Моему воспитанью княгиня также уделяла много внимания, хотя и была очень занята. Я порядочно знала языки, училась танцам и верховой езде. Особое место в моем воспитанье занимали музыкальные упражненья. Я играла на клавикордах, брала уроки композиции, а однажды княгиня предложила мне овладеть скрипичной игрой. Вы знаете, что в наши времена женщины почти не играют на скрипке, но независимый нрав княгини брал свое, она ни в чем не хотела уступать мужчинам, сама играла на скрипке и даже сочиняла музыкальные пьесы. Во мне она нашла особый дар и не ошиблась, игра на скрипке мне очень понравилась.
Нашлась и хорошая скрипка, в нашем багаже она была доставлена из России.
«Скрипка сия не проста, — сказала княгиня, — играй, моя Нэтти, да слушай, может, сама скрипка расскажет тебе свою историю».
Но больше она ничего не сказала, а я представляла, что это скрипка знаменитого итальянского мастера, который сделал ее в дни несчастной своей любви и в голос скрипки вложил все мольбы и страдания.
В мае 1779 года молодой князь Павел счастливо выдержал экзамены в университете и получил степень магистра искусств. Княгиня Екатерина Романовна была очень довольна. В качестве награды за успешное учение она предложила сыну, а стало быть и всем нам, долгое путешествие по странам Европы.
К путешествию княгиня относилась не столько как к приятному времяпровождению, сколько как к усердному труду. Для этой цели она написала целое назидание, которое во всех своих странствиях я вожу с собой.
«Главная вещь состоит в том, чтобы не упускать ни одного удобного случая для приобретения знания и не забывать, что ты иноземец, мимоходом посещающий чужую страну. У путешественника должны быть постоянно открыты глаза и уши, так как сцены меняются, и размышления, вызванные ими, исчезают вместе с ними.
Предметы твоего наблюдения так разнообразны и многочисленны, что я укажу тебе только главные. Сюда относятся свойство и форма правления, законы, нравы, народонаселение, торговля, географические и климатические условия, иностранная и внутренняя политика, произведения, религия, обычаи, источники богатства, пошлины и различные условия различных сословий. Эти исследования достойны внимания философа, и ни один путешественник не должен пренебрегать ими, если он не хочет остаться тупым и бессмысленным зрителем всех этих явлений, не способным ни к умственному, ни к нравственному совершенству.
Исполнив условия твоего путешествия, ты запасешься нужными и неоценимыми сокровищами, которые пригодятся тебе в кругу семейной жизни, в уединении, на старости лет, — это будет личная твоя польза. С тем вместе из тебя образуется полезный член общества, потому что, сравнивая иностранную жизнь с жизнью своего отечества, стараясь исправить, что найдешь в нем дурного, учреждая, что найдешь полезным его благосостоянию, ты будешь другом и благодетелем своей страны».
Сколь полезен этот своеобразный манифест для персон, странствующих лишь для своего удовольствия! Княгиня Екатерина Романовна с юности научила меня приглядываться к сути жизни, искать в ней смысла и возможности благого переустройства.
Конец года мы провели в гостеприимной Ирландии, а потом переправились на материк и оказались в Брюсселе. Здесь произошла досадная встреча княгини с Григорием Орловым, когда-то приближенным к государыне. Княгиня не любила его и всегда называла грубияном и выскочкой. Новая вольность Орлова повергла ее в негодование.
Надо сказать, молодой князь Дашков был тогда в полном расцвете сил. Высок, привлекателен, как покойный его отец, отлично воспитан и достаточно остроумен.
Князь Орлов взглянул на Павла и произнес:
«Трудно представить более красивого юношу. Я убежден, что по возвращении в Петербург вы затмите всех фаворитов. В мои обязанности при дворе входит утешение отставленных фаворитов. Боюсь, что скоро мне предстоит работа, когда вы замените одного из них».
Князь Павел выслушал это с рассеянным видом, а княгиня была не на шутку обеспокоена. Дойти до того, чтобы сын попал в сомнительные любимчики императрицы? Фавориты осыпаемы ласками, но и презираемы втайне. Нет, она этого не допустит. И Екатерина Романовна ответила Орлову так:
«Я благодарна вам, князь, за оценку сына, но раз вам предписана роль утешителя, то утешьте меня немедля и обещайте никогда не утешать моего сына, ибо он и без фаворитства в фаворе судьбы!»
Князь Орлов немного растерялся и перевел взгляд на меня:
«А это что за прелестное создание? Откуда вы достаете таких воспитанниц? Если вам наскучит воспитывать, отдайте ее на воспитание мне».
«Эта воспитанница вам не по зубам, князь», — коротко ответила Екатерина Романовна.
С этой, быть может в излишнем раздражении брошенной, фразы, но ставшей известной всем, и начался интерес к моей до того не слишком заметной персоне.
«Эта воспитанница не по зубам старому князю, — говорили в салонах, — хороша же воспитанница, но кто же она?»
Кто-то считал, что я дальняя родственница княгини, кто-то полагал, что я просто сирота, взятая под опеку, но, учитывая, что в свете я частенько появлялась вместе с княгиней и молодым князем, молва вокруг моей фигуры стала принимать таинственный и значительный оттенок. В Париже я даже имела удовольствие некоторое время быть в обществе королевы Марии-Антуанетты, которая появилась на балу в доме графини Полиньяк.
В Париж тогда понаехало много русских. Здесь жил граф Салтыков, граф Шувалов, племянник князя Потемкина Самойлов. Все они живо обсуждали пущенную Орловым мысль о том, что молодой Дашков мог стать фаворитом императрицы. Я не могла надивиться низости и комичности этой истории. Так вот она, закулисная политика русского двора! Станет или не станет кто-то новым фаворитом? Поддержать его на этом пути или вступить в борьбу? Какие выгоды при этом можно извлечь? Об этом шепотком судачили на всех приемах, и княгиня Екатерина Романовна потратила немало сил, чтобы приглушить неугодную ей молву.
На балу у графа Шувалова я познакомилась с привлекательной англичанкой, леди Кенти, ставшей вскорости моей близкой подругой. Она была несколько старше меня и много опытнее в блуждании по лабиринтам светской жизни. Она сразу стала моей наставницей, но не строгой и прямолинейной, как княгиня Екатерина Романовна, а сердечной, хотя и несколько ироничной, но в целом хорошо понимавшей мой стеснительный характер.
В одной из доверительных бесед она прямо спросила:
«Почему, милая Нэтти, вы скрываете свое происхождение?»
«Мне оно самой не довольно известно», — искренне ответила я.
«Но как можно жить, не зная своих корней?» — воскликнула она.
«Что делать», — вздохнула я.
«Во всяком случае, — серьезно произнесла леди Кенти, — происхождение ваше, без сомнения, высоко, только его скрывают от вас».
Эти слова затронули мое самолюбие. Почему, в самом деле, я ничего не знаю о своих родителях? Прошла пора, когда я могла удовлетворяться туманными объяснениями княгини, а она словно бы и забыла, что я уже не маленькая девчушка, а взрослая, достаточно образованная девица.
Но что-то мешало мне прямо обратиться к княгине, в последние годы мы отдалились друг от друга. Я повзрослела, замкнулась в себе, а она была слишком занята воспитанием сына и светской жизнью. Словом, вопросы оставались без ответа, а жажда правды во мне росла, и жажду эту подогревал тот интерес, который, как я замечала, возрастал к моей особе.
В марте мы покинули Париж и через Верден, Мец, Нанси и Безансон направились в Швейцарию. Здесь мы в основном останавливались в тех городах, где были значительные военные укрепления, которые изучал молодой князь, а в Люневиле любезные военачальники даже разыграли перед Дашковым военные маневры. Так велика была слава его матери.
Затем мы оказались в Италии. В Парме, Модене и Флоренции мы осматривали картинные галереи, соборы, библиотеки. В Пизе мы принимали морские купания, а 28 июня, в день восшествия на престол императрицы, княгиня Екатерина Романовна дала бал, на который пригласила всю знать Пизы, Лукки и Ливорно.