Потом заговорили о другом; подавая кофе, хозяйка расспрашивала Элен о том, как она попала в Венецию (та ответила, что интересуется историей). Узнав, что Элен хочет поселиться отдельно от родных, хозяйка тут же предложила квартиру неподалеку, за которой ей поручено присматривать. Квартира с обстановкой, и очень приличной. К тому же хорошо отапливается. Правда, сдается только до августа. Она так расписала эту квартиру, что Элен решила ее посмотреть.

Дом с потрескавшимся фасадом и зелеными жалюзи на окнах и в самом деле был совсем близко. Элен понравились три комнаты на втором этаже, и расположены удобно — две выходили окнами в переулок, одна — на канал. Кухня и ванная крошечные, но уютные. Правда, обои в большой комнате со множеством экзотических птиц не понравились Элен: фазаны с длинными, закрученными спиралью хвостами порхали по стенам среди зеленовато-желтой листвы. Но это неважно, Зато хозяйка хвалила качество и удобство постели («Посмотрите, какой матрас — чистая шерсть!»), изобилие и разнообразие посуды, удобство отопления — повсюду радиаторы. А как тут тихо! Единственный жилец наверху почти не бывает дома, а мужчина, чьи шаги слышны внизу, на первом этаже, работает там временно.

Они договорились о плате и сроках, назначили день переезда и, наконец, условились, что за уроки, которые Элен будет давать ее сыну, мать два или три раза в неделю будет стирать ей и помогать по хозяйству. Ее звали Адальджиза Массина, по-видимому, она была ровесницей Элен. Очарованные друг другом, женщины, прощаясь, расцеловались.

После полудня, прежде чем пойти к Курту Хёльтерхофу, о встрече с которым она условилась по телефону, Элен зашла на почту. Из Парижа ей переслали несколько писем, ничего важного — одно насчет квартиры, которую она освободила.

Курт Хёльтерхоф жил возле Арсенала. Окна его дома выходили на небольшую площадь, которую украшал старинный фонтан с красивой чугунной оградой, увитой плющом, дверь открыла старая дама, высокая, седая, почтенная. Это была сестра господина Хёльтерхофа. Сам он уже спускался к женщинам, шагая как автомат. Он был тоже высокого роста, худой, с торчащими на носу волосами и прозрачными ушами. Он провел Элен в загроможденную папками и книгами комнату. В углу ее взгляд привлек застекленный шкаф, в котором стоял какой-то черный мрачный манекен. Господину Хёльтерхофу было, наверное, за семьдесят, и то, что он в этом возрасте хотел заниматься французским, немного удивило Элен. Она согласилась на вполне приличную сумму, которую он предложил ей за разговорную практику, темы они выберут вместе. Эта первая встреча оказалась такой приятной (старик держался немного чопорно, но был неподдельно любезен), что Элен забыла о гнетущем присутствии манекена за стеклом.

Однако вечернее посещение синьоры Фьоренцы Поли оказалось не таким приятным. Синьора Поли сама назначила время и сухо просила не опаздывать. Служанка с восковым цветом лица впустила Элен, молча провела к хозяйке — огромной женщине с одутловатым лицом, настоящей горе мяса, лежавшей на диване, прикрыв ноги одеялом. Длинная комната с окнами, закрытыми толстыми шторами, законопаченная, душная, была заставлена тяжелой мебелью, всякими вазочками, цветами в горшочках. Телефон находился под рукой у хозяйки. Фьоренца Поли посмотрела на Элен маленькими злыми глазками, проверяя впечатление, которое произвела на посетительницу. Вместо приветствия презрительно сказала:

— Для парижанки вы не слишком-то элегантны. Этот костюм уже вышел из моды. Я ожидала другого, думала, что у вас больше вкуса!

Элен растерялась, не зная, что сказать — бывало, она так же чувствовала себя с Андре, который любил грубить ей и причинять боль.

Мадам Поли все же пригласила ее сесть, указав на кресло голой по локоть рукой, жирной и белой, зазвеневшей браслетами и засверкавшей кольцами. На чистом французском языке она сказала, что у нее диабет и плохое зрение из-за начинающейся катаракты, поэтому ей требуется ежедневное лечение и она не может читать и смотреть телевизор. Конечно, мадам Поли разрешается слушать магнитофон и радио, но все это лишь болтовня и глупости, за исключением немецких передач с их восхитительными симфоническими концертами. И вот ей пришла в голову идея пригласить кого-нибудь, кто бы ей читал, потому что она обожает французскую литературу, а один знакомый сообщил ей об объявлении Элен. Театральным жестом она показала на полки с книгами, закрывавшие целую стену.

— Здесь сокровища вашей культуры. Не знаю, мадемуазель Морель, устроит ли вас мое предложение. Может быть, вы не собирались читать здесь шедевры, а хотели продавать мне уроки грамматики? (В ее устах слово «грамматика» звучало как нечто крайне вульгарное.)

Что могла ответить Элен? Вечером она сказала Марте, что в присутствии этой женщины чувствовала себя «как кролик перед удавом».

Мадам Поли говорила быстро, но ее крошечный рот, зажатый толстыми нарумяненными щеками, казалось, едва двигался. Порой опасные огоньки мелькали у нее в глазах, выдавая какие-то неутоленные страсти. Она долго и бесцеремонно расспрашивала Элен, то и дело с нарочитой кокетливостью поглаживая свои локоны. Что Элен делает в Венеции в такое время года? Почему оказалась здесь? И надолго ли? И как можно предпочесть Парижу этот город-болото? Она осталась недовольна тем, что Элен отвечала очень сдержанно.

— Я вижу, вы не хотите ничего мне рассказывать. Ну что ж, это ваше дело. Но вы должны понять, ведь я не могу принимать у себя кого попало. Разных авантюристов здесь всегда было много, хватает и теперь. Ну ладно, там увидим. Я буду хорошо платить, поскольку вам нужны деньги. Расплачиваться буду чеками. Пусть вас это не смущает. Мой муж очень богат. Довольно жалкий тип. Живет в Риме, но аккуратно высылает причитающуюся мне сумму. Не хочет, но вынужден. Мои адвокаты в этом заинтересованы и следят за ним в оба.

Почти без всякого перехода, приподнявшись на горе подушек, она указала на книгу «Опасные связи» [9]и попросила прочитать из нее отрывок.

— Думаю, вы никогда не слышали об этой книге, — сказала мадам Поли, — Это настоящий шедевр. Для вас — прекрасная возможность познакомиться с ним. А главное, мы проверим, подойдете ли вы мне. Постарайтесь читать не слишком уныло.

Элен хорошо выдержала это маленькое испытание и была принята. Договорились, что Элен будет читать ежедневно с двух до четырех, кроме воскресенья. Довольная тем, что нашла себе дело, Элен решила: овчинка стоит выделки и можно иногда стерпеть уколы самолюбия, с чем Марта была не согласна. Тетя вообще жалела племянницу, которая так плохо приспосабливалась к этому жестокому времени, безжалостному к слишком нежным душам. Ей хотелось, чтобы Элен была твердой, боевой, способной постоять за себя. Уж тогда бы бедняжка быстрее нашла свое место в жизни и не стала бы так долго терпеть этого Андре Мерреста, которого Марта считала «садистом с уязвленным самолюбием».

Юноше, жившему довольно далеко, на границе древнего гетто, Элен, не найдя в справочнике номер его телефона, ответила письменно, чтобы, как он выразился, «оговорить условия». Убедив Карло в правильности своего решения, она занялась переездом, попросила Антонио, мужа Амалии, помочь перенести вещи. Каменщик работал в соседнем доме, где затопило первый этаж.

— Ох уж эта вода! — сказал он сокрушенным тоном человека, который безнадежно борется против стихии. — Она здесь все время поднимается. Или, точнее, мы погружаемся в нее.

— Что же можно сделать? — спросила Элен, дрожа от сырости в этом помещении, пропахшем тиной.

Паяльная лампа резко освещала каменщика.

— Что сделать? Да ничего, это как смерть. Мы тоже погружаемся в нее. Рано или поздно она свое возьмет.

На следующее утро Элен устраивалась на новой квартире. Распаковала на кровати принесенные Антонио чемоданы. Адальджиза была тут же, открывала жалюзи; проверяла радиаторы, снимала чехлы с кресел, восторгалась бельем, которое Элен укладывала в комод. Особенно ей понравился бюстгальтер.