- Довольно с нас на сегодня музицирования, и поработайте еще над текстом.

   - Как вам угодно.

   Ферье покорно перестал играть, а Адри резко сел, чтобы увидеть выражение его лица - и ничего, совсем ничего, только ледяное безразличное спокойствие. Винсенту пришла в голову совсем нелепая мысль о том, что Сэйлин привык к подобным высказываниям в свой адрес и к той экспрессивности, с которой менялось настроение монарха в вопросах музыки и поэзии.

   Ферье отложил лютню в сторону, расправил плечи рваным движением, словно у него затекла спина.

   И только тут Винсент заметил, что Филипп с благосклонной улыбкой смотрит не на Сэйлина - на него.

   - Я подумал, барон, о скачках, - король порывисто сел, глядя Адри прямо в глаза со странным азартом. - Вы действительно полагаете, что сможете обойти графа?

   Что-то в интересе короля сильно походило на провокацию, сбив поначалу Винсента с толку.

   - Многое будет зависеть от Сафо, - скромно поведал Адри.

   - Вы даже не представляете - сколько, - понизив голос, ответил Филипп. Его брови лукаво приподнялись, тонкие белые пальцы бегло прошлись по вороту собственной сорочки.

   Сэйлин с ироничной улыбкой следил за этим разговором, с сомнением глядя на озадаченного намеками короля Адри.

   - Вы уже потеряли уверенность, барон? Или заранее валите свою неудачу на лошадь? - начал насмехаться он, нужно признать - с неподдельным удовольствием. - Неужели вам не видно: этот холеный ахалтекинец хорош в путешествиях на дальние расстояния, но скачки на скорость его убьют.

   - Поживем-увидим, - кивнул Винсент, обратив внимание, что в тени сада, охваченного тьмой, там, где находились слуги, происходит какое-то оживление.

   Так и было; один из лакеев вскоре робко вошел в круг золотого света и, подойдя к Филиппу, сообщил, что для его милости - барона Винсента Адри пришло письмо. Король нахмурился и не слишком дружелюбно взглянул на молоденького слугу, который побледнел так, что это было видно даже в полумраке, царящем в розарии.

   - Подайте больше света, - приказал Филипп, но кто-то из лакеев уже бежал к ним с большим светильником.

   - Скажите, Адри, вы умеете петь? - спросил монарх, пока Винсент распечатывал конверт.

   - Нет, ваше величество.

   - Жаль, вы могли бы устроить состязание с Ферье и на поприще златокудрых муз.

   - Боюсь, что даже если бы мне в детстве не наступил медведь на ухо, как говориться, я бы не смог составить достойную оппозицию графу. В песнопении я не силен и не имею подобных талантов.

   - Ваша скромность - талант, достойный тысячи талантов петь и сочинять песни, подобные той, которую мы все только что слышали. Сегодня ваш голос мне милее всех песен на свете.

   Адри осторожно перевел взгляд на Ферье, но в этот самый момент граф отвернулся.

   Слуга поднес свет.

   - Читайте письмо, - приказал Филипп - это заставило Винсента собраться и перестать бестолково ждать реакции от Сэйлина.

   Едва Адри прочел первые три строчки письма - в груди у него все полыхнуло невыносимым жаром и неровные буквы чернильными пятнами поплыли перед глазами от подступающих слез, но он не верил - он не мог в это поверить! Его мать, баронесса Адри умерла... Точнее погибла в пожаре, который похоронил под развалинами Вороньего замка почти два десятка человек. Винсент испытал чувство схожее с оглушением - он ничего не понимал.

   - Что с вами, барон? - поинтересовался король. - Вы бледны. Плохие новости?

   Винсент молчал, как ему показалось, очень долго, но какой-то чужой хриплый голос, вырываясь из его горла, уже говорил:

   - Умерла баронесса Адри.

   Руки безвольно упали на колени, выпуская тонкий лист бумаги, Филипп осторожно подобрал его и, потирая пальцем кончик носа, беглым взглядом прочел содержимое письма.

   - Я должен быть дома, ваше величество. Я прошу вас отпустить меня, - глухо проговорил Винсент, прикрыв глаза. Безумие в нем боролось с ясностью разума, а воля с давящей горло тоской. "Такого не может быть", - убеждал он себя, но тщетно, сердце уже изнывало от горя и невыносимой потери.

   - Мне очень жаль, барон, но я не могу отпустить вас, и причина, по которой я сделаю это, ясна: с момента написания письма прошло три недели. Боюсь, что тело вашей матери уже давно предано земле, а от вашего замка остались лишь стены. Ехать вам решительно некуда. Я не хочу, чтобы вы замерзли ночью в горах и настаиваю на том, чтобы вы остались.

   Филипп отдал письмо Адри, чтобы тот взглянул на дату и убедился лично.

   В этот самый миг горечь Винсента стала стократ тяжелее - судьба жестоко ударила его не столько смертью, сколько невозможностью отдать последнюю дань уважения той женщине, что подарила ему жизнь. Какими глупыми и подлыми, какими необоснованными казались Адри теперь все те обвинения, которые он позволял себе лелеять, пока жил в Летнем дворце. Никакая правда, какой бы жестокой и ужасной она не была, не в силах устоять перед потерей. Для правды всегда есть варианты - для смерти их нет. Лишь теряя, можно познать всю мерзость отчуждения, и каковы бы не были его причины, они не стоят жизни близкого человека. Теперь Винсент был справедливо наказан - даже не за свои обиды, упреки и забывчивость, а за такую мелочь, как письма, которые он не желал писать матери весь последний месяц. Теперь ему предстояло это пережить, но как - он пока не представлял совершенно.

   - Ваше величество, - Адри тяжело вздохнул, пытаясь совладать собой и не терять лица перед королем - слезы горя перед королями выказывать не принято, - мой долг - посетить могилу матери. Долг не столько дворянина, сколько долг сына и человека, и...

   - Я очень соболезную вам, Адри, - перебил Филипп, участливо положив ладонь на плечо Винсента, - но, тем не менее, запрещаю вам покидать пределы Онтальи. Возьмите несколько дней для отдыха - вам совсем не повредит немного меланхоличного уединения. Я распоряжусь перевести тело вашей матери в столицу, чтобы ее похоронили с почестями, полагающимися ее титулу. К тому же следует выяснить, по чьей вине это известие задержалось на такой непозволительно долгий срок.

   - Но... - Винсент попытался возразить, однако король картинно нахмурил брови и сурово взглянул в его черные блестящие глаза.

   - И не вынуждайте меня на крайние меры, барон. Иначе мне придется посадить вас под домашний арест.

   Винсент понял, что с Филиппом бесполезно спорить, да и сил на это у Адри сейчас не было - он поник головой.

   - Да, ваше величество.

   - Я полагаю, - вдруг подал голос Ферье, - что наше состязание с бароном откладывается? - Сэйлин не насмехался, но и участия в его речах не было ни крупицы - он просто уточнял.

   Адри стиснул зубы и скользнул взглядом по густой черной стене кленовых крон, что росли к западу от розария - видеть лицо графа он сейчас не хотел, ровно, как и терпеть его усмешку - была она или нет на губах Ферье, Винсента не волновало.

   - Я думаю, мы обсудим это через пару недель, если барон будет в состоянии, - беспристрастно ответил король, поднимаясь на ноги. - А сейчас, господа, идите спать. Торжественный ужин под звездами сегодня не состоится.

   Адри и Сэйлин встали, чтобы соблюсти этикет и учтиво склонили головы. Филипп хмыкнул, а потом размашисто зашагал прочь по стриженой зеленой траве, и кто-то из слуг суетливо бежал впереди, освещая монарху дорогу.

   Ферье помолчал немного, поднял с покрывал лютню, а после, серьезно посмотрев на Винсента, ушел не прощаясь.

   Оставшись в одиночестве, Адри еще час бродил по темному саду, вдыхая сладкий аромат роз и пьяный запах сирени, пряча от любопытных взоров слуг свою печаль. Но есть ли толк в печали? Ровно такой, чтобы понять: ценен каждый миг любой жизни на земле, и нельзя поправить то, что непоправимо. Никому не удалось исправить смерть, а значит остается исправлять жизнь. Винсент дал себе слово, что больше никогда не бросит тех, кто ему дорог. Он пережил эту ночь.