Когда все поднялись из подвала в замок, был уже поздний вечер - звездный, пахнущий свежими луговыми травами и дождевой водой. Винсенту хотелось жить и наслаждаться жизнью как никогда до этого, но он так сильно устал, что даже радоваться толком не мог, ни своему успеху в приготовлении противоядия, ни роскошному ужину, который подали для них с маркизом в вполне приличную столовую, ни прекрасному июльскому вечеру, очаровательному в своем теплом мягком колдовстве. Такие вечера - большая редкость. В детстве дети думают, что высокое звездное небо и желтый ласковый закат над лесом, тишь, в которой слышится размеренный стрекот цикад, пьянящий воздух, который хочется втягивать в себя бесконечно глубоко и долго, мир и благодать - все это приносят сказочные лесные феи с прекрасными фиолетовыми глазами и дивным голосом. Но на самом деле это лишь только смерть на время отступает в вежливом поклоне перед красотой жизни и перед ее вечной могучей жаждой созидать. Между Добром и Злом наступает перемирие. В такие вот тихие вечера в мире не происходит ничего.

   Утром вторника Винсент собрался возвращаться в Летний дворец, однако Морел уговорил остаться у него до четверга - то ли затем, чтобы погостить, то ли снова заставить готовить снадобья. По правде сказать, маркиз действительно приболел сердцем и, вероятно, что умом тоже, потому что доверил "Сказки древнего мира" Адри не раздумывая, и даже рассказал ему о выдуманном им двадцать пять лет назад шифре. Произошло это в среду, за чашкой утреннего чая с лимоном и серыми булочками, приправленными сахарной пудрой.

   - Не слишком ли вы мне доверяете, Рене? - поинтересовался Винсент, с удивлением обнаружив, что весьма неплохо справляется с чтением странного текста в первый раз, и отлично запомнил основные буквы и символы мореловского шифра.

   - Разумеется, я должен взять с вас слово, что вы никому не откроете этой тайны, - фыркнул маркиз, - особенно никому при дворе. Обещайте мне.

   И Адри пообещал - пообещал чересчур легко, помня, что после их последних споров у Морела прихватывало сердце. Ни о Ферье, ни о заговоре против Эдуарда Винсент предусмотрительно больше не спрашивал. Он был не слишком покладист в спорах, но покуда еще не хотел стать убийцей маркиза. Кроме того, спорить со стариками - бесполезное и пустое занятие, хотя бы от того, что о жизни те знают больше, а о чувствах меньше, словно постепенно с годами утрачивают способность ощущать, забывают свою молодость и пылкость. Забывчивость эта иногда пугает тех, кто только готовится переступить порог старости и все равно настигает их беспощадно, как голодный зверь.

   Химия Морелов всерьез заинтересовала Адри - чем больше он разбирал тексты в "Сказках", тем сильнее ловил себя на мысли, что не прочь попробовать свои силы в этом мудреном деле. Горбун хитро улыбался, и оба они знали, что негласно Винсент стал учеником Морела, приемником его знаний и секретов. Дело оставалось только за практикой, но вся проблема упиралась в количество свободного от службы времени. Винсенту необходимо было возвращаться во дворец, к Филиппу, к Ферье, к реальности. И он, конечно, вернулся, не сказав королю ни слова о том, чем занимался, гостя в Ашайре.

   В пятницу ровно в восемь утра Адри в сером расшитом белым бисером камзоле при шпаге со сдержанным достоинством вошел в кабинет монарха и, не замечая изумленного замешательства в глазах Филиппа, чеканно склонил голову.

   - Что ж, я рад, что вы вернулись к службе так скоро, барон, - спокойно сказал Филипп, кивком разрешая Адри подойти. - Я ждал вас не раньше субботы. Как ваша меланхолия?

   - Простите, мой король, за то, что она продлилась так долго, - Адри едва сдержал грустную улыбку. - Моя скорбь о матери пройдет не за три дня и даже не за год. Баронесса Адри не одобрила бы моей отрешенности от дел - она считала это свойством, не достойным настоящего мужчины. Поэтому я прошу вас, ваше величество, позволить мне приступить к своим обязанностям немедля.

   Король взял со стола какой- то документ и, читая его про себя, ответил:

   - Я доволен вашим решением. Да будет так. Кроме того, Ферье больше не потребуется заменять вас, - Филипп пристально и холодно взглянул в глаза своего адъютанта, без труда читая в них удивление. - Сегодня ночью тело вашей матери было привезено в столицу. К сожалению, ее останки не в том состоянии, чтобы вы могли смотреть на них, потому я распорядился поместить их в склеп на Леройском кладбище. Если вы хотите сегодня туда поехать, я вас отпущу.

   Винсент с минуту смотрел в глаза монарха, ощущая слабость в ногах и ком в горле. Леройское кладбище - место, где предавали земле лучших из лучших, знать и особ королевской крови. Отец Адри, к скорбному огорчению его сына, не был удостоен такой чести.

   Винсент ответил Филиппу тихо, но ровным мягким голосом:

   - Возможно, позже. Я съезжу туда вечером, а сейчас я считаю своим долгом служить вам, ваше величество, и сочту это лучшей благодарностью за ваше содействие в похоронах моей матери.

   Адри поклонился, краем глаза заметив, как король расплылся в довольной гордой улыбке - это могло бы польстить кому угодно, но только не Винсенту. Он принял расположение короля, как должное - с вежливостью и покорностью слуги.

   Прошло две недели - точнее пролетели почти незаметно. Все это время Филипп вел усиленную переписку с Ботри, выматывая своего адъютанта поручениями так, что у того не оставалось сил даже на скорбь и хандру. Сэйлина Адри видел только изредка за обедом - и они почти не разговаривали друг с другом.

   Утро понедельника началось, как обычно, с разбора корреспонденции, срочных указов и рассмотрения прошений. Филипп вольготно сидел в кресле за массивным рабочим столом, и сосредоточено читал письмо за письмом, подписывал некоторые приказы размашисто небрежно, после чего откладывал в сторону. Адри не очень понимал, как можно не запутаться в таком количестве всевозможных бумаг, но начинал привыкать к этим утренним рабочим часам. Он всегда стоял по правую руку от короля - Филипп мог в любой момент потребовать его услуг, когда необходимо было доставить депешу или отвезти письмо знатному вельможе. Впрочем, король еще ни разу не отправил Адри за пределы Онтальи и, отдавая барону поручения, всегда требовал его скорейшего возврата.

   Сегодня им с Филиппом составил компанию Ферье - как всегда, в ослепительных расшитых мелкими алмазами одеждах он сидел на подоконнике распахнутого настежь окна и читал сборник сонетов Элейра. Теплый летний ветерок, наполненный благоуханием цветов, перебирал его золотые волосы, солнце нежило его спокойное красивое лицо, целовало изящные руки, и Адри, засмотревшийся на Ферье, тайно завидовал и солнцу, и ветру, что так безнаказанно могут касаться этого удивительно прекрасного создания. Сэйлина, на первый взгляд, совершенно не занимали ни политика, ни дела короля, ни тем более присутствие Адри в рабочем кабинете монарха. Ферье просто приходил и уходил, когда вздумается; бывало, что они с Филиппом обменивались утренним сухим приветствием, а потом совершенно не замечали друг друга, занимаясь каждый своим делом. Впрочем, на Винсента Ферье тоже не обращал внимания и теперь лишь изредка награждал того случайным, холодным и ничего не выражающим взглядом. Сегодня Адри не был удостоен даже этой малости. Охваченный безнадежностью и томной печалью он, находясь рядом с королем, осторожно любовался Ферье и чувствовал себя мелким воришкой. Он не имел никакого права хотеть фаворита Филиппа Эдуарда второго, но хотел - бесконтрольно, сильно, до дрожи, и в его груди каждый раз холодело от одной неосторожной мысли об этом.

   Ферье перелистнул страницу, задумчиво посмотрел в окно. После он снова вернулся к чтению, а Адри за этот миг успел приметить слишком многое: движение его золотых ресниц, сосредоточенность взора и то, с каким мечтательным томлением он устремился вдаль, и как мягко приоткрылись розовые губы, и как четко пульсирует жилка на шее Ферье над краем жесткого накрахмаленного белого ворота сорочки.