— Почему ты пытался бежать?
— Я не разглядел, что это были вы. Я думал, кто-то собирается ограбить меня.
— Ограбить тебя? — Судья засмеялся, раскачиваясь взад и вперед чем сделал положение Татсуно еще более неудобным. — Обычно все наоборот, разве нет?
— Это было недоразумением, — сказал Татсуно. — И так или иначе, я никому не навредил.
— Ты не бывал внутри замка господина Инабы предыдущей ночью, что скажешь? — спросил судья.
— О, нет, ваша честь, — ответил Татсуно. — Я не имел никакого отношения к этому.
— К чему «этому»?
— Да ведь каждый уже слышал, что господин Инаба был убит, — сказал Татсуно. — Об этом говорит весь Эдо.
— Убит ниндзя?
— Так оно всегда, — сказал Татсуно с легкой жалостью к себе. — Если случается что-то дурное, всяк винит ниндзя.
— Татсуно — ниндзя, — сообщил Сёкею судья Оока.
— Он? — Сёкей вновь посмотрел на худого мужчину, теперь пыльного и местами несильно расцарапанного. Человечек, конечно, не был похож на того, кем мать путала его, рассказывая о жестоких ниндзя.
— Я отошел от дел, — сказал Татсуно с достоинством. — Я теперь наставник.
— Бери веревку, — велел Сёкею судья. — Мы должны связать его так, чтобы он и не пробовал улизнуть.
Татсуно возмущался:
— Нет в том никакой надобности, — сказал он мягко. — Ни малейшей. Разве кто-нибудь мог когда-либо сбежать от вашей светлости?
— Не мог, но я не хочу тратить впустую свое время, преследуя тебя, — отрубил Оока.
— Вы не должны этого делать, ваша честь.
— У меня есть для тебя работенка, — произнес судья.
Татсуно заколебался.
— Какая работенка?
— Доставай веревку, — повторно сказал судья Сёкею, указывая на лошадь, в задней части седла которой имелся моток веревки.
— Хорошо! — закричал Татсуно. — Я сделаю все, независимо от того, что это.
— И не предпримешь попыток снова уйти? — спросил судья.
— Нет.
— Я получил твое слово чести ниндзя?
— Да-да, даю слово чести.
Судья встал, и медленно-медленно Татсуно поднялся с земли. Пока человечек отряхивался, Сёкей заметил, что он имел привычку осторожно осматриваться, будто боялся, что вот-вот случится нечто ужасное. Или, возможно, это было лишь следствием присутствия судьи.
— В чем состоит моя работа? — спросил Татсуно.
— Сначала мы пойдем к тюрьме, — сказал судья.
— Я думал, у нас соглашение, — встревоженно сказал Татсуно.
— Так и есть. Мы не собираемся оставлять тебя там, если я не получу указания, по крайней мере. Мы только собираемся посетить некоторых заключенных.
Судья оседлал свою лошадь. Сёкей никогда не мог понять, как это удавалось ему так легко при всей его грузности. После того как Сёкей тоже сел на лошадь, Татсуно сказал:
— Вы знаете, та лошадь выглядит достаточно сильной, чтобы нести нас обоих.
— Иди рядом со мной, — ответил ему судья. — Я хочу знать, что еще ты слышал об убийстве господина Инабы.
По пути Татсуно сообщил, что не слышал ничего об убийстве господина Инабы и даже забыл, кто сказал ему об этом первым.
— Вероятно, кто-то в лавке, где продают саке, — сказал он. — Вы знаете, что люди там всегда что-нибудь болтают, правда то или нет.
Наконец судья сказал ему:
— Есть доказательства с места преступления, указывающие, что убийцей был ниндзя.
— Разве я не говорил вам? — ответил Татсуно. — Всякий раз, когда случается что-нибудь плохое…
— Никто не видел убийцу, — прервал Оока, — даже стража. И он покинул дом, выбросив веревку из высокого окна.
Татсуно пожал плечами:
— Мог быть кто-то, желающий бросить подозрение на ниндзя. В наше время люди изучат один-два трюка и думают, будто теперь они стали ниндзя.
— Где ты был предыдущей ночью? — спросил судья.
— Я, ваша честь? — Татсуно казался глубоко озабоченным этим вопросом. — Я крепко спал в доме моего двоюродного брата.
— Где это?
— В районе Хонго, далеко от замка господина Инабы.
— Уверен, твой брат подтвердит твои слова.
— Уж лучше бы подтвердил. Э… конечно, так, ваша честь.
Тюрьма представляла собой скопление уродливых построек из серого камня, которые вызывали у Сёкея острое чувство страха всякий раз, когда он видел их. Они заняли столько же земли, как маленькая ферма, и были столь же неприступны, как и замок любого князя. Трем мужчинам предстояло пересечь ров, пройти через ворота в массивной внешней стене, которая окружала всю тюрьму, а затем пересечь второй ров.
Даже при том, что стражники узнали судью Ооку, одного из высокопоставленных чиновников сёгуна, они заставили его ждать, пока из какого-нибудь основного строения не покажется начальник. Начальник был членом семьи Ишиде, которая управляла тюрьмой с тех пор, как первый Токугава стал сёгуном. Только Ишиде выражали желание выполнять эту миссию.
Судья сказал господину Ишиде, что хотел бы видеть двух людей, которые охраняли господина Инабу. Ишиде-сан мотнул головой.
— Мы сковали их цепями для их собственной безопасности, — сказал он. — Они продолжают попытки убить себя. Если вы приговорите их к смерти, то они выполнят приказ.
— Пока я желаю только говорить с ними, — промолвил судья.
Начальник подвел их к одному из наиболее чистых с виду строений. Здесь, как было известно Сёкею, охранялись заключенные самураи. У каждого имелась личная камера, и если они располагали деньгами, то могли заказывать еду и другую роскошь. Два самурая господина Инабы содержались в одной камере, каждый был прикован цепью к стене. Вторая цепь связывала их руки за спиной. Как только судья увидел их, он приказал:
— Освободите им руки.
Начальник принялся было возражать, но пожал плечами и сказал:
— Все согласно вашему приказу.
Мужчины едва двигались, когда он снял с них цепи. Судья, стоя перед ними, спросил:
— Вы оба были назначены охранять спальню господина Инабы?
— Да, ваша честь, — ответили они вместе. Один из них добавил: — Мы должны были совершить сэппуку, как только выяснили, что случилось.
Другой кивнул и сказал:
— Ваша светлость пощадит нас и позволит нам умереть благородной смертью?
— Ответьте сначала на мои вопросы, — произнес судья. — Вы, кажется, не из разгильдяев. Вы заснули той ночью?
Оба заключенных понурили головы.
— Заснули, — сказал первый, — хотя это был скорее дурман, чем сон.
— Почему вы так говорите? — спросил Оока.
— Потому что мне приснилась лиса, — отозвался стражник. — Лиса, которая говорила со мной. Это не казалось странным, как бывает во сне. Вот почему позже, когда я проснулся, подумал, что лиса вошла в комнату господина Инабы.
Пока мужчина говорил, Сёкей обратил внимание, что его история возымела странное воздействие на Татсуно. Он жадно прислушивался после упоминания о говорящей лисе, а потом смотрел на судью, как будто хотел сказать что-то срочное.
— Я знаю, — пробормотал судья, несколько осадив Татсуно. — Помню.
Судья вновь обратил внимание на заключенного:
— Что лиса говорила вам?
Мужчина на мгновение задумался.
— Знаете, я не могу вспомнить, — сказал он. — Это походило на весьма приятный разговор, как будто мы были друзьями.
— Я помню, — сказал второй заключенный. Первый смотрел на него с удивлением, а второй продолжил: — Я стыдился говорить до настоящего времени. Мне являлся тот же сон. Лиса говорила мне, что я храбрый, бдительный самурай — я действительно был преданным слугой господина Инабы… — Он замолк, с трудом сглотнул и добавил: — Ложь. Лиса лгала мне.
— Возможно, нет, — сказал судья Оока. — Как я понимаю, той ночью было много гостей в замке господина Инабы?
— Да. Он только что возвратился в Эдо на год, и многие из его друзей были приглашены.
— А его враги?
— У господина Инабы не было никаких врагов, — твердо сказал заключенный. Другой закивал в знак согласия.
— Тогда еще вопрос, — произнес судья. — Вы что-нибудь поели или выпили за время застолья?