— В этом плане у меня был великолепный учитель.
— Только не вали на меня, что в твоем ослином упрямстве виноват я. Ты с ним родилась.
— Помнится, ты без конца твердил мне, что я самая хорошая на свете.
— А я не отказываюсь от своих слов. — Тихо посмеиваясь, Дейр дождался, пока Кейси запрет дверь конюшни, после чего они вместе двинулись по дорожке к дому. — Ну, серьезно, Кейси. Я хочу, чтобы ты вернулась на работу. Ты можешь заниматься со, мной по утрам, и я буду самостоятельно упражняться днем. А если ты будешь чувствовать себя не слишком уставшей, вернувшись домой, ты сможешь дополнительно работать со мной по вечерам.
— Но…
— Никаких «но», Кейси. Я чувствую себя страшно виноватым, что свалился тебе как снег на голову и связываю по рукам и ногам.
— Ладно, посмотрим. — Кейси открыла дверь в кухню и отступила, чтобы Дейр мог проехать, затем сама шагнула внутрь, включила свет и захлопнула за собой дверь. — Возможно, я смогу работать неполный день. Некоторые из детей вроде бы лучше реагируют на меня, чем на других врачей, и мне бы не хотелось погубить те успехи, каких мы с ними добились.
— Отлично. Теперь, когда мы с этим разобрались, я могу со спокойной душой отправляться всхрапнуть.
Кейси посмотрела Дейру в глаза, желая продолжить приятный вечер, который, несмотря на несколько шатких моментов, складывался намного лучше, чем большинство за последние годы — потому что вместе с ней Дейр, призналась самой себе Кейси.
— Не хочешь чего-нибудь перед тем, как ложиться спать? Чего-нибудь выпить или съесть?
«Только тебя», — подумал Дейр и быстро отвел взгляд, надеясь, что Кейси не успела прочитать его мысли. Когда-то он мечтал о таких вот вечерах на ранчо вместе с Кейси: подготовив лошадям ночную подстилку, он слушал бы затем, как Кейси рассказывает перед сном детям сказки, после он сидел бы у камина, держа Кейси на коленях, и она рассказывала бы что-нибудь персонально для него своим чудесным, теплым, грудным голосом, а потом он на руках относил бы ее в постель и сам рассказывал бы ей разные волшебные истории единственным известным ему способом — своими губами, руками, всем телом.
— Спасибо, — поблагодарил он, слегка охрипшим под действием фантазий голосом, — но я отлично наелся за ужином.
— Не надо помассировать тебе спину? Твои плечи очень напряжены.
— Я хорошо себя чувствую.
— Тогда, по крайней мере, прими таблетку от боли. Ты их не принимал уже несколько дней, и я знаю, что тебя изводит боль.
— Нет, Кейси, больше никаких болеутоляющих.
— Но, Дейр, глупо так мучить себя.
Дейр с улыбкой отрицательно покачал головой.
— Не суетись, принцесса. Мне действительно ничего не нужно. Правда. — «Кроме тебя… и снов без сновидения», — закончил он про себя.
Ему снова, как на протяжении многих ночей за последние три года, снился этот сон… Земля рокотала и тряслась, словно от ярости, огонь с ревом устремлялся в небо, а в центре пламени стоял, протягивая к нему руки в мольбе о помощи, Кейс.
Дейр старался дотянуться до него, но не мог. Он не мог сдвинуться с места, не мог двигаться.
Кляня все на свете, он лихорадочно старался поставить одну ступню перед другой, но что-то держало его ноги. Вокруг растекалась огромная лужа липкого гудрона.
Он не мог двинуться, и его лучший друг погибал у него на глазах.
У Дейра вырвался мучительный стон, отозвавшийся болью в горле.
— Дейр, Дейр, проснись, — настаивал нежный голос. — Дейр, проснись. Тебе приснился кошмар. Успокойся, все в порядке.
Дейр неохотно, со стоном отвернулся от пылающего кошмара, бросая Кейса… бросая своего лучшего друга. Открыв глаза, он увидел склонившийся над собой темный силуэт Кейси. Дрожащей рукой он потянулся к ней и, прикоснувшись к ее живому теплу, понял, что она настоящая, а не видение, которое тоже преследовало его в снах.
«Это ты виноват. Почему ты не заставил его бросить эту проклятую работу?»
Он никогда не забудет этих слов, подобно другим сказанных Кейси в тот день. Они навсегда запечатлелись в его душе.
Кейси смахнула волосы с горячего влажного лба Дейра.
— Дейр, ты проснулся?
В пересохшем рту набралось достаточно слюны, чтобы он смог прошептать:
— Да.
— Тебе приснился плохой сон?
Слабо сказано, но пусть будет так.
— Да.
— Не хочешь рассказать мне, что тебе приснилось?
— Нет. — Это означало бы добавить Кейси душевной боли. Дейр лишь надеялся, что ей не снятся такие же страшные кошмары, как ему.
— Иногда разговор помогает избавиться от навязчивого кошмара.
— В моем случае ничто не поможет.
Кейси хотелось возразить, заставить Дейра рассказать ей все, но она не чувствовала себя готовой услышать то, что — она знала это наверняка — он скажет ей, поэтому она лишь протянула руку и на ощупь включила лампу на столике возле кровати, надеясь вытравить кошмар из их памяти.
Дейр заморгал от ударившего в глаза света. Проморгавшись, он разглядел Кейси. Она склонилась над ним, одетая в коротенькую атласную ночную рубашку с кружевами, едва прикрывавшими две выпуклости груди. Ее волосы пламенели на голых плечах.
— Что на тебе такое надето, черт возьми?
Кейси выпрямилась, мгновенно осознав, как мало на ней одежды.
— Это такая ночнушка… Называется «тедди».
— Ты надеваешь ее для него?
— Для кого?
— Для этого Третьего, твоего любовника.
— Майлз мне не любовник. Как у тебя язык поворачивается говорить такие вещи! — Кейси сложила руки на груди… и еще острее ощутила открытость кружевного лифа. Схватив с кресла рубашку Дейра, она накинула ее на себя и быстро застегнула на все пуговицы. Рубашка была ей очень свободной и оставляла открытой большую часть ног, но теперь Кейси, по крайней мере, чувствовала себя более-менее прилично одетой.
— Я… я купила ее и еще шесть таких же для нашего медового месяца, — запинаясь, объяснила она, не смея смотреть Дейру в глаза. — Они валялись на моей полке для белья… которой теперь пользуешься ты… со вчерашнего дня.
Глаза Дейра потемнели, взгляд стал более проникновенным.
— Почему ты надела одну из них теперь, после стольких лет?
Одному Богу известно, почему она решила надеть эту рубашонку. Когда она ее надевала, оправданием такому поступку послужила мысль: надо что-то надеть на ночь, раз теперь в доме появился мужчина. Кейси не могла забыть, как Дейр смотрел на нее в бассейне — совсем не по-братски.
— Я решила сносить их… пока они совсем не вышли из моды.
Уголки губ Дейра приподнялись в усмешке.
— Ах, Кейси, Кейси, в том, что ты ее надела, нет ничего предосудительного, — мягко рассмеялся он, — как и в том, что ты надела мою рубашку.
— Не смей надо мной издеваться. — Кейси захихикала, вспомнив историю, которой ей много лет не терпелось поделиться с Дейром. — Хочу, чтобы ты знал. Я пошла на великое самопожертвование и мучилась от несказанного смущения, покупая специально для тебя эти эфирные одеяния.
— Расскажи, — загорелся Дейр, стянул на себя всю простыню и с широкой ободряющей улыбкой похлопал по матрасу.
Кейси заколебалась на мгновение, с опаской глядя на него. Затем, поскольку он, помимо всего прочего, был ее старинным приятелем Дейром, с которым она с детских лет привыкла делиться всем, что бы с ней ни приключалось, она села на постель и поджала под себя ноги, прикрыв коленки полами рубашки.
— В общем, я отправилась в один из этих маленьких магазинчиков, — начала она голосом записного рассказчика, — ну, знаешь, с занавесками на окнах, чтобы никто не видел; кто там и что там внутри. Продавщица, едва меня завидев, чуть не указала мне на дверь. Она, скорее всего, подумала, что мне нечего там делать, и, должна признаться, она не сильно ошибалась. Если бы ты только видел, что там продают…
Дейр лежал, наблюдая за оживленным лицом Кейси, вслушиваясь в звучание ее пьянящего бархатного голоса, и боялся, что если он прислушается и к ее словам, то чересчур возбудится и совершит что-нибудь непростительное… например, опрокинет ее рядом с собой на постель и сорвет с нее свою рубашку и эту соблазнительную «тедди». Вид ее красивой груди, едва прикрытой узкими полосочками кружев, заставил его возблагодарить Бога, что он лежит под простыней. Пылающие факелом волосы Кейси и ее такая теплая на вид кожа, понятно, тоже подливали масло в огонь, горевший в его крови. Дейру стало жарко. От Кейси веяло утренней свежестью луговых цветов. И вообще все в Кейси вызывало у него желание свернуться подле нее калачиком и до конца своих дней слушать ее истории.