Говоря об этом, она стала успокаиваться или, во всяком случае, спокойнее смотреть на эту странную ситуацию. Сжавшись, Джейми проскользнула у него под мышкой и стала внимательно рассматривать картину.

— Странно то, что я не вижу этого, когда рисую. Только потом. Но здесь действительно нарисованы холмы, горы, хотя не знаю какие.

— Шенандоа, — глухо произнес он, прижав руку ко рту и полузакрыв глаза.

— …и дорога, видишь?

— Да, конечно.

— …а здесь дом.

— Это мой дом.

— …дом. И дверь. А здесь окно… — Она подошла ближе, всматриваясь в картину, разглядывая детали. Она почти вплотную приблизила свое лицо к картине, словно хотела рассмотреть какую-то маленькую точку. И тут ее рука замерла. И очень тихо она прошептала: — Я рисовала вчера очень поздно. У меня так устали глаза, что я не… в общем, как я уже говорила, я никогда ничего не рисовала сознательно на этой картине, но здесь, в окне… Видишь? Здесь в окне кто-то есть. И теперь я вижу, кто это. Посмотри.

Но, когда она повернулась к нему, он попятился. Он прижал руки, распрямил плечи, в темных глазах застыло дикое выражение.

— Нет, — сказал он. — Нет. Не говори больше ничего. Не надо.

Он отошел в дальний конец комнаты и, прислонившись к стене, тяжело дышал.

Она подошла к нему и встала рядом у стены, не касаясь его. Он не взглянул на нее. Он просто начал говорить.

— Скажи мне правду. Кто-то дал тебе фотографию моего дома, да? — Она покачала головой. — Кто-то, кто видел нас вместе, в вечер нашего знакомства? Кто-то с телевидения? Это была шутка? — Она покачала головой. — Джейми!..

— Я сказала тебе, Эдвард. У меня и в мыслях не было рисовать какой-то дом. Я рисовала абстракцию, а это вышло само собой, случилось помимо моей воли.

— Случилось? Это землетрясения случаются, приливы на море. А картины не случаются. — Он тряхнул своими темными волосами и глубоко вздохнул. — Я сдаюсь, Джейми. Если верить твоим словам, то совершенно непонятно, что происходит. Я просто не знаю, что сказать.

— Может быть, мы оба сошли с ума? — засмеялась она, хотя ее бросило в дрожь.

— Меня называли по-разному, не всегда это были лестные эпитеты, но сумасшедшим еще не называли никогда. — Он потер глаза, словно там сосредоточилась головная боль. — Я не знаю. Я просто не знаю.

В наступившей тишине Джейми украдкой взглянула на него.

— Эдвард, — мягко спросила она, — ты возьмешь меня туда?

Он посмотрел ей в лицо и машинально, как обычно, отрицательно покачал головой.

— А почему нет?

— Не могу. Я просто не могу. Я никого туда не вожу.

Она вопросительно подняла светлые брови.

— А я, значит, одна из многих?

— Я этого не говорил…

— Тогда, что же ты говоришь?

— Джейми, я… я даже не собираюсь туда. И, может быть, еще целую вечность не поеду. Это далеко. Я езжу туда очень редко, только когда жизнь становится невыносимой. Когда мне нужно где-то спрятаться, исчезнуть…

— Ты уже говорил это.

— Ну тогда не спрашивай меня больше.

— Но я должна. И нечего на меня злиться. Ты сам толкнул меня на это.

— Я? Толкнул? Я тебе говорил, что пытался, черт знает как, держаться подальше. Если бы я мог, я бы пригвоздил свои ноги к полу. Это не моя вина.

— Ну уж, безусловно, не моя! Я не хотела видеть тебя. Я даже не собиралась впускать тебя сюда сегодня утром, помнишь? И уж тем более не хотела рисовать эту картину… эту ужасную картину. Знаешь, я просто уничтожу ее!

В два прыжка она очутилась у кухонного стола и принялась нашаривать банку со скипидаром и тряпку.

Она бы выполнила свое намерение, если бы в ту же секунду он не оказался за ее спиной. Он обхватил ее руками, отнял банку и поставил ее обратно на стол.

— Нет, нет, не делай этого, Джейми. Спокойно… все будет в порядке. Спокойно… не делай этого.

— Но она пугает меня, — прошептала Джейми.

— Я знаю. И меня тоже немножко пугает. Я не понимаю этого. Это не укладывается в моем нормальном сознании. — Он повернул ее к себе и прижал к своей груди. Улыбнувшись, он попытался скрыть замешательство, которое выдавали его черные глаза. — Но мое сознание перестало быть нормальным с тех пор, как я встретил тебя. Кажется, я привык к сюрпризам.

— Может быть, это не такой уж плохой сюрприз, — с надеждой прошептала она, почти касаясь губами его шеи. Ровное биение его пульса успокоило ее. Она подняла голову. — Может быть, это какое-то прекрасное волшебство…

Он засмеялся и с такой силой обнял ее, что пол уплыл у нее из-под ног.

— Лучше я не скажу этого никому, а то люди могут подумать, что у тебя помутился рассудок.

— А мне все равно. Всю жизнь мне не было все равно, а теперь меня это не волнует.

Он снова засмеялся, качая головой.

— Отлично. Прекрасно. Неожиданное достижение, прозрение! Это именно то, что нам сейчас нужно!

Она рассмеялась вместе с ним, целуя его шею в том месте, где бился пульс.

— Ты сказал, что привык к сюрпризам…

— Да, привык. — Обняв ее, он бросил взгляд поверх ее головы на мольберт, стоявший в лучах яркого дневного света. — Джейми, — мягко спросил он, — кого ты видишь там, в окне?

Обернувшись, она набрала в грудь воздуха, словно собиралась совершить бесстрашный подвиг.

— Себя, — ответила она. — И я там улыбаюсь.

Эдвард прикрыл глаза. Его пульс вдруг забился учащенно. Он судорожно глотнул.

— Тогда придется мне взять тебя туда. Ты сможешь быть готова сегодня вечером? У меня днем совещание с президентом телевизионной компании, которое я не могу отложить, но к пяти я освобожусь. Самое позднее — к шести. Ты сможешь быть готова?

— Да. А ты уверен?

На долю секунды в его черных глазах мелькнуло сомнение, но он наклонил голову и поцеловал ее в губы.

— Я приду вечером. Будь готова.

— Можно я включу радио? — спросила Джейми после пятнадцатиминутной тишины в машине, которая действовала на нервы.

— Конечно. В бардачке компакт-диски. Можешь поставить, что хочешь.

Эдвард снова погрузился в каменное молчание.

«Это ошибка», — подумала Джейми, разглядывая пластмассовые коробочки. Она не могла сосредоточиться на названиях, все ее внимание было обращено на мужчину, сидящего рядом. Он был зол. Он сожалел о том, что согласился взять ее с собой. Это было видно по его поднятому подбородку, по тому, как потемнело его красивое лицо.

Откровенно говоря, ей тоже не особенно хотелось ехать туда. Это казалось естественным там, в ее студии, но сейчас выглядело глупым. Что она собиралась доказать? Чего собиралась достичь этим?

Эдвард услышал, как заиграла музыка, но эти звуки были приглушены шумом, который звучал в его голове. Кровь стучала у него в висках. В мозгу молоточками стучали голоса: «Идет заседание… Мне нужно пять минут… Эту проблему можешь решить только ты… Какими словами ты хочешь это выразить?.. Ты должен быть там!.. Эдвард… Эдвард… Эдвард…»

Потом его собственный голос, строгий, осуждающий: «Что, черт побери, ты делаешь, пригласив ее туда? Ты поплатишься за это, Рокфорд… поплатишься».

Проклятье!

Они обменялись настороженными взглядами, за которыми последовали напряженные вымученные улыбки, когда их машина вылетела на автостраду, оставив город позади.

Опустились сумерки. Они ехали с включенными фарами. В сознание врывались картинки окружающей сельской жизни и тут же исчезали. Джейми опустила свое стекло до половины, чтобы вдохнуть вечерний воздух, в надежде, что это охладит ее пылающую кожу. Она понимала, что следует что-то сказать. Это мучило ее, не давало покоя, но гордость не позволяла ей сделать это. Она молчала. Это его машина, пусть он и говорит!

А Эдвард боялся открыть рот, боялся того, что мог сказать. Никогда еще он не терял над собой контроль в такой степени. Внутри него, как крыса в клетке, металось раздражение, разрывая когтями все внутри. Это была его собственная вина, черт возьми. Только его вина, никого другого. И уж, конечно, не этой женщины.