На секунду душу согрела безумная надежда: „Брайан! Пожалуйста, Господи, пусть это будет он!"

Она метнулась к телефонной трубке, висящей на стене.

— Роза? — прозвучал в трубке знакомый усталый голос.

— Макс! — Роза постаралась скрыть разочарование, тут же уступившее место тревоге. — Что-нибудь стряслось? Ты в порядке?

Короткая пауза, потом снова его голос:

— Со мной все в порядке. Ты уж меня извини. Понимаю, что поздно. Я тебя не разбудил?

— Да что ты. Я еще не ложилась. До сих пор корплю над делом Меткалфа. Да если бы ты и разбудил, тоже не беда. Но что-то ведь произошло, правда? Иначе бы ты не звонил в такой час.

— Это безумие… я отдаю себе в этом отчет, но можно, я приду к тебе? Я тут совсем рядом. Звоню из автомата на углу твоей улицы.

— Конечно, приходи. О чем речь!

Она произнесла эти слова без малейшего колебания. Ни разу за все эти годы он ни о чем ее не просил. После всего, что он для нее сделал…

Роза знала, что спать в эту ночь ей уже не придется. Утром в суде вид у нее будет — краше в гроб кладут. Но тут уж ничего не поделаешь.

Она повесила трубку, с ужасом заметив, что на ней самый старый и вылинявший махровый халат из всех, какие у нее были. Ну да ладно, Макс видел ее еще и не в таком виде. И потом, не на любовное же свидание он к ней собрался.

Но вот квартира! Господи, какой же тут беспорядок. Человек в первый раз появится у нее в квартире — и что он увидит? Настоящий Армагеддон! Роза бросилась в гостиную и собрала грязные кофейные чашки, валявшиеся на полу газеты и разбросанную по спинкам стульев одежду. Интересно, когда она в последний раз тут пылесосила? Несколько недель назад — это уж точно. С той вечеринки, когда Пэтси получила роль Малки в выездном спектакле „Скрипач на крыше" и они отмечали это радостное событие. Теперь подруга вместе с труппой где-то в Кентукки — то ли в Лексингтоне, то ли в Луисвилле. В общем, неважно где, потому что винить Розе некого, кроме себя.

Она прямо-таки влюбилась в это место, как только его увидела. Верхний этаж кирпичного дома на углу Двадцать первой и Десятой стрит. И так солнечно — совсем как в теплице! Свет падает из высоких окон, повсюду растения: свешиваются с карнизов, тянутся из майонезных баночек на подоконниках, подобно маленьким деревцам стоят в глиняных мексиканских горшках на полу. Стены оклеены старыми театральными афишами и пестрыми киноплакатами. Вместо дивана — кожаные марокканские подушки, раскиданные по полу. В углу огромный медный кальян, своими таинственными очертаниями похожий на какой-нибудь предмет из сказочной обстановки в „Алисе в Стране Чудес".

Собственно, Пэтси даже не подруга, а знакомая подруги, подвизающаяся в качестве певички, танцовщицы и актрисы. Она как раз искала себе соседку по квартире, после того как предыдущая, тоже актриса, переехала в Лос-Анджелес. Маленькая квартирка, которую снимала Роза в Нижнем Ист-сайде, темная и неудобная, давно действовала ей на нервы, так что она перебралась на новое место буквально на следующий день. Теперь, когда Пэтси уехала на гастроли, которые продлятся не меньше года, Роза стала фактической хозяйкой всей квартиры.

„Макс наверняка, — думала она, — сумеет оценить прелесть этого жилья, несмотря на весь беспорядок. Он поймет, что я слишком занята, чтобы наводить марафет!"

Всю одежду, валявшуюся в гостиной, Роза сгребла в кучу и отнесла в спальню, сбросив прямо на кровать — ее восхитительную, роскошную кровать старинной работы, с узорной железной спинкой, окрашенной в белый цвет. Застлана она красивым мохеровым покрывалом желтоватого оттенка, какой бывает у солнца в пустыне. Роза отдала за него целое состояние на ярмарке кустарных изделий. Все представляла, как оно будет нравиться Брайану. И как приятно будет лежать с ним вдвоем под его мохнатыми складками.

„Пожалуйста, Господи, пусть Брайан придет ко мне. Я уже так долго его жду", — беззвучно прошептала она, сгорая от желания его видеть.

Неожиданный резкий звонок домофона заставил ее вздрогнуть. Макс. Она нажала на кнопку впуска и поспешила открыть дверь квартиры.

Выйдя на площадку, Роза поглядела вниз и увидела медленно поднимающегося по лестнице Макса. Лицо непривычно бледное, волосы растрепались, веки воспалены. Костюм мятый, галстук болтается на шее, словно удавка.

— Привет, — криво улыбнулся он, подходя к ней.

Роза пришла в ужас: таким она его ни разу не видела.

— Макс, ты не… пьян?

Он выдержал ее взгляд, давая понять, что ее сомнения напрасны.

— Нет, ни в одном глазу. Но если честно, то я пытался — и у меня ничего не вышло. Хочешь, можешь спросить у бармена в „ПэДжей". К сожалению, такое бывает…

И тут Роза заметила, что у него в руке небольшой саквояж на молнии.

— Ты что, куда-то собрался? — не удержалась она от вопроса.

— Да, можно сказать и так, — ответил Макс и, сделав глубокий вдох, решился наконец произнести то, ради чего явился: — Знаешь, я ушел из дома. Решил пока что перебраться в гостиницу в центре. Как раз рядом с конторой есть одна вполне приличная. Но сейчас мне, наверно, важнее не крыша над головой, а друг, на которого можно положиться. Спасибо, что позволила прийти к тебе.

— Я давно хотела, чтобы ты посмотрел, как я живу. Но все время не получалось. То я ждала, что не буду так закручена на работе. То, что смогу заняться генеральной уборкой. Но увы… — и Роза смущенно улыбнулась.

Войдя следом за ней в квартиру, Макс обвел глазами гостиную и воскликнул:

— Ради Бога, ничего не трогай! Здесь все — само совершенство… Неожиданно Роза почувствовала себя счастливой. С облегчением вздохнув, она наконец осознала смысл сказанного Максом.

„Да ведь он не просто ушел из дома. Он ушел от своей жены!"

Казалось бы, эта новость должна была ее поразить. Но Роза ничуть не удивилась. Может, потому, что Макс никогда не говорил о своей семейной жизни. Да, порой она улавливала в его настроении грусть, даже некоторую долю отчаяния, невзирая на его всегдашнюю бодрость духа. На постоянную готовность к улыбке. И еще, Роза замечала также, что всякий раз, когда Макс говорил со своей женой по телефону, он непроизвольно хмурился, а иногда начинал массировать переносицу, как будто у него болела голова. Зато как светлело лицо Макса, когда в контору заглядывала Мэнди, его дочь, и как мрачнело и настораживалось, если это оказывалась не Мэнди, а Бернис.

Глядя на его растерзанный вид, Роза уже готова была произнести обычные в таких случаях слова утешения. Что-то вроде того, что, мол, „мне очень жаль… может быть, все-таки вам удастся наладить вашу жизнь… утро вечера мудренее".

Но она удержалась, потому что видела: сейчас Максу нужен не утешитель, а слушатель. В банальностях он не нуждался.

„Сколько же лет я знаю Макса? — стала она прикидывать. — Целую вечность. А ведь в сущности мне ничего о нем не известно. Что на самом деле творится у него в душе?"

В эту минуту ей страстно захотелось попытаться стать для Макса таким же другом, каким он всегда был для нее.

— Какая еще гостиница! — продолжала она. — Места у меня сколько угодно. Ты можешь занять комнату Пэтси. И, ради Бога, не стой как истукан в дверях. Проходии располагайся как дома. Присаживайся. Сейчас я сделаю кофе. По-моему, он совсем тебе не повредит — даже целый кофейник.

— Нет, я об этом не… Что ты, я не могу.

— Неужели у меня такой отвратительный кофе…

— Ты знаешь, что я имею в виду другое, Роза. С твоей стороны это крайне любезно. Но… черт побери, это мои трудности. И я должен справиться с ними сам.

— Хватит, Макс Гриффин! — взорвалась Роза. — Хоть раз в жизни можно перестать изображать из себя Настоящего Мужчину и дать другому человеку возможность помочь тебе. Так сказать, для разнообразия.

Макс заколебался, но прежде чем он собрался возразить, Роза уже проплыла мимо него на кухню.

— Слева от тебя, в дальнем конце, кладовка. Можешь положить туда свои вещи, — бросила она через плечо. — Только не забудь зажечь свет, а то наверняка споткнешься о какой-нибудь гимнастический снаряд. Я их все туда отволокла, как только Пэтси уехала. Она помешана на всяких упражнениях. Но, правда, и меня заставляет кое-что делать. Посмотришь на эту камеру пыток — и заречешься опять есть шоколадное мороженое, хоть оно и твое любимое.