Филипп рассмеялся.

   - Плюньте на него, дорогой мой барон, иначе граф не остановится, пока не доведет вас до белого каления. Право слово, ваши реакции столь невинны и открыты, что я рискую заразиться от графа страшной привычкою устраивать вам показательные сюрпризы.

   - Господин граф унижает себя подобным спектаклем - и только, - ровно сказал Адри, глядя в глаза короля и скрывая за вежливостью тона обиду. - Его поведение не достойно дворянина, а достойно шута. И то, весьма сомнительного качества.

   - Вот как? - спросил Филипп, делаясь серьезным. - А если бы о подобном вас поспросил я?

   - Я бы отказался. Я готов сложить голову на поле боя за моего короля, служить ему верой и правдой и счел бы честью защищать интересы вашего величества до последней капли крови, а не ломать дешевую комедию ради сомнительного результата.

   Король надменно взглянул на Ферье, который от слов Винсента притих и просто смотрел куда-то в сторону окна. - Господин граф, проявите к себе каплю уважения и вспомните о своей чести дворянина.

   Ферье раздраженно сощурился, стиснул зубы так, что желваки заходили на скулах, потом поднялся на ноги и, сняв цепи, отдал их подошедшему с поклоном слуге. Когда он садился за стол, его взгляд, полный тихого презрения, пронзил Адри сердце.

   "Что же вы делаете?" - безмолвно вопрошал Винсент, взором, исполненным горечи и осторожности - лишь короткий миг душевной боли, мысли о том, что даже перед королями нельзя так унижаться. А перед любимыми? Винсент вспомнил, сколько раз он сам позволял себе терять лицо перед Сэйлином, и его бравада о чести и гордости показалась ему отвратительной. Нет, Ферье не унижался сам, и Филипп его не унижал - это сделал Винсент. Только что. Своими словами.

   Обед прошел в вялых разговорах о предстоящей вечерней прогулке - Филипп вместе с Адри и Ферье намеревался выехать на окраину столицы и провести ночь в приобретённом на днях поместье, уже за глаза называемом в Онтальи Тихим раем. Ходили слухи, что замок этот роскошью не уступает Летнему дворцу, и хотя по размерам не чета ему - там царит королевское величие. В небольшом парке есть фонтаны, цветники, сиреневые и липовые аллеи, словно лучи Солнца, раскинувшиеся от прекрасного беломраморного здания с острыми крышами, укрытыми черной медью. Маленький замок окружен рвом с чистой водой и восемь мостов отражаются в ней маревом цвета слоновой кости. Это место, словно таит в себе дух праздника, романтики, величия королей, и едва увидев в огромной арке аллеи древних дубов белокаменный замок, залитый закатным солнцем, Винсент не утаил от короля восхищения в своих глазах. Даже хмурый с утра Ферье через четверть часа позабыл свои тревоги и перестал цеплять барона разными колкостями, чем занимался всю дорогу.

   Филиппа забавляло сдержанное противостояние фаворита и адъютанта, но он часто оставался лишь сторонним наблюдателем, а вмешивался только тогда, когда все грозило перерасти в серьезную ссору.

   Винсенту приходилось совсем нелегко потому, что ссориться с Ферье он по-прежнему не желал. С тех пор, как граф переспал с Адри, он стал еще невыносимее, даже раздражительнее. Можно было сколько угодно гадать о причине этой неудовлетворенности: то ли Сэйлин играл, то ли ему не понравилось в постели с бароном, то ли он злился на высказывание Винсента относительно чести дворянина, то ли все это вместе взятое полыхнуло в сознании графа одним разом именно сегодня. Понимать его было занятием настолько бессмысленным, что Адри не чувствовал ничего, кроме усталости, и к приезду в Тихий рай просто перестал отвечать Ферье на его изощренные низкосортные выпады.

   А тем временем в замок стали подтягиваться придворные. Пока король в сопровождении графа и барона осматривал многочисленные спальни, столовые, залы, в поместье собралась вся знать столицы и окрестностей. Не было, пожалуй, только Морела, о котором Винсент волей-неволей вспомнил. Глядя на то, как слуги готовят во дворе место для празднества, Адри чувствовал себя чужим и еще больше хотел оказаться в Ашайре.

   Пир получился роскошным: музыканты были на пике вдохновения и играли так великолепно, что замирало сердце; скрипки, виолончели, флейты и лютни исторгали из своих незамысловатых глубин божественные звуки, царствуя в сердцах гостей грустью и радостью попеременно! В ста семидесяти шелковых шатрах, разбитых на стриженом огромном газоне, можно было переодеться в маскарадные костюмы или уединится при желании. Если шатер был уже занят, пажи над ним поднимали маленький флажок: синий - если внутри был мужчина, и нежно бирюзовый - если женщина. Иногда ради шутки молодые дворяне меняли флажки местами, а потом звонко смеялись, когда какой-нибудь вельможа случайно входил в шатер к переодевавшейся даме. Король, по всему, поощрял такой дух праздника и посмеивался над особенно раскрасневшимися дамами, восклицая то и дело: "Сударыня, вам нечего стыдиться! С такими формами носить платье - большой грех перед людьми и перед богом!" - и все смеялись. Филипп говорил это и молоденьким фрейлинам, и пожилым полным женщинам, некоторые из которых были так безобразны, что не вызывали ничего, кроме сочувствия. Но сегодня львиная доля удовольствия в виде шутливых комплиментов его величества, поднимала настроение даже им.

   Пока во дворе готовился праздничный стол, Адри ходил между шатров, рассыпая любезные улыбки всем, кого знал и кого не знал, целовал некоторым девицам руки, незатейливо разглядывал мужчин и женщин, их детей, собачек и камеристок. Он заметил, как в один из шатров зашел принц Ботри, и слуги подняли не синий, а бирюзовый флаг с королевской короной. После этого вокруг шатра словно образовалось незримая граница величиной в пять локтей, и никто интуитивно не подходил к нему ближе этого расстояния. Винсент, уже было развернулся и хотел уйти, как неожиданно увидел, что в тот же шатер осторожно прошмыгнул Ферье. Тут уж любопытство взялось за Винсента всерьез. Любопытство - одно из опаснейших эмоций, владеющих над разумом человека! Из-за него, как гласит народная мудрость, гибнут даже кошки. А люди так просто мрут в бесчисленном количестве. Однако Адри позабыл всякую осторожность и сам не заметил, как оказался по другую сторону шатра. К счастью стоял тот у самого края газона, дальше начиналась липовая роща, и потому Винсенту удалось не привлекать к себе слишком большого внимания. Спрятавшись за стволом старой липы, он прислушался к разговору - различить что-либо среди всеобщего гомона было сложно, но некоторые обрывки фраз он услышал.

   - ...Филипп хочет, чтобы это сделали вы... Вы должны быть там, чтобы после выступить с обвинением в суде, - голос Сэйлина лился шелком, но в нем чувствовался дух заговора, и Ботри, похоже, был этим сильно раздосадован.

   - Возмутительно. Я не желаю участвовать в ваших играх.

   - А это вы сами скажите королю, ваше высочество... Это прекрасный шанс оправдать себя в глазах его величества за все ваши заговоры...

   - ... вина не доказана...

   - Подозрение, принц, это уже повод для эшафота... Итак...

   Винсент напряг свой слух до предела, но в этот момент в соседнем шатре визгливо залаяла чья-то собачонка, а потом раздались женские крики: "Лови ее! Держи!" Рыжая, как апельсин, левретка выскочила наружу и принялась озорно носиться меж шатров от круглолицей и такой же рыжей камеристки. Тем не менее, их хозяйка подняла такой крик, что за дело пришлось взяться еще двум пажам, одному лакею и трем солдатам, что патрулировали парк на время нахождения в замке короля. Когда же несчастное животное было поймано, Винсент отчетливо понял, что Ботри уже улизнул. Набравшись смелости, Адри подошел ко входу в шатер - ему на встречу выскочил юный паж с ворохом одежды, среди которой был светлый камзол Ферье, его сорочка, жилет, штаны и туфли. Поклонившись барону, мальчишка побежал по своим делам.

   - И долго вы будете тут стоять?

   Сильная рука неожиданно ухватила Винсента за рукав и спешно затянула внутрь - в ласковый полумрак, долой от чужих глаз, в компанию к совершенно обнаженному графу.