Я вскочил. Объединяться с Алдаранами? Неожиданно я услышал свой собственный голос:

— Вы, идиоты проклятые!

Поднялся ужасный шум — все разом задвигались, заговорили, заворчали. Только тут я понял, что натворил. Я ринулся в драку, даже не разобравшись, в чем дело. Одного лишь слова «Алдаран» мне было достаточно. Я посмотрел старому Хастуру прямо в глаза, словно бросая вызов.

— Я ведь не ослышался? Вы хотите объединиться с этим проклятым кланом Алдаранов, с этими изменниками и предателями? Это же они, Алдараны, продали наш мир Терре!

Голос мой вдруг начал ломаться, как у мальчишки.

Юный Дерик Элхалайн встал рядом с Хастуром, жестом попросив у него слова:

— Лью, ты забываешься. — Он наклонился вперед, и солнце сверкнуло в его золотисто-рыжей шевелюре. Теперь он обращался ко всему Совету, дружелюбно улыбаясь. — Как же так? Один из лордов Комина возвратился к нам после шести лет отсутствия, а мы и не подумали поприветствовать его. Мы позволили ему тайком пробраться в зал, точно мышке в норку. Добро пожаловать на родину, Лью Элтон!

Я поднял руку, заставив смолкнуть начавшиеся было аплодисменты.

— Оставим это! Лорд Хастур и вы, мой принц, должны хорошенько вспомнить! Члены клана Алдаранов когда-то входили в Совет Комина и имели право голоса. Почему же они были изгнаны?

Я выдержал паузу, а затем предпринял еще одну попытку. Поднял руку обрубок, спрятанный в подколотом рукаве, — и дрогнувшим голосом спросил:

— Разве мы хотим возвращения Шарры?! Воцарилось неловкое молчание. Затем заговорили все разом. Общий гул перекрыл голос Дайана Ардиса, зычный и веселый:

— В тебе, Лью, говорит ненависть, а не здравый смысл. Друзья, мне кажется, мы должны простить Лью Элтону подобную горячность. У него, безусловно, есть на то причины, но наши разногласия давно уже в прошлом. Мы должны учитывать сегодняшнюю ситуацию, а не вчерашние обиды. Сядь, Лью. Тебя долго не было на Дарковере. Когда ты узнаешь побольше, то, возможно, изменишь свою точку зрения. Во всяком случае, выслушай пока что и наши аргументы.

По залу пронесся одобрительный шумок. Я сел, меня бил озноб. Он намекнул, нет, сказал прямо, что я, дескать, достоин жалости. Калека, затаивший обиду, вернулся домой и теперь хочет раздуть былую вражду.

Он весьма искусно отвлек их от главного: именно Алдараны были ядром восстания Шарры! Они что, не понимают этого? Или просто не желают понимать?

Из темного угла позади старого Хастура раздался юный и неуверенный голос:

— Может быть, нам все-таки выслушать Лью Элтона до конца? Он ведь знает землян, он жил среди них. И он в родстве с Алдаранами, он же не станет выступать против собственной родни, не имея на то веских причин.

— Надо, по крайней мере, обсудить этот вопрос в Комине! — проговорила Каллина, и Хастур, подумав, кивнул. Потом произнес традиционные прощальные слова, и все посторонние стали покидать Зал Совета. Над толпой в нижнем зале возник было какой-то возмущенный шумок, но вскоре утих.

У меня разболелась голова, как всегда в этом зале. Слишком много телепатических барьеров — весьма, впрочем, необходимая предосторожность на подобных собраниях членов Комина.

Один из таких барьеров как бы навис прямо над моей головой. По закону подобной направленности не должно было быть; однако всегда получалось так, что телепатические барьеры оказывались над головой у кого-то из Элтонов.

Каждая семья Комина обладала каким-нибудь выдающимся талантом. У Элтонов, например, была невероятная способность навязывать телепатический контакт чуть ли не силой, парализуя мозг других людей. В Комине Элтонов всегда боялись. Эта их способность, ныне ослабленная многочисленными браками с нетелепатами, тем не менее сохранялась, поэтому собрания всегда начинались с установления над Элтонами телепатического барьера. Непрекращающийся поток аритмичных телепатических волн в самых различных диапазонах ужасно раздражал.

Молодой человек, который подал голос в мою поддержку, теперь направлялся ко мне по длинной полукруглой галерее. Я уже понял, кто это: внук старого регента, Реджис Хастур. Он прошел мимо Каллины Эйлард, и она, к моему удивлению, поднялась и последовала за ним.

— Ну, и что теперь будет? — спросил я Реджиса.

— Да ничего, надеюсь, — ответил он, дружески мне улыбаясь. Он был из тех, кто являл собой живое напоминание о прошлом. Такие иногда еще рождаются в старинных семьях; чистый тип Комина: светлая кожа, темно-рыжие волосы, глаза очень светлые, стального оттенка. Сложения он был хрупкого, как и Каллина, но мышцы были тверды, как сталь хорошо закаленного клинка.

— Да, довольно ты поколесил по космическим дорогам! Добро пожаловать домой, Лью.

— Ты ведь не против того, что я вернулся, надеюсь? — сухо ответил я. Почему речь вообще зашла об этих Алдаранах?

— Они рвутся в Совет. Сам Белтран Алдаран подал прошение, — вмешалась Каллина. — У него хватило смелости — нет, наглости! — претендовать на место в Комине благодаря браку. Браку со мной! — Она побелела от ярости.

От изумления я даже присвистнул. Да, действительно наглость! Ведь согласно древнему обычаю Хранительницы обязаны блюсти девственность в течение всего пребывания на этом высоком посту. Само по себе подобное предложение в высшей степени оскорбительно. Колебаний быть не может: смертный приговор наглецу! Войны на Дарковере не раз возникали и по куда менее значительным поводам. А тут возможность такого брака спокойно обсуждается в Совете!

Реджис бросил на меня иронический взгляд.

— Как говорит мой дед, настали иные времена. — Комин более не стремится к тому, чтобы Хранительница входила в состав Совета.

Я подумал и об этом. Даже тридцать четыре года после ухода Ашары Совет все еще боялся попасть под женский каблук. Если быть объективным, это, видимо, имело основания. Как сказал Хастур, времена теперь иные. Хотим мы того или нет, но это действительно так. Когда-то Хранительница считалась священной, что таило в себе множество опасностей, ибо, как рассказывал мне отец, все технологии на Дарковере прежде разрабатывались с помощью Главных Экранов матричных систем за которые полностью отвечали Хранительницы, объединяя свою телепатическую энергию. Горнодобывающее производство, транспорт, все, что требовало значительных затрат энергии, в том числе ядерной, — всем управляли благодаря Экранам, связанным с мозгом одной из этих юных девственниц.

Однако, казалось, прогресс сделал это все ненужным. Теперь от них не требовалось отречения от мира и жизни среди стен, стерегущих их власть и одиночество.

Каллина усмехнулась, прочитав мои мысли.

— Все так и есть, — сказала она, — и я вовсе не жажду власти. Но, — и ее суровый взгляд встретился с моим, — ты ведь понимаешь, почему я против союза с Алдаранами, Лью. Мне не хотелось бы обсуждать это в Совете, потому что, в сущности, это касается только тебя. Жаль, что приходится просить тебя об этом, но не можешь ли ты рассказать им правду о Шарре и об Алдаранах?

Я склонился над ее рукой, не в силах произнести ни слова.

Я старался никогда не вспоминать о том, что Алдараны и возглавляемые ими орды восставших сделали со мной и с Марджори. Если все время вспоминать о таком, недолго сойти с ума.

Но теперь пора пришла. Я был в неоплатном долгу перед Каллиной. Шесть лет назад, когда мы бежали вместе с Марджори и оба были ранены, а Марджори при смерти, именно Каллина открыла нам ворота Скрытого Города. В ту ночь, когда нам угрожали и мечи Дарковера, и бластеры Терры, именно Каллина, рискуя собственной жизнью, подвергаясь воздействию чудовищного радиоактивного излучения от старых космических кораблей, решилась на все, только для того, чтобы Марджори получила шанс выжить. Но, увы, было поздно.

И все-таки снова разворошить себе душу да еще выложить все перед Советом… Меня просто пот прошиб.

— Это наш последний шанс. Лью, — тихо сказал Реджис. — Тебя они еще, возможно, выслушают.

Я с трудом проглотил комок в горле. Потом сказал: