— Ну что, пойдем?

Максим кивнул и послушно пошел за Сержантом к небольшой автостоянке неподалеку. Они прошли мимо будки сторожа — полицейский махнул рукой, приветствуя человека в ней — и остановились у старенькой, потрепанной «копейки». Минута — и они уже катили прочь от серой двухэтажки отдела.

— Я довезу тебя до перекрестка с Савельева. Мне потом в другую сторону, — немного извиняющимся голосом сказал Сержант.

— Ага, нормально, спасибо, — от перекрестка до дома была минута ходьбы. Можно будет заскочить за пивком в «Венеру» по пути.

— Ну и отлично… — Сержант свернул на улицу Коли Мяготина и теперь крутил руль, стараясь объехать максимально возможное число рытвин в асфальте. Машину ощутимо потряхивало — похоже, она как раз была ровесником Максу.

Сержант громко чихнул, помолчал, а потом сказал:

— Помнишь капитана, которого избивал тот здоровый урод?

Сержант на мгновение оторвался от дороги и посмотрел на Макса. Машина тотчас влетела в какую-то колдобину, и полицейский снова перевел взгляд на дорогу. На какое-то неприятное мгновение Максиму показалось, что глаза у Сержанта какие-то тусклые, словно не живые.

— Да, помню. Ему крепко досталось, — Макс говорил медленно, осторожно подбирая слова. Сложно было забыть удары, которые наносил псих толстому полицейскому. Макс еще тогда подумал, что такими темпами он капитана убьет.

— Крепко… Можно сказать и крепко, — Сержант помолчал, а потом сказал: — Эдик сейчас в больнице, под капельницей. Его лицо похоже на одну большую бугристую шишку.

— Мне жаль, — Макс не знал, что можно сказать еще. Он действительно жалел, но только о том, что вообще согласился на эту поездку.

— Мне тоже жаль, — в голосе Сержанта слышалась едва сдерживаемая злость. — Но еще больше мне жаль, что того гада забрали от нас так быстро. Я даже не успел переговорить с ним… по душам.

«Господи, здорово, спасибо тебе. Он, похоже, полный псих» — подумал Макс, но вслух спокойно спросил:

— Зачем вы мне все это говорите?

Мимо промелькнуло здание «Академии» — слава Богу, ехать оставалось минут пять, не больше. Что-то было не так с этим Сержантом, но что именно — непонятно. Максим глубоко вдохнул, стараясь успокоиться, и почувствовал слабый, едва различимый запах, который, как ни странно, показался ему смутно знакомым. Будто разбавленный чем-то уксус.

— Я бы хотел поболтать с тем парнем, совсем недолго, всего-то полчасика… Я бы объяснил ему, почему нельзя так себя вести. Он бы меня точно понял, а если нет, то я бы попросил Казаха с ним побеседовать. Казах парень такой, все что надо кому хочешь объяснит…

Сержант снова чихнул и Максим вдруг с ужасом увидел на стекле вперемешку со слюной мелкие пятнышки крови. Перед глазами все поплыло, его снова затошнило, как будто по голове кто-то вдарил подушкой. Мент что-то говорил, но Макс едва его слышал: ему вдруг показалось, что он задыхается от вони уксуса в машине. С этим парнем явно что-то было не в порядке, и дело было не только в крови на лобовом стекле, которую он выхаркнул из себя. На уровне какой-то примитивной телепатии Макс вдруг совершенно отчетливо понял, как будто некто шепнул ему это на ухо: этот мужик, похожий на какого-то киноактера или телеведущего, сумасшедший. А находиться в обществе сумасшедшего Максу не очень-то и хотелось.

Парень неловко поерзал на сиденье, кашлянул.

— Слушайте, я неважно себя чувствую, — сказал он, нащупывая ручку двери. — Вы не могли бы остановиться?

Сержант снова повернулся к нему, пристально глядя своими блеклыми, словно выцветшими глазами на бледное лицо пассажира.

— Конечно парень, нет проблем, сейчас остановимся. Прямо сейчас.

И он улыбнулся во все тридцать два запачканных кровью зуба, улыбнулся улыбкой вампира, только что оторвавшегося от шеи своей жертвы. Максим инстинктивно откинулся назад и мотнул головой, чувствуя дурноту. Возможно, именно это, как он думал потом, спасло ему жизнь.

«Копейка» шла на скорости километров шестьдесят в час по практически пустой улице. Машин почти не было, не говоря уж о пешеходах: так, ранние пташки, которым не спалось, или те невезучие, которым приходилось вставать пораньше, чтобы добраться до работы. Когда Сержант — Максим позже понял, что так и не узнал его имени — улыбнулся улыбкой позавтракавшего людоеда, парень в отвращении отвернулся. Поэтому из них двоих только Макс увидел человека, закутанного в какую-то белую хламиду, метнувшегося из переулка прямо на дорогу.

— БЕРЕГИСЬ! — крикнул он и бессознательным движением вскинул замотанную в бинт руку, прикрывая глаза.

Сержант, по-прежнему улыбаясь, перевел взгляд на дорогу, и его лицо вытянулось в комичной гримасе ужаса. Рот открылся, когда он попытался закричать, руки крутанули руль вправо. Машину стало заносить, но скорость была слишкомвелика, а человек выскочил на проезжую часть слишкомнеожиданно. Максим успел увидеть пустые глаза женщины, стоявшей на пути автомобиля и бездумно наблюдающей за тонной металла, надвигающейся на нее. Какие-то короткие мгновения Макс отчетливо видел седые волосы, космами спадающие на плечо, чистый, как вытертая тряпкой школьная доска взгляд, и больничный халат, развевающийся вокруг сухого тела, как будто она была неприкаянным призраком.

(Господи, она ведь даже не шелохнется она просто стоит!)

Макс вжался в сиденье, а потом машина наскочила на женщину правой стороной капота. Раздался протяжный звук сминаемого металла, женщину кинуло на лобовое стекло, и она влетела в салон прямо на Сержанта как ужасная белая пуля, ломая себе шею и сворачивая голову мужчины на бок. Осколки осыпали водителя и пассажира как конфетти на праздновании день рождения. Максим закричал, когда в левую щеку вонзился острый кусок стекла, и теплая струйка крови потекла за шиворот рубашки. Раздался короткий гудок клаксона, «копейку» развернуло боком, и она проскользнула с пару метров вперед в таком положении, быстро теряя скорость. Наконец, последний толчок, и машина замерла посреди улицы, с вмятиной на правой стороне и салоном, похожим на кадр из фильма ужаса.

Максим то ли слышал, то ли читал одну вещь: в критической ситуации люди могут забыть, что с ними произошло. Это, как утверждали ученые, было вроде защитной реакции человеческого сознания на потрясения. Мозг не то чтобы отключался, продолжал функционировать, но при этом предпочитал по окончании уничтожить воспоминания о произошедшем, дабы человек не просыпался среди ночи от кошмаров, в которых случившийся с ним несчастный случай происходил бы снова и снова. Человеческий разум как бы отрубал воспоминания до и после травмы. Неудивительно, что многие, пришедшие в себя после тех же ужасных автомобильных аварий или чудом выжившие в какой-нибудь катастрофе, открывая глаза на больничной койке, спрашивали, где они, черт побери, находятся, и вообще, какого лешего тут забыли. Последнее, что они могли помнить, это то, как, к примеру, вышли в магазин за пивом, а потом вдруг очнулись в палате с капельницей над головой. Когда же им рассказывали о произошедшем, они, в большинстве своем, только таращили глаза, не в силах поверить, что такое могло случиться именно с ними. Позже Макс думал, что с радостью забыл бы удар, когда машина сбила женщину и уж тем более горячие капли крови, текущие за воротник рубашки. Видит Бог, от подобного Максим бы с радостью отказался, но, к сожалению, он помнил все отчетливо и ясно.

Макс открыл глаза и огляделся. Осеннее солнышко заглядывало в салон машины, теперь его свет казался более ярким, когда не проходил через грязное ветровое стекло. Максим посмотрел налево: там, как любовники, сплетшиеся в страстных объятиях, лежал Сержант и женщина, которую он сбил. Без особого удивления Максим увидел, что длинные седые несчастной волосы запачканы кровью. Похоже, ей не повезло.

— С-сука, — выдавил Максим, не обращаясь, впрочем, ни к кому конкретно.