— Это смотрякак посмотреть. Еще час назад — да. А сию минуту — не уверен. Есть у васнадежда все выпрямить. А что дома нет, так и что? У кого он есть на этом свете?Вы спросили бы у этих упокоенных, много ли толку, что были у них хорошие,теплые дома? Вот так. А временно проживать и здесь даже можно. О покаянии же явот что вам расскажу: “Когда настало время умирать великому Сисою, просветилосьего лицо, и он сказал сидевшим у него отцам: «Вот пришел авва Антоний».Помолчав несколько, сказал: «Вот лик пророческий пришел». Потом просветилсяболее и сказал: «Вот пришел лик апостольский». И опять сугубо просветилось лицоего; он начал с кем-то беседовать. Старцы спрашивали его сказать, с кем он беседует.От отвечал: «Ангелы пришли взять меня, но я умоляю их, чтобы они оставили меняна короткое время для покаяния». Старцы сказали ему: «Отец, ты не нуждаешься впокаянии». Он отвечал им: «Поистине не знаю о себе, положил ли я началопокаянию». А все знали, что он совершенен. Так он говорил, несмотря на то, чтово время жизни своей воскрешал мертвых единым словом и был исполнен даромСвятаго Духа. И еще более засияло лицо его, засияло как солнце. Все убоялись.Он сказал им: «Смотрите — Господь пришел и изрек: принесите Мне избранный сосудиз пустыни». С этими словами он испустил дух. Увидена была молния, и храминаисполнилась благоухания”.*
Говоря это,старичок все время смотрел в одно и то же место, на надгробную часовню сшатровой крышей, стоящую неподалеку от них. Алексей проследил его взгляд иудивленно возразил:
— Да где жездесь жить-то? Видано ли дело — на могиле средь мертвяков ночевать. А вдругсхватят за одно место?
— Поверьте,это не худшее место, многие бы почли за счастье. А покойники, они далече отздешних мест. Да вы не сомневайтесь, мил человек, время придет, все узнаете и отом мире, и об этом, где был Он, и мир чрез Него начал быть, и мир Его непознал, а пока прощевайте. Оставайтесь с Богом.
Старичокпоклонился и вышел за ворота. Алексей сразу за ним, но тот уже успел безследнораствориться, будто и не было его никогда.
* * *
Черезнесколько дней Алексей навестил Витьку Хребта в больнице. С тем произошлипросто невероятные перемены, начиная с того утра, как в темном сыром подвале онвпервые в жизни приобщился Святых Тайн. Во-первых, уже вечером он оказался набольничной койке, благодаря, конечно, усилиям священника. Но это еще негарантировало выздоровления — не первый раз Витька лечился, но все равнопостепенно доходил и дошел почти. Улучшение, причем резкое и необъяснимое,началось уже на следующий день. Появились силы, хороший аппетит и, возможносамое главное, надежда — чего совсем не было раньше.
— Вот видишь,— обвел руками Витька свое хозяйство, вмещающее кровать и тумбочку, — как ятут живу. Лафа!
На тумбочке ивпрямь лежало изрядное количество продуктов, причем довольно дорогих.
— Нашипринесли, — смущенно пояснил Витька, — Санька Ерш, ну и другие, даже ПетрПетрович приходил.
— Что тыговоришь? — улыбнулся Алексей и раскрыл принесенный пакет. — Вот и я кое-чтопринес, получай!
Он выгрузилсвязку бананов, апельсин и круг копченой колбасы.
— Да лишнееэто, мне и не съесть, — пытался отказаться Витька.
Но Алексей непринял возражений. Он внимательно осмотрел друга и нашел, что тот немногоокруглился, если можно так говорить применительно к Витке Хребту, и как бы дажеразогнулся, выпрямился, а лицо у него, так просто светилось необъяснимымвнутренним светом. Дела! Просто сказка какая-то!
— Ну, как утебя дома? — поинтересовался Витька.
— Да никак, —вздохнул Алексей, — выставили меня наследники хозяйки, говорят, сами будемжить. Так что я по местам боевой славы перебиваюсь. Ты прости, не хотелговорить...
— Да, —вздохнул и Витька, — держись, братуха, прорвемся. Скоро я выйду, вместечто-нибудь сообразим!
— Буду ждать,— пообещал Алексей на прощание.
Но сложилосьиначе. Стараниями того же священника, Витьку включили в какую-то социальнуюпрограмму, и он укатил долечиваться чуть ли не заграницу, да так спешно, чтоедва успел проститься. Напоследок крепко обнял Алексея и сказал:
— Прощевай,братуха, не знаю, свидимся ли? Спасибо тебе за все. Видишь, повезло мне, словнобилет в “спортлото” угадал. Теперь я по полному праву Виктор Иванович Полежаев!И тебе дай Бог всего-всего...
Не выдержав,всплакнул. И Алексей смахнул слезу:
— Чего там неувидимся? Увидимся! Еще как увидимся! Помогай тебе Бог! — говорил, а сампочему-то и не верил, что встретятся. Предчувствие было такое. Вот так.
* * *
После ночныхподвалов его всегда тянуло на кладбище, побродить рядом с храмом, зайтиненадолго внутрь, особенно если нет службы, помолчать и послушать, как гудитпод куполом вечность, — вся — уместившаяся чудесным образом в невеликий объембарабана. Он преодолел в себе что-то, некий глубокий овраг, но стать как все,посещающие это чудное место, еще не научился — главным образом, препятствовалбанальный стыд за прошлые проступки. Это-то и помешало тогда, после исповеди,причаститься. Но батюшка почему-то больше не торопил. Они встречались и кивали другдругу. Священник что-то говорил, но коротко, а ему нужно было не так,поосновательней. Тем более и впрямь сейчас было очень трудно: подвал тяготил,хитрить и обманывать, как прежде, стало невмоготу, а просто так подавалинемного.
Как-товечером он сидел у храма с кепкой у ног и парой заработанных рублей в ней.Рядом мел дорожку светловолосый мужчина средних лет, с густой, короткостриженной русой бородой. Это был кладбищенский сторож Георгий, он же, посовместительству, дворник. Притомившись, он присел рядом.
— Хлеба нехотите с картошкой? — спросил он у Алексея. — Мне передали с поминальнойтрапезы.
— Можно, —коротко ответил Алексей, — если будет не в тягость.
— Пойдемте,могу и чайку предложить.
В сторожкеони ели картошку с хлебом, запивали горячим чаем и беседовали.
— Многоподают, простите за нескромный вопрос? — спросил Георгий. — Интересно просто, ато пишут, что нищие миллионеры.
— По-разномуподают, — ответил Алексей, — у нас не забогатеешь, а где-то, может быть, есть имиллионеры. Не знаю.
— Слышал,прогоняли вас из храма, Семеновна говорила. Было?
— Было, —честно признался Алексей, — безобразничал по пьяни, но сейчас ни-ни.
— Да язаметил, в последнее время вы больше трезвый.
— С Божиейпомощью воздерживаюсь, вот только жить негде, горе мыкаю по подвалам.
— Да, это несахар, — сокрушенно закивал Георгий и вдруг, что-то вспомнив, воскликнул: —Позвольте, у нас же в том году в часовне долго жил странник Володя, застелилвсе, закрылся и жил. Доволен даже был. Может и вы? Здесь тихо.
— На кладбище?Ну, это едва ли...
Но все жеАлексей задумался. Что-то часто ему предлагают здесь поселиться. От кого-то женедавно слышал? Ах, да, от странного старичка! И про часовню тот тоже вроде какчто-то говорил или намекал?
— Выподумайте, но у батюшки прежде спросите, чтобы благословил. Он вот-вот из храмауже выйдет.
Алексей вышелна улицу и, покуривая, стоял у ворот. Появился священник. Алексей затопталокурок и двинулся ему навстречу.
— Простите,батюшка, — склонил он голову, — тут дело такое, жить мне негде, хотел бы здесьв часовенке временно перебиться, пока не найду чего. Вы бы благословили?
— А питьначнете, шуметь, дебоширить?
— Начну, такпогоните в шею, но постараюсь воздерживаться.
— Часовня,конечно, не для жилья предназначена, но эта не используется по назначению, да ипринадлежит не церкви, а невесть кому, музею какому-нибудь. Так что поживите,если так у вас сложилось, только на службы ходите и причаститься вам следует,как собирались однажды.
— Сделаю,батюшка.
Священникблагословил Алексея, осенив его крестом. После его ухода сразу подошел Георгий.
— Ну вот ирешилось все, а вы безпокоились. Когда будете устраиваться?
— Не знаю, —пожал плечами Алексей, — в ближайшие дни.
— Давайте,давайте и не бойтесь, — еще раз успокоил Георгий, — разбойников тут не водится.Чудики разные бывают. Вон как-то летом поймали какого-то толстяка без брюк, нов пиджаке и галстуке. Задница вся исполосована то ли ремнем, то ли плетью. Икто постарался? Бегал, деда какого-то искал, доложить хотел, что они есть. А ктоони? И какого такого деда? Ничего толком объяснить не смог, так в психушку иуехал.