Адри со вздохом отпустился на землю, стараясь при этом смотреть на Ферье без лишней тени раздражения. Сэйлин просто насмехался над ним в очередной раз, и ничего нового в этом не было.

   - Ваши шутки, граф, - невозмутимо произнес Винсент, - в принципе не способны меня обидеть, хотя бы потому, что у вас однотипное чувство юмора. На такое стыдно обижаться, согласитесь.

   Филипп, наблюдавший за Винсентом до этого момента очень внимательно, довольно прищурился, лег на спину и закинул руку себе под голову, мечтательно глядя в звездное высокое небо.

   - Кажется, дорогой мой Ферье, вас только что поставили на место, - сказал он. - Впредь вы не будете шутить столь зло над моим адъютантом.

   Граф только загадочно улыбнулся в ответ, и это значило, что жалкий выпад Адри не только не попал в цель, а был предсказуем и неточен.

   - Боюсь, что буду, - признался Сэйлин, продолжая по-прежнему виртуозно перебирать струны вслепую. Нежная музыка взмывала в небеса, тая над окутанным вечерними сумерками садом долгими загадочными отголосками. Во взгляде графа искрилась веселая насмешка. - Я просто не могу устоять. Понимаете, ваше величество, дело в том, что барон Адри отличается той редкой, можно сказать, деревенской простотой, которой обладали рыцари прошлого столетия. Он так благороден, так честен, так удивительно чист сердцем! Подобные люди в наше время почти не встречаются и, когда вдруг перед вашими глазами появляется нечто подобное - невозможно удержаться от любопытства, невозможно не поддаться ему. Простите меня, Адри, но мне действительно до жути интересно, как вы реагируете на те, или иные вещи.

   - Вот как? И как же, по-вашему, я отреагирую сейчас? - с холодным достоинством вежливо поинтересовался Адри, но граф учуял в голосе Винсента странный вызов, который ему не понравился - если не сказать больше - он его почему-то напугал.

   Ферье нахмурился и перестал играть.

   - Вызовите меня на дуэль? - это был вопрос риторический и, задавая его, Сэйлин даже не повернул головы.

   Кажется, Адри удалось взять реванш, потому что в его улыбке ясно читалось: "Вы ошиблись, граф", и фаворит короля чувствовал ее, даже не видя.

   Филипп с неподдельным интересом следил за этой словесной баталией, в которой Винсент был вежлив, а Ферье весел - но лишь до определенного момента. В воздухе повисло молчание, не нарушаемое ни шелестом деревьев, ни хлопаньем крыльев ночных птиц.

   Слуги принесли на поляну светильники и расставили их вдоль розовых кустов, разбавив подступающую тьму ночи золотом послушного пламени. В этом чарующем слабом свете лицо Ферье преобразилось удивительной притягательной красотой, схожей с полотнами знаменитых художников, что рисуют ангелов, сошедших в их восприимчивое воображение с неземных высот, незримых человеческому глазу и недосягаемых для грешных душ. И зачем богиня Вита так щедро одарила красотой того, в чьей груди стучало каменное холодное сердце? Когда Ферье хмурился, Адри казалось, он слышит эти глухие ровные удары - всегда размеренные, четкие - и ни реже, ни чаще.

   - Кстати, господа, - голос Филиппа вдруг стал по-королевски жестким. Король отбросил сломанную несколько раз травинку в сторону. - Пока вы не перешли границ разумного, считаю своим священным долгом предупредить вас обоих, что я намерен издать указ о запрете дуэлей. А потому впредь вы, Адри, поумерьте свой пыл, а вы, Ферье, думайте, что говорите.

   - Простите, ваше величество, но я не имел в виду ничего подобного, - уважительно сказал Винсент, невинно пожимая плечами. - Вита, упаси меня от дуэли с графом. Я всего лишь имел в виду маленькое состязание, в котором смог бы доказать, что Сафо кое-чего все же стоит.

   - Скачки? - догадался Филипп, и его лицо смягчилось, ровно, как и настрой. Он обернулся к Ферье. - Вы можете отказаться, Сэйлин.

   - Зачем же, ваше величество, - мрачно усмехнулся граф, подправляя колки на грифе. Он посмотрел на Винсента. - Моя кобыла обскачет ваше приобретение, Адри, ровно на милю. Я могу поклясться в этом на Священной книге богини Виты перед всей Онтальей.

   - О, я с нетерпением буду ждать этого момента, - Адри уже было хотел рассмеяться, но пальцы короля предостерегающе коснулись его собственных. Прикосновение от глаз Сэйлина скрыла темнота, но Винсента оно заставило протрезветь и понять, что дразнить Ферье дальше просто опасно - только поэтому он замолчал.

   - Спойте нам, граф, - сказал Филипп, и это был скорее приказ, чем просьба. - Вы наверняка написали что-нибудь новенькое для сегодняшнего вечера.

   Сэйлин кивнул, перехватил удобнее инструмент, нежно улыбнулся королю и от внимательных глаз Адри не укрылась та могучая связь, что соединяла этих двоих много сильнее, чем обещания влюбленных, законные узы супругов или плотское влечение. Что-то опасное таилось в этом, страшное, похожее на всемогущую злобную волю Рока, словно разъедини этих двоих - и мир рухнет в ту же секунду, исчезнут без следа земли и моря, горы и небеса, погибнет сама жизнь!

   Когда из-под пальцев Ферье пролилась музыка - тихая, нежная, чистая, как журчание лесного ручейка, у Адри защемило сердце. Сэйлин слегка улыбался, Филипп - тоже... и Винсент - как будто кто-то незримый только что установил среди их трио правило - всегда улыбаться, как бы мерзко и больно не было в душе.

   Ферье прикрыл глаза и запел:

   Когда на свет рождались розы, как чистый лик зари,

   Когда вдали стихали грозы, забыв свои бои,

   Когда средь птичьих переливов я лоб твой целовал -

   Ты спал, подобно херувимам на облаках - ты спал.

   Когда в стенах твоих покоев вдруг уместился рай,

   Когда среди снегов и стужи здесь оживился май,

   Когда под пологом из саржи бог легких грез витал -

   Тебя, безудержно рыдая, я за руку держал...

   Винсент навзничь лег на подушки - по тыльной стороне его руки почти невесомо пробежало какое-то насекомое, а он не смог отвести глаз от звездной мерцающей высоты, но в ней он видел больше, чем было дано видеть человеческому оку природой. Это был своеобразный момент истины; Адри смотрел в глаза своей безответной любви - смотрел спокойно и почти равнодушно, осознавая, единственное, что ему будет когда-либо позволено это - пререкаться с фаворитом короля по поводу и без. И неужели он проживет так всю свою жизнь, не имея ничего похожего на привязанность, тихо сгорая в тоске, как свечной огарок, и превращаясь в подобие язвительного жестокого Ферье? Адри уже делал это, он уже говорил с Сэйлином на его языке, играл по его правилам, жил по его законам! Мерзость вдруг нахлынула на него, словно могильный смрад или липкая болотная жижа, а голос Ферье - сильный, совершенный, такой удивительно многогранный - чарующими тонами пел о любви к Филиппу. Винсент закрыл глаза и ощутил, как умиротворенная улыбка кривится на его губах жесткой струной боли. Каждое певучее слово фаворита короля, полное ласки или мольбы, нежности или восторга, откровений или секретов билось в усталом сознании Винсента часовым размеренным ритмом.

   ...Я был когда-то безразличен, я был с самим собой,

   И сердцем от иных отличен - я свой хранил покой

   И не желал ни слез, ни боли, ни счастья, ни любви,

   Когда я встретился с тобою - сдал рубежи свои.

   Я потерялся и заплакал, за сладость губ твоих

   Продал я сердце, продал душу за счастье на двоих,

   И крылья, что просили ветра, расправились легко -

   Когда ты брал меня со страстью жестоко глубоко.

   Я целовал твой мрамор кожи, твой бледный холод губ,

   Я за тобою шел на гибель, пусть даже был ты груб,

   Я рук твоих в слезах касался, предав тебе себя,

   Когда ты мне в лицо смеялся ни капли не любя.

   - Ваши линейные рифмы никуда не годятся, Ферье.

   Услышав несправедливое резюме короля, Винсент вздрогнул и открыл глаза. Вначале он подумал, что ослышался, потому что это не могло быть правдой: даже не кривя душой можно было признать, что талант Ферье совершенен во всех своих проявлениях, будь то стихи, музыка, пение или язвительные комментарии в адрес тех, кто не слишком нравился графу. Но к несчастью, этим вечером Филипп не оценил стараний своего фаворита.