— Что вы хотите этим сказать, товарищ Сталин? — удивился Андрей Константинович.

— Ликвидировать нужно не Гитлера… пока не Гитлера. А его военачальников. Судя по документам, извлеченным из вашего аппарата, и внимательно мной изученным, один из наиболее ярких немецких стратегов — некто Гудериан. Без его решительных и умелых действий, возможно, не была бы так скоротечно завоевана Франция.

— Возможно! — кивнул Волков.

— А мы с вами не заинтересованы, чтобы Франция пала так быстро. Мы с вами не заинтересованы в немецкой молниеносной войне в польскую кампанию. Вот и будем потихоньку вредить. А пока наша промышленность нуждается в высокоточном немецком оборудовании, с Германией мы будем дружить. И пакт с ней подпишем. И поможем ей сырьем. И продовольствием.

На лице Сталина было написано едва различимое самодовольство. Про себя Волков обозвал Вождя «генералом иезуитского ордена». Уж больно человек был мастером на всякие подлости! Вслух же он произнес:

— Да уж, товарищ Сталин, не хотел бы я видеть вас в числе своих врагов!

Во взгляде главы государства мелькнули непонятные искры, он смущенно откашлялся.

— В нашем деле нельзя быть мягкотелым. Съедят! На что уж норвежцы — казалось бы, инертная нация. Так и те в двадцатых годах браконьерствовали в наших водах. На тюленей охотились. Пока пару эсминцев и подводных лодок туда не отправили, да они не потопили несколько норвежских карбасов. А вы сводки с Дальнего Востока не читали? Что творят японцы в наших территориальных водах! Вот, я слышал, что вы резко высказывались относительно флота. Мол, бесполезен он, денег много требует на содержание. Как же в такой ситуации без флота!

Волков подумал про себя, что цитировать Жукова, конечно, хорошо. Но уж лучше цитировать умные мысли неизвестных людей, чем глупые — великих. А что Георгий Константинович считался великим полководцем — нет никаких сомнений. Ведь величие полководца прямо пропорционально количеству загубленных им жизней. Причем, не только чужих, но и своих.

В середине марта он вступил во владение собственным корпусом — неприметным зданием в районе Китай-города. Должность Андрея Константиновича нынче именовалась так: инспектор при политбюро ЦК КПСС по чрезвычайным ситуациям. Звание у него осталось прежнее — комиссар госбезопасности второго ранга, но Берия ему как-то проговорился, что планирует решить с «хозяином» вопрос о переходе всех военизированных служб страны к единой системе званий. Чтобы, в первую очередь, избавить не самый грамотный в мире народ от извечной путаницы. А во вторую очередь, причесать под одну гребенку военизированные формирования. Не то получается, что капитан госбезопасности соответствует воинскому полковнику и военветврачу первого ранга.

Под началом Волкова нынче работало двадцать человек прямого подчинения и несколько закрытых конструкторских бюро. Берия утверждал, что благодарен ему за то, что снял с его плеч часть ответственного груза, однако два раза в неделю Волкову приходилось появляться в Кремле и отчитываться перед «Хозяином» о состоянии дел во вверенном ему секторе.

— Хорошо, хоть ежедневных планерок нет! — шутил Волков, усаживаясь поудобнее на неудобный пролетарский стул.

Сталин долго его не задерживал. Выслушает, кивнет головой, скажет: «Карашо. Идите, работайте, товарищ Волков». Один раз в субботу пригласил в баньке попариться. Вся прислуга на ближней даче была удивлена. Обычно Иосиф Виссарионович мылся в бане один, даже отказывался от услуг профессионального грузинского банщика. Тело у Вождя Народов было сухое и все еще крепкое — они с Волковым исхлестали друг друга можжевеловыми вениками. Вероятно, что Сталин пригласил Волкова в баню с целью «полного осмотра».

— Получается как, Андрей Константинович! — говорил он, сидя на широкой дубовой лавочке и вытирая голову махровой простыней, — мне шестьдесят и вам шестьдесят. Но по вам никогда не скажешь, если только по глазам.

— Что поделаешь! — отшучивался Волков, — я ведь не совсем обычный человек. Самый первый мир, в который я попал (еще в юности) имел куда меньший естественный радиационный фон. В этом мире (очень, кстати, похожем на нашу Землю) практически в два раза меньше агрессии. Страны меньше воюют друг с другом, люди меньше ссорятся, на первых порах было очень странно. Когда мужик попадает себе молотком по пальцу — поморщится, и дальше работает. Без наших любимых проклятий и трехэтажных выражений. Век человеческий там в два раза длиннее.

— Какой хороший мир, однако! — с чувством произнес Сталин.

— Хороший! — подтвердил Волков, — единственный в нем есть недостаток. Цивилизация развивается очень медленно. Мы поначалу дивились. Сейчас там эпоха средневековья, если можно выразиться, этакий золотой век. Правда, там практически любой век так можно именовать. По сравнению с нашей Землей.

Сталин встал из-за стола, прошелся по кабинету, разминая затекшие члены. Присел в кресло, достал из кармана кителя кисет и принялся набивать трубку. Задумчиво произнес:

— Средневековье! Хм! Нету войн, а значит — нет развития. По моим наблюдениям, основное развитие Цивилизаций происходит в период войны, когда общество неистово желает выжить, и в желании своем производит интеллектуальный продукт гораздо интенсивнее, чем в мирное время.

Волков потрясенно покачал головой:

— Черт побери! Вы до этого додумались… сами?

Сталин, недовольно фыркнув, разбросав по ковру мелкие табачные крошки.

— Неужели вы считаете, что в наше время нет умных людей? Умных хватало во все времена… вы так не считаете. Уважаемый Андрей Константинович, я в курсе, что Вождь и Фюрер — это одно и то же, просто на разных языках.

— Но почему бы двум странам-изгоям не объединиться в единое целое? Союзу СССР и Германии просто не было бы достойной альтернативы, вы не находите.

Сталин рассмеялся. Негромко. Тоскливо.

— Видимо, цивилизация все же против таких союзов. Слишком большие различия между взятыми курсами. До тридцать третьего года мы вполне могли бы, вполне. Но с Гитлером дружить невозможно. Он — дурак. Однако нужно отдать ему должное: дурак искрометный. Мне бы в наследство такую страну, как Германия, — мечтательно произнес он, выдыхая клубы дыма, — я бы из нее конфету сделал. А этого дурака здесь бы давно съели. Такой на один зуб… какому-нибудь Зиновьеву. Эти евреи бы его порвали… хе-хе!

Волков вежливо посмеялся шутке Великого и Ужасного Сталина, посочувствовал Германии и обратил внимание вождя на тот факт, что в его мире после окончания войны Германия буквально через какие-нибудь тридцать лет вновь стала одной из ведущих в экономическом отношении стран. А вот СССР, к сожалению, развалился. Деление на республики по национальному признаку подвело, наверное. Между прочим, в конце двадцатого века Грузия с Россией были на ножах…

— А чего не поделили? — спокойно спросил Сталин.

— Грузия хотела лечь под Америку, а России не нужны были под боком американские базы.

— Выходит, нам еще нужно и с Соединенными штатами что-то решать! — вздохнул вождь, — не дают, сволочи, жить спокойно!

В течение получаса Иосиф Виссарионович информировал Волкова о том, что сильное государство рабочих и крестьян никому не нужно, что три четверти России до революции принадлежали иностранному капиталу. Права на разработку богатейших сибирских недр, исключительные права на всякого рода концессии, права на ловлю рыбы в Каспийском море, железные дороги — все принадлежало частному капиталу. Как по вашему, с чего они все взбеленились и организовали приснопамятную Интервенцию вдобавок к Гражданской войне? Такие богатства уплыли из рук французов, бельгийцев и англичан! Немцы, ясное дело, нынче не в том положении и сами после революции. А то бы к вышеуказанным народностям прибавились бы и немцы.

— Владимир Ильич сильнейшим экономистом был, я ему не чета, — говорил тихонько Сталин, — мы при его жизни планировали совместное сотрудничество двух народов — немецкого и русского. Вы это уже предлагали, не так ли? Их промышленность плюс наше сельское хозяйство — повторимся, альтернативы бы подобному союзу не нашлось. К сожалению, не вышло. С фашистами нам не по пути.