— Убирайся! — прорычал Рольф, поднимая секиру.

Разбойник медленно попятился в сторону. Рольф внимательно следил за ним. Он чувствовал, что слабеет с каждой секундой, и знал, что ноги могут подкоситься в любой момент. Мародер понимал это и теперь, подобно ворону-стервятнику, ждал, когда жертва окончательно лишится сил.

Где-то справа мелькнули огоньки факелов, послышалась французская речь.

— Эй! — то ли прокричал, то ли простонал Рольф. — Кто-нибудь! Помогите! — Он рухнул на колени.

Мгновенно оценив ситуацию, грабитель стрелой метнулся к ослабевшему норманну. Рольф бросил в него секиру, но промахнулся. И приготовился к самому худшему. Однако, вместо того чтобы добить его, мародер неожиданно метнулся в сторону и растворился в ночи.

Рольф уронил голову на грудь. Огоньки факелов приближались, и вскоре кто-то осторожно прикоснулся к его плечу.

— Сын мой, ты ранен? — обеспокоенно спросил человек в расе священника. Свет факела выхватил из темноты его лицо, и Рольф узнал отца Герфаста, личного исповедника герцога. — Ты можешь подняться?

Воспрянув духом, Рольф попытался встать, но ноги отказывались повиноваться. Казалось, они разбухли, как мокрые веревки.

— Нет, — пробормотал он и потерял сознание.

Когда Рольф очнулся, рядом с носилками, на которые его положили, стоял герцог Вильгельм собственной персоной.

— Тебе повезло больше, чем всем остальным, де Бриз, — сказал он.

Несмотря на то, что Вильгельм уже сменил кольчугу на вышитую рубаху и богато украшенную накидку, под ногтями у него все еще виднелась засохшая кровь.

Повезло? Нет, здесь Рольф не мог согласиться со своим господином. По воле случая он действительно остался в живых, но не считал явными признаками везения сломанную руку и рану на голове. Не говоря уже о трех потерянных лошадях.

— Мы победили? — слабым голосом спросил он. — Последнее, что я помню, это схватка с личной гвардией Гарольда.

— Клятвопреступник мертв. — Вильгельм сурово сжал губы. — Во время последней атаки он получил стрелу прямо в лицо, но напуганная лошадь унесла его в поля. Поэтому мы и вышли на поиски. — В голосе герцога звучали усталость и отвращение.

Присмотревшись, Рольф заметил, что Вильгельма сопровождали не только охранники и священники, но и две женщины, судя по одежде, англичанки. Он сразу отметил тонкие черты лица одной из них, невинно-чистое выражение ее глаз и медно-рыжую челку, выбивающуюся из-под платка. Без сомнения, это была Эдит-Лебединая Шея, дама сердца и незаконная жена Гарольда. Эдит звали и его официальную супругу, сестру короля Эдуарда, на которой Годвинсон женился из политических соображений. «Видимо, стрела серьезно изуродовала лицо короля, если для опознания, коль таковое состоится, привлекли его любовницу», — подумал Рольф.

— Твой серый жеребец в табуне Фицосберна. Должен отметить, великолепный скакун, — сказал Вильгельм. Повинуясь его знаку, двое монахов подхватили носилки с де Бризом и понесли их к лагерю.

Рольф счел нужным не говорить Вильгельму о том, что жеребца вырастили не в Бриз-сюр-Рисле.

Узкие губы шагавшего рядом герцога изогнулись в лукавой улыбке.

— Надеюсь, что ты не забудешь обо мне, когда получишь от него потомство. На английских землях, которые я тебе дарую, ты разведешь таких боевых коней, которым позавидует весь мир. А это прими в знак искренней благодарности. — Герцог снял с пальца кольцо и положил его в здоровую руку Рольфа.

Несмотря на мучительную боль в голове и чудовищную усталость, сковавшую тело, Рольф ощутил прилив сил, его глаза взволнованно засверкали, а с губ сорвались слова благодарности.

Брови Вильгельма удивленно поползли вверх, когда он увидел боевую секиру, лежащую на носилках.

— Что это? — поинтересовался он. — Сувенир?

— Талисман, мой господин, — тихо ответил Рольф и, закрыв глаза, словно в полусне добавил: — Своего рода память о том, какой ценой досталась нам сегодняшняя победа.

Лондон, декабрь 1066 г.

— Эйлит! Эйлит, где ты?

Эйлит суетилась во дворе, подкармливая кур. Ударивший ночью сильный мороз покрыл все вокруг серебристым инеем. Солнце давало слишком мало тепла, чтобы смягчить декабрьский холод.

— Эйли, где моя накидка? — нетерпеливо повторил Голдвин.

Бросив последнюю горсть зерен и отрубей, Эйлит тяжело вздохнула и неторопливо и осторожно направилась к дому: ноющая боль в спине не давала ей покоя. Появившаяся ночью, к утру она усилилась. Эйлит старалась не обращать на нее внимания: если это был признак приближающихся родов, то она о них скоро узнает. Гораздо сильнее ее волновали страдания супруга.

— Ты собираешься пройтись?

Найдя накидку в груде одежды, приготовленной для починки, она протянула ее Голдвину.

— Хочу сходить в город… Может, узнаю какие-нибудь новости.

— Ты сможешь добраться самостоятельно? — Эйлит обеспокоенно посмотрела на мужа. Он еще не оправился от ранения, его здоровье по-прежнему внушало опасения. Несмотря на то, что поврежденная лодыжка зажила довольно быстро, рана на животе все еще давала о себе знать… Вдоль уродливого шрама образовались твердые, синюшно-красные и очень болезненные опухоли. Время от времени из них выделялись сгустки крови и гноя. Приступы боли и лихорадки чередовались с падением температуры, доводя раненого до изнеможения. Последний приступ случился всего восемь дней тому назад, и Голдвин еще не совсем оправился.

— Альфхельм подвезет меня на своей повозке. Голдвин набросил накидку на плечи. Резкое движение причинило ему боль, и он невольно поморщился.

Эйлит вздрогнула, словно почувствовала то же самое, но промолчала. Со времени ранения Голдвин стал очень ранимым и трепетным во всем, что касалось его независимости.

— Будь осторожен, — тихо вымолвила она.

— Разве я могу вести себя неосторожно с этой проклятой дыркой в боку? — раздраженно спросил Голдвин. — Уж лучше бы Господь управился с секирой норвежца так, чтобы сразу перерубить меня надвое!

— О, нет. Не говори так!

— Хорошо, больше не буду, — вздохнув, согласился Голдвин и медленно направился к двери.

Проводив его, Эйлит села у огня и начала прясть овечью шерсть для зимних носков. Серовато-белая нить неторопливо наматывалась на веретено. Боль в спине не прекращалась, вынуждая Эйлит то и дело менять положение. Пряжа требовала только ловкости рук и определенного навыка, а потому молодая женщина погрузилась в размышления, вспоминая о несчастьях, пережитых за последние два месяца.

В день великой битвы между королем Гарольдом и герцогом Вильгельмом Голдвин сгорал в лихорадке Эйлит так опасалась за его жизнь, что даже посылала за священником. Отец Леофрин исповедал раненого и с большим неодобрением отнесся к его странному бормотанию о каких-то черных воронах, посланных Одином. Три дня Голдвин находился на грани жизни и смерти. Эйлит не оставляла его ни на минуту. Лишь изредка, вспомнив о братьях, она молилась за них и за победу короля.

В один из дней ее разбудил колокольный звон, и спросонья она решила, что все празднуют победу… Но в то утро колокола играли заунывный поминальный мотив. Узнав о поражении саксов под Гастингсом и о гибели короля Гарольда, Эйлит вдруг поняла, что ни Лильф, ни Альфред не вернутся в Лондон, как это сделали сотни измученных и подавленных солдат. Братья служили Годвинсону верой и правдой, они были всецело преданны ему. Эйлит не сомневалась, что их кровь на поле сражения смешалась с королевской.

Целую неделю она скрывала от Голдвина страшную новость. Если же сил сдерживаться не хватало, Эйлит бежала в укромный уголок двора или в кузницу и там давала волю слезам. Однажды ее сопровождали Сигрид и Ульфхильда, и в тот день они втроем обнявшись стояли у наковальни, на которой еще недавно рождалось смертоносное оружие, и рыдали от горя и страха.

Вот и сейчас на глаза Эйлит вновь навернулись слезы. Отложив веретено в сторону, она вытерла мокрые щеки платком. Дней через десять после поражения англичан под Гастингсом ей пришлось рассказать обо всем Голдвину. Тогда на его исхудавшем посеревшем лице появилось выражение отчаяния, глаза помутнели. Эйлит долго и громко рыдала, сидя у постели мужа. С того времени всеми овладели страх и неуверенность в будущем. Ходили слухи, что сыновья Гарольда и Эдит Лебединой Шеи хотели отомстить за отца. Находились те, что прочили трон и корону Эдгару Атерлингу, выходцу из старого королевского дома в западной Англии. Говорили, что он уже собирает армию и готовится выступить против норманнского герцога. Но сегодня на рассвете все узнали, что вражеская армия, разрушая деревни и села, подошла совсем близко к Лондону. Молва гласила, что Эдгар Атерлинг, мерсийские графы.