Алексейпристально вглядывался в гладкую, чуть красноватую, поверхность камня, словнопытаясь прочесть тайну его, Алексея, жизни. Видно задел Георгий какую-томолчащую доселе струну, и она тихо зазвучала, призывая обернуться и взглянутьвнутрь самое себя. Рассмотреть, чем же наполнены его дни и ночи? Важно ли это?Существенно ли для себя и для мира, для этих деревьев и для спящих здесь вечнымсном усопших? Как все это разгадать?

Георгийговорил что-то еще, но слова его были уже не слышны. Лишь струна после каждогонового щипка, рождала обертоны, похожие на знаки вопроса, и где-то брезжилсвет, но до него было ох, как далеко.

— А вы спитеспокойно, здесь тихо, — пробился наконец голос Георгия, — если что, бегите комне, у меня телефон.

— Да, да,спаси вас Бог.

Алексейпобрел в часовенку устраивать свой первый ночлег на погосте.

Постельоказалась достаточно мягкой, хотя остывшая сентябрьская земля и сквозьподстилку тянула тепло из его жаждущего покоя тела. Он перекрестился и сразууснул, но тут же, как ему показалось, проснулся.

— Алексей! —звал кто-то негромко снаружи. — Алексей!

Его прошибозноб, но он успокоил себя: сторож, не иначе. Закряхтел, поднялся и осторожноотодвинул лист картона. В мягком лунном свете четко просматривались силуэтыкрестов и надгробных камней. Он повернул голову в сторону могилы архитектора ивдруг явственно разглядел там фигуру стоящего человека. Сердце остановилось, апотом выдало барабанную дробь, в ногах под коленками родилась неуправляемаяслабость, и он вот-вот готов был рухнуть на землю.

— Алексей! —опять донеслось теперь уж точно со стороны незнакомца. — Алексей!

Тут будтокто-то потянул за веревочку, и он безвольно пошел прямо к красному камню, туда,где маячил жуткий силуэт.  Он пытался противиться, но безуспешно: ноги емубольше не подчинялись; и голос — губы напрасно растягивались в безмолвномкрике. Вот уже совсем близко, и он увидел мертвое лицо незнакомца — пустыеглазницы, черный провал рта, редкие клочья волос на голом черепе. Этоархитектор —  совершенно точно — архитектор, который уже уйму лет лежит вмогиле! Мертвец одной рукой держался за красный могильный камень, а другую протянулк нему.

— Нет! —закричал Алексей, на этот раз его голос прорвался наружу и расколол ночнуютишину. — Не надо!

Но ледянаямертвая рука уже касалась его лица.

— Не надо! —еще раз крикнул Алесей, и тут лопнули невидимые путы.

Он понессяпрочь, но упал, ударился головой о что-то твердое и провалился в небытие...

Очнувшись, онощутил под собой знакомую подстилку. Вокруг было темно, он протянул руку, инаткнулся на шершавую оштукатуренную стену часовни. Сон, это был всего лишьсон! Но почему тогда так болит голова и откуда рана на лбу? Просто случайноушибся во сне, успокоил он себя, случайно...

Но до утраАлексей больше не уснул. На рассвете он вышел наружу и курил, гуляя по дорожкамтуда-сюда. Нет, думал, уйду куда угодно, в подвал, под елку в лес, только нездесь.  А в пять тридцать появился сторож Георгий, чтобы подмести где положенои убрать налетевшие листья.

— Давайте-камне, — потянулся к метле Алексей, — разомну косточки.

— Попробуйте,если есть охота, — не стал возражать Георгий и тут же спросил: — Вы ночьюслучайно ничего не слышали? Что-то Дон мой все безпокоился, не гавкал даже, арычал.

— Н-нет! —помедлив мгновение ответил Алексей. — Нет, не слышал, спал крепко.

 Он задумалсяи ощупал свежую ссадину на лбу.

*  *  *

Однако, он неушел. Прошла неделя и еще одна, и он обжился, привык к темным кладбищенскимночам с их непременными таинственными шорохами и звуками. Он не вскакивалбольше с жутко стучащим сердцем, когда по сухой листве меж могил кто-то будтобы крался или тихо скребся снаружи в старые стены часовни. Он не всматривалсяболее по вечерам в сторону могилы архитектора, чтобы разглядеть там виденныйжуткий силуэт, уверяя себя, что ничего, кроме холодного красного камня, там нети быть не может. Кажется, он вовсе перестал смотреть и на самое небо. Можетбыть, воображал, что и того более нет, а есть только грешная земля, котораяможет быть пухом не только мертвым, но и живым? Таким, как, например, он сам, укоторого более и нет-то ничего, кроме возможности лечь ничком и вдохнуть ее древнююматеринскую силу, ощутить ее тепло или вообразить таковое, так как другого ужеи не остается...  Иногда же он вдруг просыпался с мыслью, что вообще осталсяодин, что это приютившее его кладбище — единственное существующее в целом мире.Он — и кладбище! Он пугался, вскакивал и куда-то бежал сквозь ночь, спотыкаясьо могильные камни, но потом вдруг опять просыпался и видел себя все так жележащим на старом тряпье и чувствовал пронизывающий холод от осенней земли подним. Нет, не грела она, скупа была земля для него на тепло, будто мало еготаилось в ее необъятных недрах. И он судорожно кашлял, разрывая густуюкладбищенскую тишину, долго-долго, так что просыпался и начинал хлопать дверьюв строжке кладбищенский страж Георгий, и лениво брехал в темноту его престарелыйпес...

Все-таки онбыл не прав! Было, было над ним небо, простирающееся в безконечность. Были те,кто извечно наполняли это небо, пронизывали его флюидами своих мыслей, а можетбыть, сами и являлись таковыми мыслями, то есть особой формой материи с инымигранями бытия. Когда это необходимо, небо само заявляет о себе, иногда дажетем, что падает на землю...

СторожГеоргий по вечерам приглашал его в сторожку на чай. Это были счастливыеминутки. Тепло упоительно обволакивало каждую клеточку тела, хотелось закрытьглаза и остаться тут навечно. Но вскоре голос Георгия, пусть и извинительный,водворял его в реальность и все безжалостно рушилось:

— Простите,Алексей, я бы вас оставил здесь и ночевать, но начальство категорически неразрешает. А работу сейчас потерять — сами знаете, что означает.

— Понимаю, —кивал Алексей.

— Однакохолодно, — продолжал сочувствовать Георгий, — да и бронхит верно у вас. Пора быискать зимнюю квартиру.

— Пора, —опять кивал Алексей, потом, кряхтя, поднимался и отправлялся на холодный ночлегв часовню.

Однажды всторожке на стене появилась большая цветная репродукция. Алексей долгоразглядывал ее, не понимая в чем суть.

— Это иконаСтрашного суда. Батюшка подарил, — пояснил Георгий.

— Икона? —удивился Алексей. — Странная какая-то.

— Ну да.Обычно такие иконы помещаются на западную стену храма, потому что, по преданию,на западе и расположен ад. Вот здесь, в самом верху,  — Георгий указал пальцем,— два ангела сворачивают свиток и подпись: “Ангелы небеса свивают” — это символизируетконец времен и начало Страшного суда. Вот, — Георгий показал чуть ниже, —Ветхий Деньми в белых одеждах старца с благословляющей десницей — этоисконновечный Бог. Вот, в правом углу, на престоле Савааоф и Христос спальмовой ветвью и мечом, а ниже — двенадцать престолов с открытыми книгами.Отсюда же начинается огненная река, растекающаяся в направление ада и надпись:“Река огненна течет поядая всю землю”. Вот два ангела низвергают в неедемонов... А вот в центре композиции на престоле восседает Судия Христос всиянии славы, в руках у Него открытая книга. К Нему припадают Богородица иИоанн Предтеча, Адам и Ева, по сторонам сидят апостолы с раскрытыми книгами, авокруг парят ангелы. Справа и слева подходят на суд праведные и грешные люди.Тут же написаны слова, обращаемые к тем и другим: праведникам — “Приидитеблагословенные отца моего, наследуйте уготованное вам царствие...”; грешникам —“Отойдите от меня проклятии в огнь вечный...”. Вот здесь изображены воздушныемытарства — все двадцать — через которые ангелы несут души людей. Бесыцепляются за каждую, желая ввергнуть ее в ад. А вот эти грешники уже досталисьдиаволу и бесы влекут их в огонь неугасимый,  в спину их толкает трезубцемАнгел, ниже подпись: “Ангел Господень гонит грешных в муку вечную”. В самомнизу изображены муки адские: огненное озеро, червь неусыпающий, тьма кромешнаяи так далее, смотри сам.

Алексейсмотрел. Сейчас все это проникало в душу, поселяя там тревогу и страх. Раньшебыло не так, раньше все потусторонние страхи разбивались словно о каменныетвердыни, не достигая внутренних глубин. А что же теперь? Вопрос... Алексейдолго ворочался и не мог заснуть, перед глазами все плыла огненная строчка:“Ангел Господень гонит грешных в муку вечную...”