Стол, резкий свет сверху, давление пальцев Дэвида на какой-то миг заставили ее вспомнить что-то совсем другое. Что-то, о чем ей не хотелось думать. Тепло внутри нее сразу начало остывать. Гинеколог. Вот что это было. Визит к гинекологу для обследования матки.

Вот что делает Дэвид с беременными женщинами в больнице. Залезает в них, как сейчас в нее своими пальцами, когда они лежат на столе, задрав ноги, закрепленные в кожаных петлях. Нет-нет, нельзя позволять себе сравнивать! Это не одно и то же. Во всем виновато больное воображение. Это все из-за ребенка. Из-за того, что сегодня ей особенно необходима нежность Дэвида.

Но и эта его игра начала доставлять ей удовольствие. Затухшее было внутри нее пламя снова стало разгораться. О, Дэвид знал, как никто другой, что надо сделать, чтобы ей было приятно. Сейчас она могла кончить в любую минуту. Вот только позволит ли он ей это?

Нет. Дэвид переворачивает ее на бок лицом к себе. Ее глаза упираются прямо в его мошонку. — Соси! — приказывает он.

Какой-то момент Рэйчел колеблется, потом берет его член в рот. Как и всегда, вначале она испытывает легкий стыд, словно делает что-то запретное, развратное. Но затем начинает чувствовать удовольствие, сознавая свою силу. Его пенис становится все больше; Рэйчел слышит сладострастные постанывания Дэвида и представляет, что она единственная женщина в мире, способная вызвать в нем такую страсть. Она, и только она, способна дать Дэвиду то, чего не могут другие.

„И это совсем не грязно, — говорит она себе, — когда ты действительно кого-то любишь".

Она лизнула его языком. Дэвид сейчас, постанывая, ритмично двигался у нее во рту. Ей было слышна как при этом звякает о край стола его расстегнутая „молния". В том же ритме двигались и его пальцы, по-прежнему находившиеся у нее во влагалище. До того горячие, что, казалось, они прожигают ее насквозь.

Оргазм пришел к ней, как взрыв. В ту же секунду она почувствовала, что он тоже кончил: солоноватая жидкость заполнила ей рот. Лично ей этот солоноватый вкус не был неприятен, хотя Рэйчел и приходилось слышать, что некоторые женщины его не переваривают. Правда, подумала она, с кем-нибудь другим ей тоже могло быть неприятно. Ответить на этот вопрос она не смогла, потому что единственный, с кем она это делала, был Дэвид.

Дэвид между тем немного отодвинулся от стола, натянул брюки и помог ей подняться. Рэйчел с трудом могла стоять на ногах. Дэвид же выглядел так, словно они только что закончили играть в карты. Разве что немного покраснело лицо. В остальном же он оставался совершенно невозмутимым. Как и положено настоящему доктору! Но, черт побери, сегодня вечером ей особенно нужны его объятия, его нежность.

Рэйчел проследила за тем, как Дэвид прошел к раковине, стал неторопливо мыть руки. И тут на нее снова накатило прежнее чувство. Ей опять показалось, что она пришла в кабинет к гинекологу. И почти услышала, как он выносит свой „приговор":

„Ну что ж, моя милая, похоже, вы действительно беременны. Недель шесть, я полагаю. Впрочем, надо будет сделать еще анализ мочи, чтобы сказать поточнее…"

— Дэвид… — тихо позвала Рэйчел, и голос ее был едва слышен из-за шума воды в старой, с потрескавшейся эмалью, раковине.

Она даже не стала надевать трусики — просто прикрылась рубашкой и опустилась на стул. Наконец, решившись, произнесла:

— …Я беременна.

Он мотнул в ее сторону головой, поглядев так, словно она неудачно пошутила. Уголки его рта при этом скривились, как будто он не решил для себя — смеяться ему или возмущаться.

— Рэйчел, — обратился он к ней, наконец все-таки улыбнувшись, — поверь, это совсем не смешно. Даже в качестве шутки.

— А я и не шучу. — Слова, казалось, шли не из горла, а откуда-то из самой растревоженной глубины.

Его лицо потемнело, сразу став чужим. И чего это он смотрит на нее так, будто она все испортила. Как будто она хочет причинить ему неприятность.

— Господи, Рэйчел, ты уверена? — он осекся, коснувшись лба тыльной стороной ладони. — Черт возьми, конечно, уверена. Ты же врач. Но как, спрашивается, ты могла допустить, чтобы с тобой случилось подобное?

„Ты"! — с горечью подумалось ей. — Не „мы", а „ты". Как будто это моявина?!"

— Когда это произошло, я, между прочим, не в солитер играла, — огрызнулась Рэйчел.

Два быстрых шага, дорожка капель с его мокрых рук — и вот он перед ней. Его нависшее лицо, ладони, упершиеся в стол. В зеленых глазах ярость.

— Господь с тобой, Рэйчел! Ты что, одна из этих шестнадцатилетних дурочек, которые к нам попадают? Они-то ведь подзалетают потому, что понятия не имеют, как предохраняться. Ты сама мне говорила, что пользуешься „диафрагмой". Да вот сейчас я думал… дерьмо! Поэтому я и не кончил в тебе. Я был слишком разгорячен, чтобы ждать, пока ты вставишь эту свою чертову „диафрагму"!

Его глаза смотрели словно сквозь нее, и от этого взгляда кровь стыла в жилах. Она почти физически ощущала в воздухе напряжение его ярости — казалось, в воздухе потрескивают электрические разряды.

Рэйчел глядела на его руки. Смотреть на его лицо она не могла. Пальцы Дэвида сжимали край стола; на светлых золотистых волосках сверкали капли воды, похожие на алмазные бисеринки.

„Черт бы его побрал. Подонок!"

Глубоко вдохнув, Рэйчел попыталась подавить обиду и гнев.

— Я использовала „диафрагму", к твоему сведению. Ты прекрасно знаешь, что гарантия не стопроцентная. Может, я слишком рано ее вынула. Или слишком поздно вставила. Или, может, маленькие зеленые человечки с Марса наделали в ней дырок, пока я не смотрела. Да, черт возьми, откуда мне знать, почему так получилось?

Она наконец взглянула в его лицо и увидела, каким оно стало сейчас неподвижным и холодным.

— Может, ты все-таки знаешь. Может, это и не было такой уж случайностью?

Рэйчел не столько услышала, сколько почувствовала эти слова — внутренности у нее как будто сковало льдом.

„Господи! Он правда это сказал?"

Нет, решила она, это невозможно. Он не мог так думать. Ему следовало бы знать, что она так не поступила бы. Больше всего на свете ей хотелось сейчас ударить его, согнать с его лица выражение холодного презрения.

Неожиданно гнев улетучился; она почувствовала себя обессиленной, полностью выпотрошенной.

— Послушай, Дэвид, давай не будем сердиться друг на друга. Это все равно ничего не изменит. Никто не виноват. Это просто случайность.

Дэвид выпрямился, взъерошил свои густые соломенные волосы и с облегчением произнес:

— Ты права. Извини. Ни к чему так выходить из себя. Ничего же страшного пока не произошло.

— Что ты хочешь этим сказать?

Он взглянул на нее как на не слишком сообразительного ребенка.

— Аборт. Ты его, конечно, сделаешь. Я все устрою.

Она посмотрела на него как бы со стороны и почувствовала, что стоит на одном конце длинного туннеля, в то время как он едва виднеется на противоположном. Маленькая, едва заметная точка. Их разделяла огромная дистанция: ей казалось, что, протяни она сейчас руку, чтобы коснуться Дэвида, рука провалится в холодную темноту.

Считая ее молчание знаком согласия, Дэвид с улыбкой подошел к ней и обнял ее за плечи — уверенно, по-хозяйски.

— Послушай, я же знаю, что тебя мучает, — продолжал он. — Ты думаешь о тех девочках, которые поступают к нам после того, как их изуродует какой-нибудь мясник, не имеющий об абортах никакого представления. Ничего похожего у тебя не будет. У меня есть один друг, с которым мы вместе учились на медицинском. Сейчас он занимается частной практикой — акушерство и гинекология. Он мне кое-чем обязан. Все будет сделано как надо. С полкой гарантией для твоего здоровья. Все равно что зуб выдрать. Пустячная операция.

Рэйчел отстранилась от него и, повернувшись к нему лицом, посмотрела в упор. В ушах у нее звенело.

Она думала о ребенке там, внутри. О тепле, которое от него исходит. Думала о своих мечтаниях: вот она держит его на руках, вот их уютный дом, в котором они с Дэвидом будут жить, вот комната, которую они переоборудуют в детскую.