Когда она исполнила «Все выше», казалось, что обрушились стены. Подобного грома аплодисментов Кэра в жизни не слышала. Ее раз за разом вызывали на «бис». Концерт вел сам Бобби Хэутон. Шоу транслировалось на Англию и Шотландию, и Бобби с энтузиазмом выкрикивал в микрофон:

— Как жаль, что вы, дорогие радиослушатели, не видите, что здесь творится! Ах, как она танцевала, как танцевала! С ума можно сойти!..

Так началось это триумфальное турне. И повсюду на афишах значилось «Кэра без Клода».

В конце недели Кэру отвезли в одну маленькую деревушку, занятую союзными войсками. В маленькой гостиной был такой холод, что не спасали даже меха, не говоря уж о тонких артистических платьях.

Но успех опять был оглушительным. Снова сердце Кэры замирало от восторженных воплей и свиста, которыми встречали ее солдаты. Она танцевала до тех пор, пока не согрелась и с нее не покатился градом пот. Она пела, пока не охрипла, и солдаты пели вместе с ней. В который раз она пожалела, что с ней рядом не было Клода. Как много он потерял! Ничего подобного больше не повторится…

После концерта состоялся праздничный ужин, на который собрались офицеры танкового корпуса. Рядом с Кэрой сидел молодой офицер. Его восторженный взгляд она запомнила еще накануне. Он был очень высок и широк в плечах, и его голубые глаза сияли на загорелом лице, словно две звезды. Это был военный до мозга костей. Армейский берет лихо сидел на его стриженой голове. Кэре сразу понравился его заразительный смех. У него было прекрасное чувство юмора, и он оказался замечательным собеседником.

Он с жаром заговорил о концерте.

— Понимаете, в Лондоне я видел вас не один раз! — восклицал он. — И всегда думал о том, что вам лучше выступать без Клода… Шоу — это только вы!

— Ну, не знаю… Мне кажется, что с Клодом гораздо лучше… — возразила она.

— Он что, не смог приехать? — сочувственно покачал головой танкист.

Кэра начала было оправдываться, но молодой офицер снова заговорил о ней.

— Видеть вас — огромное счастье для меня, — признался он. — Вы та актриса, с которой я всегда мечтал познакомиться…

Многие мужчины говорили Кэре эти слова. Но в голосе молодого офицера звучало что-то особенное, и это тронуло ее.

— А я считаю, — ответила она, — что для меня огромное счастье — пересечь Ла-Манш и оказаться здесь, среди вас… — Она кивнула на собравшихся за столом.

Кроме двух десятков офицеров за столом сидели Бобби Хэутон, Эдди Паркер и, конечно, красавицы из «Арт-союза». Здесь подавали изысканные блюда и лучшие французские вина… Кроме того, как показалось Кэре, в самой атмосфере присутствовало нечто совершенно неповторимое…

— О чем вы думаете? — поинтересовался молодой офицер.

Разгоняя нахлынувшую грусть, она рассмеялась и окунулась в его голубые глаза.

— Я думаю о том, как вас зовут.

— Меня зовут Ричард, — ответил он. — Ричард Хэрриот.

Она заметила, что у него на погонах три звезды.

— Вы, конечно, кадровый военный?

— Да, до войны я служил в Египте в Иностранном легионе. Конечно, я не подозревал, что вместо возвращения домой окажусь здесь…

— А я и подумать не могла, что когда-нибудь буду выступать перед офицерами из танкового корпуса.

— Стало быть, танкисты — счастливые ребята! — воскликнул он, и они оба засмеялись.

Капитан Ричард Хэрриот вдруг почувствовал, что его сердце отбивает странный ритм. Это был его «звездный час». Рядом с ним сидела та, что казалась недостижимым божеством. Он уже был не в том возрасте, когда юные поклонники осаждают знаменитостей, чтобы поймать улыбку кумиров. В облике Кэры ему всегда виделось нечто необыкновенное, и сейчас он ощущал это особенно остро.

— А знаете, — пробормотал он, — у вас глаза фиолетового цвета. Никогда бы не поверил, что такое возможно, но факт остается фактом… А какие у вас ресницы!

— Они тоже настоящие! — со смехом ответила Кэра. — Не приклеенные, даю вам слово.

Он поднял бокал.

— За Кэру и ее фиолетовые глаза!

Она тоже подняла бокал.

— За галантного капитана и вообще за всех бравых мужчин танкового корпуса!

Через полчаса они болтали, словно старые друзья. Кэра была общительной девушкой и хорошей слушательницей. Скоро она знала о Ричарде Хэрриоте почти все. Ему было двадцать восемь. Он не был помолвлен и всю жизнь посвятил армии. В Египте он увлекся спортом и сделался первоклассным теннисистом. Кроме того, он был не чужд искусству, неплохо разбирался в балете и опере и вообще обожал музыку. Его отец умер. Матушка была жива, и Ричард ее нежно любил. Он был родом из Сассекса, где Хэрриоты обосновались несколько столетий назад, и уверял Кэру, что ей, без сомнения, понравился бы их старый дом…

Вечер был в самом разгаре. Кэра чувствовала, что Ричард к ней неравнодушен. Он взял ее руку и взглянул на кольцо с изумрудом.

— Вы надели это на сцену или… помолвлены? — спросил он.

Она отняла руку и немного покраснела.

— Да, я помолвлена… Я собираюсь замуж за своего партнера Клода.

Пронзительно голубые глаза Ричарда на секунду поблекли, но потом снова вспыхнули.

— Должно быть, это будет удачный тактический маневр, — неодобрительно проговорил он. — Желаю вам обоим счастья…

— Благодарю вас, капитан Хэрриот, — ответила Кэра, с тоской подумав о том, как Клод обошелся с ней перед отъездом из Англии.

Несмотря на то, что Ричард явно расстроился, он не хотел портить прелесть этого вечера. Кто-то завел граммофон, и первая пара поднялась на танец. Ричард и Кэра тоже пошли танцевать. Хрупкая и грациозная Кэра рядом с мужественным Ричардом была великолепна.

— Этих минут я никогда не забуду, — проговорил он. — Мне даже не верится, что судьбе угодно было забросить меня во Францию и я танцую с такой чудесной девушкой… Сколько вы еще пробудете здесь?

— Неделю, — ответила она.

— Возьму это на заметку, — сказал он.

В один из вечеров Кэра сидела в спальне отеля «Де Вилль». Это был лучший и самый большой отель в городишке, куда «Арт-союз» приехал на гастроли.

Лучший — это, конечно, сильно сказано. Особенно для того, кому довелось в нем переночевать. Впрочем, в ресторане отеля подавали недурные блюда и хорошие вина. Шеф-повар был маленьким и изящным — воплощенная вежливость. Даже в Лондоне Кэра не лакомилась такими отменными кушаньями, какими потчевал он… Однако номера были из рук вон плохи. Кэра занимала номер, смежный с номером Маргариты Делани. Комнаты были огромными и ободранными. В щелях под дверьми посвистывали сквозняки. Не спасали даже ковры. Высокие облупившиеся потолки, выцветшие обои, уродливый камин с зеркалом в позолоченной раме. В спальне — старая мебель из черного дерева. Более неуютное жилище трудно придумать… Все усилия Кэры внушить себе обратное терпели неудачу. Даже цветы, которые присылали поклонники, жухли в этой мрачной атмосфере.

Между спальнями располагалась ванная комната, вызывавшая у девушек горький смех. Сама ванна стояла посреди комнаты и была на редкость облезлой, а к душу вообще было страшно притронуться. Принимая душ, девушки отчаянно мерзли. Камины в спальнях не могли справиться с ледяными сквозняками… Как бы там ни было, девушки стойко переносили все тяготы походной жизни. Это была их война. Несмотря на то, что обе были эстрадными звездами, привыкшими к теплу и роскоши, они не жаловались. Шла война, а они приехали, чтобы поднять дух солдат, которые ради Британии шли на смерть. Остальное не имело значения.

Под вечер Кэра сидела у камина. Настроение было отвратительным. Но не от холода, а оттого, что с тех пор, как она приехала во Францию, от Клода не было никаких известий. Кэра писала ему каждый Божий день. А вчера даже отправила телеграмму. Ей не оставалось ничего другого, как признаться себе, что Клод выказывает ей такое же пренебрежение, как накануне отъезда из Лондона. Она старалась внушить себе, что он очень занят и у него нет времени писать письма, однако чувствовала, что жестоко уязвлена. Когда она смотрела на большую фотографию Клода, стоявшую на камине, у нее отчаянно ныло сердце.