— Да, я говорю тебе об этом прямо, но только потому, что хочу быть свободным. Тебе не нравится такая ситуация? А ты? Сколько раз ты сама бросала меня одного и отправлялась играть в свой бридж или покер? Или музицировать? Ведь тебе было совершенно все равно, жив я или умер. А теперь, когда я нашел ту, которой это не все равно… которая по-настоящему хорошо — не как эгоистка — ко мне относится, теперь вдруг захотелось меня вернуть? Нет, Мэдж, это в высшей степени некрасиво с твоей стороны.

— А мне плевать, красиво это или некрасиво. Я не собираюсь так просто уходить и уступать тебя этой девчонке! — сказала Мэдж.

Джоанна молча стояла и слушала их семейную перебранку. Как ни смешно, но от этого разговора зависело ее личное счастье. Она была в полном замешательстве. Не знала, что говорить и что делать. Всю жизнь ей казалось, что брак, семья — это нечто возвышенное и святое… Полное слияние двух душ и тел… Она считала, что если уж произнесена клятва в верности, то ни в коем случае нельзя нарушить или отменить ее.

Но вот брак между Ричардом и Мэдж… Можно ли считать его настоящим? Ведь между ними никогда не было того, что называется семейными узами. Так зачем же миссис Стрэндж пытается теперь удержать своего мужа? Зачем делает все ему назло — и только потому, что он не хочет больше с ней жить… Джоанну с ее искренностью и простотой подобное извращение чувств приводило в недоумение.

И все-таки, как ни крути, а Мэдж действительно была женой Ричарда. Разве имела Джоанна право оставаться здесь с ним при живой жене?

Ричард протянул к ней руку.

— Анна, прости… Прости меня, что все вот так… Представляю, каково тебе все это выносить… Только, пожалуйста, милая, пожалуйста, не уезжай…

Она некоторое время молча смотрела на него. Вся страстная любовь ее молодого сердца затаилась в этом взгляде. И все же Джоанна лишь растерянно покачала головой.

— Ричард, ну как я могу теперь остаться?

— Ты должна, — выдохнул он. На бровях его выступил пот. Он был еще слишком слаб для таких душевных переживаний. — Ты же совсем одна… у тебя никого больше нет… некуда податься… Анна, детка, ты должна остаться. Мэдж… — Он повернулся к жене: — Прошу, отвлекись на минуту от личных переживаний. Этой девушке всего лишь восемнадцать. Недавно у нее умер отец. Она теперь одна. Она нуждается в защите. Мэдж…

— Ради Бога, Ричард, ну неужели ты думаешь, что я стану защищать девицу, с которой ты завел интрижку? — перебила его жена.

Джоанна повернулась и смерила женщину долгим взглядом. Ее всю трясло.

— Интрижку? — повторила она. — Как это — интрижку?

— Мэдж, что ты такое мелешь? — вскипел Ричард. — Это неправда. Разве ты не видишь, что она еще совсем ребенок? Послушай…

Мэдж подошла к нему вплотную.

— Только мне не говори, что она — невинное дитя. Знаю я всю эту их невинность. Будто я не вижу — эта девица закрутила с тобой любовь, попросту обольстила тебя!

— Обольстила? О Господи! — Он поднял глаза к потолку. — Ты, как всегда, не хочешь принять правду. Ты никогда этого не умела. Ну, послушай же, Мэдж, я не требую от тебя ничего необычного — только простой порядочности. Не можем же мы бросить бедняжку на растерзание невежам-старателям — это совершенно недопустимо… — Он умолк, тяжело дыша. Лицо его было бледно.

— Пожалуйста, не беспокойся обо мне, — сказала Джоанна. Ей было больно на него смотреть. — Ричард, я не против того, чтобы уехать. Подумай сам — ну как я могу здесь остаться… Это же невозможно.

— Совершенно невозможно, — вставила Мэдж.

Джоанна бросила на нее взгляд, полный презрения. Ох, сколько ей всего хотелось сказать! Но она предпочла покрепче закрыть рот и удержать этот словесный поток в себе — хотя бы ради Ричарда. Пусть эта Мэдж уже дважды ее оскорбила, пусть разговаривала с ней так, как никто и никогда раньше. Внутри у Джоанны все кипело, ее била дрожь, и все же она молчала.

Казалось, сердце ее разломится на две половинки, если она расстанется с Ричардом. Но ведь другого выхода нет… Если бы ей сказали: отдай несколько лет своей жизни, чтобы оказаться в его объятиях, она, не задумываясь, согласилась бы. Ну почему, почему он женат, да еще на такой черствой, бесчувственной и жестокой женщине, которая удерживает его только потому, что он захотел от нее уйти?..

— Ах, Ричард… — горестно прошептала она.

— Анна… — простонал он. — Не уез… не уезжай… Я этого не вынесу… Моя бедная крошка… одна… совсем одна…

Он снова откинулся на подушку — глаза его закрылись, губы посинели.

Джоанна тут же подскочила к нему.

— Ричард… Ричард… Ричард!

Мэдж Стрэндж с высоты своего роста взглянула на мужа. Злость на ее лице сменилась страхом.

— Он умер? — спросила она.

— Нет, — Джоанна держала Ричарда за руку. — Потерял сознание. У вас есть бренди?

— Есть. Вот… — Мэдж протянула девушке флягу.

Хоть она и была старше, однако оказалась вынужденной уступить первенство Джоанне. Слишком уж боялась она болезней и смерти. Болезнь в любом ее проявлении пугала Мэдж едва ли не до тошноты.

Вначале, едва только приехав сюда (ей удалось разыскать хибару при помощи одного местного старожила), Мэдж была ослеплена собственным триумфом — наконец-то обнаружен ее заблудший муж, и теперь он снова возле ее юбки. Затем ее охватило беспокойство. Когда удалось найти Ричарда, он был уже совсем плох. Ей пришлось отпаивать его бренди, ухаживать за ним — насколько она это умела, а скорее — не умела. Больше всего на свете Мэдж ненавидела за кем-либо ухаживать! И совершенно не переносила вида крови, нечистот, всегда сопутствующих болезни.

Нечего сказать, она отлично подготовилась к своему путешествию по снегам — у нее были нарядные теплые боты, прекрасное походное снаряжение, уверенный независимый вид. Однако под всем этим скрывалась глупая вздорная бабенка, чья показная отвага в действительности была обычным упрямством. Именно поэтому она так быстро сдалась, споткнувшись о строгое и покровительственное отношение со стороны Джоанны. Мэдж была из тех людей, которые чуть что — теряют самообладание. В душе миссис Стрэндж уже решила, что достаточно побыла сиделкой Ричарда в этой одинокой убогой лачуге — совершенно без удобств, к которым она привыкла.

Джоанна сняла шубу и рукавицы и принялась суетиться возле Ричарда. Все это время Мэдж сердито, исподлобья смотрела на нее. Господи, до чего же это девчонка противная! Какая-то грубая, грязная замарашка! Впрочем, кажется, она знает, что нужно сейчас Ричарду…

Через несколько минут он снова открыл глаза. Сердце его билось теперь ровнее. Пульс стал более отчетливым. Джоанна дала ему глотнуть немного бренди и молока. Он лежал молча и только с благодарностью смотрел на нее.

— Он умрет, умрет… если останется здесь… — истерически запричитала Мэдж. — Его нужно переправить в более цивилизованное место. Это продолжается все время с тех пор, как я приехала, — все эти обмороки, — просто не знаю, что и делать…

Джоанна поднялась на ноги и повернулась к женщине:

— А что вы ему давали?

— Давала еду. Ему было так плохо…

— И много вы давали ему еды?

— Да, ведь он голодал. Он так хотел есть.

Джоанна презрительно скривила губы. Ну и дура же эта Мэдж! Если человек долгое время голодал, то от большого количества еды его просто стошнит. Он ведь такой слабый… От малейшего волнения теряет сознание. Ему сейчас нужен самый заботливый уход. Только бренди и молоко — и так, пока он не окрепнет достаточно, чтобы усваивать твердую пищу. Джоанне приходилось выхаживать таких больных…

Господи, что же ей теперь делать? Неужели придется бросить Ричарда на попечение его беспомощной жены? Она снова с презрением оглядела хорошо уложенные белокурые волосы Мэдж, ее изящное пальто и боты. Затем сказала:

— Сегодня ему нельзя больше ничего. Только бренди и молоко.

Мэдж подняла на нее глаза, но тут же опустила их. Длинные белые пальцы перебирали мокрый носовой платок.

— Э-э-э… послушай. Будет лучше, если ты останешься. Я, сказать по правде, терпеть не могу ухаживать за больными и ничего не понимаю в болезнях. И потом, у меня нет таких запасов еды и бренди — я рассчитывала вернуться сразу же, как найду Ричарда. Что же мне делать?