День святого Патрика, 1981 год

О Иисус, Мария и Иосиф! Я такая пьяная, что едва могу писать. Бэллинайджэл взял да и заказал в честь святого Пэдди сногсшибательный праздник. Все жители, до единого, собрались, чтобы вместе повеселиться в деревне. И обычные люди, и ведьмы, все мы пребываем в согласии в день святого Пэдди – день, когда все облачаются в зеленое.

Пэт О’Хирн окрасил в зеленый цвет все свое пиво, и оно лилось в кружки, в ведра, в туфли, во что угодно. Старик Тоусон угостил им своего осла, и этот осел превратился в само послушание и добродушие! Я хохотала так, что чуть не лопнула.

«Ирландские ковбои» играли свою музыку всю вторую половину дня прямо на городской лужайке, и мы все танцевали и щипали друг друга, а дети кидались овощами. Мы хорошо провели время, и наши черные дни, похоже, действительно закончились.

Сейчас я дома и зажгла Богине три зеленые свечи – на процветание и счастье. Сегодня полнолуние, так что мне надо протрезветь, одеться потеплее и идти собирать мои травы – луйб. Щавелевый корень у пруда можно уже собирать, а еще есть ранние фиалки, одуванчики и рогоз, и они тоже готовы к сбору. Я не могу пить больше пива, пока не сделаю эту работу, а то меня найдут в лежку валяющейся на болоте! Ну и денек!

Брэдхэдэр

Я ехала и думала: как вдруг оказалось, что в восемь вечера в понедельник мне некуда деваться. Представила, как я вхожу в магазин прохладительных напитков Швейкхардта на Мейн-стрит с залитым слезами лицом. Представила, как являюсь к Дженне в таком же виде. Нет, Дженис совсем не в курсе, насколько сложной стала моя жизнь. Робби? Подумав несколько секунд, я покачала головой. Мне было бы ужасно неприятно заявиться к нему домой и увидеть его отца, пьющего пиво перед телевизором, и его вечно сердитую мать с поджатыми губами. О Бри вопрос даже и не стоял. Господи, какой же стервой она показала себя сегодня!

Кэл? Я повернула и поехала в том направлении, где он жил, обуреваемая смесью отчаяния и дерзости, смелости и страха. Не будет ли бесцеремонностью с моей стороны явиться к нему домой без приглашения? У меня в голове перемешалось столько всего: история моих настоящих родителей, отказ приемных родителей сказать мне правду о моем прошлом, поведение Бри… Просто невозможно все это осмыслить. Казалось, я не в состоянии принять никакое решение – даже, удобно ли являться к Кэлу домой, не договорившись об этом предварительно.

Когда я свернула на длинную мощеную подъездную дорожку, ведущую к большому каменному дому Кэла, я уже абсолютно не могла связно мыслить. Что я делаю? Я просто хотела уехать навсегда, подальше от всех, кого знала, стать кем-то другим. Я не могла поверить в то, что эта жизнь – моя.

Я выключила фары и двигатель и сидела, скорчившись над баранкой, буквально окаменев от неуверенности. Не могла даже снова завести машину, чтобы уехать.

Не знаю, сколько я так просидела в темноте перед домом Кэла. В конце концов я подняла голову, когда лучи сильных фар ярко осветили салон моей машины, отразились от зеркала заднего вида и сверкнули прямо мне в глаза. Шикарный «Бентли» объехал мою машину и аккуратно припарковался ближе к дому. Дверца открылась и выпустила высокую, стройную женщину, волосы которой были едва различимы в темноте. Включилось наружное освещение дома, и подъездную дорожку залил теплый желтый свет. Женщина направилась к моей машине.

Чувствуя себя идиоткой, я опустила стекло. Селена Бэллтауэр подошла ко мне. Она долго смотрела мне в лицо, будто оценивая меня. Мы не улыбнулись и не заговорили друг с другом.

Наконец она сказала:

– Почему ты не зайдешь в дом, Морган? Ты, должно быть, совсем замерзла. Я сварю какао.

Словно это в порядке вещей, когда у нее перед домом поздним вечером сидит в машине какая-то девица.

Я вылезла из своей Das Boot и захлопнула дверцу. Мы вместе поднялись по широким каменным ступеням, вошли через массивную деревянную дверь в дом. Она провела меня через холл и по коридору в большую кухню в стиле французского кантри, которую я не видела во время своего прошлого визита сюда.

– Садись, Морган, – сказала она, указав мне на высокий табурет у кухонной стойки.

Я села, надеясь, что Кэл дома. Я не видела его машины возле дома, но она могла быть в гараже.

Я запустила свои сенсоры, но не почувствовала его присутствия. Селена Бэллтауэр, наливавшая в это время молоко в кастрюлю, вскинула голову. Сдвинув брови, она оценивающе посмотрела на меня.

– Ты очень сильна, – заметила она. – Я научилась запускать сенсоры только после двадцати лет. Между прочим, Кэла нет дома.

– Извините, – неловко пробормотала я. – Я пойду. Не хочу причинять вам беспокойство…

– Ты не причиняешь мне беспокойства, – сказала она. Положив в молоко несколько ложек порошка какао, она тщательно размешала его венчиком. – Мне было любопытно. Кэл рассказал мне кое-что очень интересное о тебе.

Кэл говорил с матерью обо мне? Она засмеялась теплым, «земным» смехом, когда увидела выражение моего лица.

– Мы с Кэлом очень близки, – сказала она. – Мы давно остались вот так, вдвоем. Его отец ушел от нас, когда Кэлу не было еще четырех лет.

– Мне очень жаль, – сказала я.

Она говорила со мной как со взрослой, и от этого я почему-то чувствовала себя младше своих шестнадцати лет.

Селена Бэллтауэр пожала плечами:

– Мне тоже было жаль. Кэлу очень не хватало отца, но тот сейчас живет в Европе, так что они видятся нечасто. Во всяком случае, тебя не должно удивлять, что мой сын со мной откровенен. С его стороны было бы глупо пытаться что-то скрывать.

Я сделала вдох, стараясь расслабиться. Вот, значит, как живут в семьях потомственных ведьм. Никаких секретов.

Мать Кэла налила какао в две ярко разрисованные кружки и вручила одну мне. Пить было нельзя, слишком горячо, и я поставила кружку, чтобы подождать, пока остынет. Селена дважды провела рукой над своей кружкой, потом отпила глоток.

– Попробуй сделать так, – предложила она, взглянув на меня. – Подними левую руку и проведи ею над кружкой круговым движением против часовой стрелки. Скажи: «Остуди огонь».

Заинтригованная, я сделала так, как она сказала. И ощутила, как тепло проникло в мою левую руку.

– Попробуй какао теперь, – сказала она, наблюдая за мной.

Я попробовала. Какао заметно остыло и стало идеальным для того, чтобы его пить. Я восхищенно улыбнулась.

– Левая рука отбирает, – пояснила она. – А правая дает. По часовой стрелке увеличивает, против часовой стрелки уменьшает. И простые слова подходят лучше всего.

Я кивнула и стала пить какао. Это маленькое действие совершенно очаровало меня. Подумать только! Я могу произнести слова и сделать движения, которые охладят горячий напиток до нужной температуры!

Селена улыбнулась, а потом сочувственно посмотрела мне в глаза:

– Судя по твоему виду, тебе пришлось несладко.

Это было еще слабо сказано, но я кивнула.

– Кэл… рассказал вам… что-нибудь?

Она поставила свою кружку.

– Он рассказал мне, что ты недавно узнала о том, что тебя удочерили, – сказала она. – Что твои биологические родители, должно быть, были исконными ведьмами. А сегодня он сказал мне, что ты думаешь, будто ты – дочь четы магов, выходцев из Ирландии, погибших здесь шестнадцать лет назад.

Я снова кивнула.

– Не совсем здесь – в Мешома-Фолз. В двух часах езды отсюда. Я думаю, что мою мать звали Мейв Риордан.

Выражение лица Селены стало серьезным.

– Я слышала эту историю, – сказала она. – И помню, когда это случилось. Мне было сорок, а Кэлу не было еще и двух лет. Помню, я тогда думала, что такое никогда не может случиться со мной, моим мужем, нашим ребенком. – Ее длинные пальцы скользили по ободку кружки. – Сейчас я так уже не думаю. – Она опять взглянула на меня. – Мне очень жаль, что это случилось с тобой. Быть не такой, как все, всегда трудно, даже если имеешь сильную поддержку. Все равно стоишь особняком. Но я знаю, что сейчас тебе особенно тяжело.