— Проглоти все целиком, — шепнула ему на ухо Ренн, — и не вздумайкашлять!

Дым оказался горьким, едким, так что желание откашляться было почти нестерпимым. Но Торак сдерживался, чувствуя на щеке взволнованное дыхание Ренн.

— Да летит с тобой наш Хранитель! — услышал он ее шепот.

Перед глазами у него все плыло. Он еще успел заметить, как ворон-самец, нацелившись на замерзшие внутренности белки, с силой потянул их клювом. И тут самого Торака пронзила такая острая боль, что ему показалось, будто это его внутренности тянут у него из живота, и на мгновение его охватила паника: Нет, нет, я не хочу…

И вдруг он понял, что сам тянет своим мощным клювом внутренности белки и, придерживая их когтистой лапой, старательно отделяет друг от друга вкусные смерзшиеся кусочки.

Он быстро набил себе зоб, потом подумал немного и выклевал белке глаз. Наслаждаясь нежным вкусом скользкого и сочного глазного яблока, он взмахнул крыльями и легко взлетел, подхваченный ветром, и ветер понес его ввысь, к свету.

Ветер был студеный и невообразимо сильный, и сердце ворона ликовало, когда сильные крылья несли его все выше и выше. Ему страшно нравился этот холодок, проникавший под плотное черное оперение, приятен был запах льда, его веселил дикий смех и удалые вопли ветра. Его восхищала та легкость, с которой он взмывал на плечах этого ветра ввысь и там парил, чуть покачиваясь и с необычайной легкостью плавно завершая очередной круг, стоило лишь шевельнуть маховыми перьями. Ах, как хороши были его великолепные, мощные крылья!

Что-то прошелестело рядом — это взлетела самка. Потом она, сложив крылья, словно прокатилась верхом на ледяном ветре, изящно изгибая хвост и приглашая его на небесный танец. И он скользнул за нею следом, а потом они, сцепив свои обледеневшие когти, сложили крылья и вместе нырнули вниз.

Они камнем падали сквозь струи леденящего воздуха — черный комок перьев на фоне встающего солнца, — а потом, чуть замедлив скорость падения, увидели, как огромный белый мир внизу метнулся им навстречу, и одновременно разомкнули сцепленные когти. А потом самец широко раскрыл крылья, ударил ими по плечу ветра, и вновь воспарил, кругами поднимаясь все выше, к солнцу.

Зоркими глазами ворона Торак теперь мог видеть очень далеко и во все стороны сразу. Далеко на востоке он заметил на снегу крошечную белую искорку — песца. На юге виднелась темная полоса Леса. На западе громоздились ледяные торосы замерзшего Моря. А на севере по снегу двигались две человеческие фигурки.

И ворон с громким криком бросился в погоню.

«Карк?» — изумленно окликнула его самка.

Но он ей даже не ответил. Оставив ее далеко позади, он быстро летел на север, и покрытая снегом земля неслась внизу, точно белая река.

Подлетев ближе, он сделал круг, спустился вниз и в одно мгновение, навсегда врезавшееся в его память, ухватил сразу все подробности происходящего.

Торак увидел людей, тащивших салазки вместе с привязанным к ним Волком. Он напряженно вглядывался зоркими глазами ворона, пытаясь уловить хотя бы мельчайшее движение волчьей лапы. Ему хотелось убедиться, что Волк еще жив. В этот момент один из похитителей остановился: стянул с головы капюшон парки и распустил завязки на шее, чтобы выпустить скопившийся под паркой жар. Торак успел заметить черно-синюю татуировку на груди человека: трезубец, знак Пожирателя Душ!

Из клюва ворона невольно вырвался испуганный крик: Пожиратели Душ! Волка взяли в плен Пожиратели Душ!

И он взлетел, поднимаясь все выше, выше, и тут солнце ослепило его. А ветер резким порывом швырнул его в сторону, пытаясь сбросить на землю.

Все мужество Торака разом треснуло, как тонкий ледок.

Ветер победоносно взвыл.

Острая боль пронзила внутренности Торака — и он снова стал самим собой, падая на землю с огромной высоты.

Очнулся он в синеватой полутьме снежной пещерки.

В ушах его все еще звенел злобный смех ветра.

Ренн, стоя на коленях, низко наклонилась над ним. Лицо у нее было испуганное и чем-то озабоченное.

— Ох, слава Великому Духу! Я же все утро тебя разбудить пытаюсь!

— Все… утро? — пробормотал Торак. Он чувствовал себя куском шкуры, которую отбили и выскоблили.

— Ну да, сейчас уже полдень, — сказала Ренн. — Но что все-таки случилось?Ты, задыхаясь, упал на снег, и глаза у тебя закатились под лоб — нет, это было просто ужасно!

— Я упал, — только и сумел выговорить Торак. Каждый вдох вызывал нестерпимую боль в груди; казалось, у него разбито все тело; от боли взвизгивал каждый сустав, но, как ни странно, руки и ноги по-прежнему его слушались, значит, кости явно не переломаны. — А на лице у меня… много ссадин?

Ренн покачала головой. «Ссадины на душе остаются», — подумала она.

Торак лежал неподвижно, глядя на низкий потолок снежной пещерки и повисшую прямо у него над головой каплю, готовую вот-вот сорваться и упасть. Пожиратели Душ взяли Волка в плен.

— Ты след-то видел? — спросила Ренн.

Он мучительно сглотнул и сказал:

— На север. Они шли на север.

Но Ренн чувствовала, что он чего-то не договаривает.

— Как только ты вошел в транс, — сказала она, — сразу поднялся сильный ветер. И он так сердито завыл!

— А я летел. А ведь я вроде бы не должен уметь летать.

Та капля все-таки сорвалась и упала на парку Ренн, затерявшись в густом оленьем меху: в точности, как чья-то душа, упавшая с небес на землю.

— Тебе не следовало этого делать! — сказала Ренн.

С трудом приподнявшись на локте, Торак посмотрел в щель. Ветер снова притих, зато возобновилась поземка, похожая на чьи-то призрачные пальцы, тянущиеся к нему по земле.

— Ничего, мы еще поборемся! — попыталась приободрить его Ренн.

Торак снова лег, зарывшись в спальный мешок до самого подбородка. И подумал о том, что Пожиратели Душ взяли Волка в плен.

Он никак не мог заставить себя сказать это Ренн — во всяком случае, пока не мог. Если она узнает, кто их враги, то, пожалуй, потребует, чтобы они немедленно вернулись назад, в Лес, за помощью. А может, и одна уйдет, а его бросит тут.

Торак даже глаза закрыл при мысли об этом.

«А кто они такие, эти Пожиратели Душ? — спросил он как-то у Фин-Кединна. — Я ведь даже имен их не знаю».

«Мало кто знает их имена, — ответил Фин-Кединн. — А те, кто это знает, никогда об этом не говорят».

«А тызнаешь? — спросил Торак. — Почему ты не хочешь сказать мне? Ведь мне на роду написано с ними сражаться!»

«Со временем скажу», — вот и все, что ответил ему тогда вождь племени Ворона.

И все это время Торак никак не мог разобраться, как же Фин-Кединн к нему относится. Он принял его в свое племя, узнав о гибели отца, с которым они когда-то давно, оказывается, были добрыми друзьями. Вот только Фин-Кединн очень мало и редко рассказывал о своем прошлом. Он сообщал Тораку лишь те сведения, которые считал совершенно для него необходимыми.

Так что теперь Торак знал лишь то, что Пожиратели Душ вступили в сговор, желая править всеми лесными племенами. И они уже начали забирать власть в свои руки, но могущество их было поколеблено сильнейшим пожаром, и с тех пор им пришлось скрываться. За это время двое из семерых нашли свою смерть. А потому, согласно законам лесных племен, их имена нельзя было произносить в течение целых пяти зим. И одним из этих погибших колдунов был отец Торака.

Где-то глубоко в груди Торака проснулась знакомая боль. Ведь его отец присоединился к этим знаменитым колдунам, которых впоследствии стали называть Пожирателями Душ, чтобы творить добро!Так ему и Фин-Кединн сказал. И Торак прямо-таки уцепился за эти слова. Они стали для него законом. Фин-Кединн сказал ему еще, что, когда Пожиратели Душ стали совершать всевозможные злодеяния, отец Торака попытался от них уйти, и они принялись ему мстить. Целых тринадцать зим они на него охотились, и целых тринадцать зим ему удавалось от них скрываться. Он даже сына своего растил вдали от лесных племен и никогда не рассказывал ему о своем прошлом. И вот позапрошлой осенью Пожиратели Душ все-таки его настигли. Они наслали на него огромного медведя, в которого с помощью колдовства вселился злой дух. Этот медведь и убил отца Торака.