — сказал он, — что еще за самаритяне на мою голову! Устранить Гитлера — это только одна проблема. Необходимо, чтобы все эти англичане и французы, которых пока еще никто не тыкал мордой в дерьмо… необходимо, чтобы они все потеряли хотя бы часть своего могущества. Вот вы неделю назад, товарищ Волков, говорили о тактике «мелких пакостей». Есть мнение, что такая тактика будет наиболее правильной.