Никто из представленных Хилму особо не заинтересовал. Она улыбалась и говорила, как это принято в таких случаях, два-три обычных, ни к чему не обязывающих слова. Но так продолжалось до тех пор, пока высокий жизнерадостный голос Барбары не произнес:

— Хилма, а это Эвелин Мурхауз. Кажется, вы уже встречались раньше. Ах нет, это Роджер, а ты нет. Эвелин, это моя кузина Хилма Арнолл.

За время, прошедшее после бала-маскарада до нынешнего вечера, Барбара явно продвинулась со свойственной ей легкостью от официального «мисс Мурхауз» до свободного «Эвелин».

И вот Хилма уже отвечала на приветствие тонкой темноволосой девушки с необычайно светлыми серыми глазами. Именно ее глаза привлекали внимание прежде всего. Они были ясными и блестящими, но в них была какая-то холодная пустота, из-за которой казалось, что их обладательница смотрит на тебя как бы издали и свысока, несмотря на ее приветливость.

«Так вот она какая, эта невеста Бака! Что ж, он был прав, когда говорил, что она очень экстравагантна». Ее одежда была не только дорогой, но и подобрана с большим вкусом. И, конечно, Эвелин умела ее носить. Каждый волосок ее несколько экзотической прически лежал на своем месте, а немногие украшения на ней были дорогими и безупречно подобраны.

Они постояли несколько минут, обменялись впечатлениями о пьесе, которую Хилма недавно видела, о приближающемся Рождестве, об их общих друзьях, и в тот момент, когда они уже были готовы отойти друг от друга, к ним подошел Бак, и Эвелин небрежно представила их друг другу.

Для стороннего наблюдателя не было бы ничего необычного в выражении лица Бака. Но Хилма уже достаточно хорошо знала, что означает эта искорка в его темных глазах. Его словно забавляло то, что они снова вот так неожиданно встретились.

Хилму это тоже позабавило, хотя она подумала, что должно скорее шокировать ее, и на мгновение на ее щеке появилась лукавая ямочка.

Роджер постарался быть любезным, как бы забыв свои критические высказывания в адрес Бака в доме Элтонов, а Барбара заметила:

— Между прочим, интересное совпадение: вы все четверо должны пожениться в одно время. Ведь ваша свадьба, Эвелин, тоже сразу после Рождества?

Эвелин кивнула, а Роджер принялся объяснять, что медовый месяц они проведут за пределами Лондона, на Ривьере, что позволит избежать самый неприятный период английской зимы.

— Как забавно... мы тоже так задумали, — протянула Эвелин, причем было заметно, как огорчилась она при этом от того, что и у других могут возникать те же идеи. — Впрочем, — поспешно сказала она, — это еще не окончательно. Есть время подумать, может, появятся какие-то новые планы.

— Надеюсь, только насчет проведения медового месяца, — засмеялась Барбара. — Я смотрю, ты не надела свое кольцо — свидетельство помолвки.

— О! — воскликнула Эвелин, посмотрев на свою руку. — Это ужасно, я всегда его теряю. Даже не представляю, где могла оставить его на сей раз.

В этот момент через всю толпу к ним поспешно пробиралась хозяйка дома.

— Эвелин, ты, как всегда, в своем репертуаре, опять оставила свое кольцо, на этот раз на туалетном столике.

— Спасибо, дорогая.

Эвелин довольно спокойно взяла из ее рук кольцо и, не глядя, надела на палец.

«Она взяла его так, будто оно для нее ничего не значит, — подумала Хилма. Возможно, она просто выработала в себе такую манеру равнодушия».

Кольцо было очень красивое. Хилма обратила внимание на его необычную старинную оправу. Второго такого кольца не встретишь. Именно такое кольцо Бак и должен был выбрать.

— Хорошо, Бак, что ты обладаешь таким терпением, — улыбнулась Эвелин своему жениху. — Другой бы на твоем месте уже сошел бы с ума от моей безалаберности.

— Наверное, это повод, чтобы измениться, — не удержался Роджер.

Но Бак, смеясь, покачал головой.

— В этом Эвелин ничто не изменит. Она всюду оставляет вещи, особенно, если они не прикреплены намертво. Между прочим, это напомнило мне... у меня есть еще одна твоя вещь. — Он пошарил в кармане. — Одному Богу известно, как ты ухитрилась это потерять. Наверное, он был прикреплен к цепочке или браслету, словом, не знаю, к чему.

Он вытащил руку из кармана и раскрыл ладонь, на которой лежал очень красивый сине-зеленый скарабей.

— К счастью для тебя, моя дорогая, мои слуги тщательно убирают квартиру. Это было мне возвращено с соответствующей церемонией из глубин пылесоса. Посмотри, до чего ты низвела славу Египта.

— Но на этот раз я не виновата. — Эвелин взяла в руки скарабей и стала разглядывать его. — Это не мой, — сказала она твердо, возвращая его на ладонь Бака.

Хилма замерла, взгляд ее был прикован к маленькому сине-зеленому предмету, на который все с нескрываемым интересом уставились.

— О, Бак, это, видно, какая-то из твоих подружек, — шутя проговорила Эвелин. — И как же она так подвела тебя? Ты даже не можешь сослаться на сестру. У тебя ее просто нет.

Все вокруг смеялись, за исключением Хилмы и Роджера. Она никак не могла заставить себя посмотреть на раскрытую ладонь Бака, на которой лежал скарабей, и только надеялась на то, что вечный страх Роджера привлечь к себе внимание возобладает над желанием высказать то, что было у него на уме. Только бы он не воскликнул: «Хилма, да это же твой!» Только бы у нее хватило времени что-нибудь придумать... придумать, что сказать, когда возникнет неизбежный вопрос.

Роджер ничего не сказал. Заговорил Бак. Спокойно, с некоторой долей иронии в ответ на все шутливые предположения:

— У меня, может быть, и нет родной сестры, но, к счастью, имеется несколько кузин. И не исключено, что одна из них могла потерять это в моей квартире.

— Что ж, это звучит вполне правдоподобно, — Эвелин холодно рассмеялась. — К счастью для тебя, я не ревнива.

— К большому моему счастью, — согласился Бак и так обаятельно улыбнулся ей, что это обезоружило Эвелин и вернуло ей хорошее настроение. — Во всяком случае, я рад, что моя репутация не пострадала.

По выражению его лица Эвелин была почти уверена, что он действительно приписывает этого жука кому-то из своих кузин. А Хилма подумала: «Ему и в голову не приходит связывать это происшествие с моим ночным визитом, особенно если учесть, что скарабей довольно долго пролежал где-то под ковром в его квартире».

Словом, инцидент для всех был исчерпан, за исключением Хилмы и Роджера... И неизвестно, кто из них двоих был больше взволнован и расстроен.

О, если бы она смогла придумать хоть какое-нибудь разумное объяснение! Все, что приходило ей в голову, было неубедительным и неправдоподобным. Скоро пора будет ехать домой, и уж тут-то ничто не остановит Роджера. Как только они окажутся в машине, он, безусловно, задаст ей волнующие его вопросы.

Очень трудно было Хилме изображать беспечность. Что касается Роджера, то он даже и не пытался этого делать.

Если бы только она могла сказать хоть слово Баку, чтобы он проникся всей серьезностью ситуации... они бы придумали что-то нибудь. Но в этих переполненных людьми комнатах какой бы то ни было разговор был просто невозможен, не говоря уже о том, что Роджер был бы поражен, увидев их вместе.

Вечер заканчивался. Толпа в комнатах начала редеть.

— По-моему, пора ехать. — Барбара оказалась рядом с ней. — Бедный Роджер выглядит несколько мрачным, он, несомненно, считает, что уже достаточно «повеселился».

— Возможно. — Хилма лихорадочно искала хоть какой-нибудь предлог, чтобы еще задержаться и тем самым оттянуть объяснение с Роджером. Но Барбара уже пошла, как она выражалась, «собирать мужчин».

Если бы они приехали сюда в машине Джима! Тогда бы они с Роджером не остались одни по дороге домой. Но они приехали на его машине и сначала должны были завезти Барбару и Джима.

Хилма была очень напугана предстоящим разговором. Ей не с кем было посоветоваться, не у кого попросить помощи. Она вспомнила, как весело смеялся Бак, обещая выручить ее, если у нее возникнут какие-нибудь трудности, но сейчас она не имела никакой возможности попросить его об этом.