Лондон, 1084 г.

Мериель была шлюхой, хотя и предпочитала называть себя куртизанкой… Правда, надо отдать ей должное: в отличие от товарок, она не бродила вечерами под окнами домов, где жили богатые горожане и норманнская знать. Обуреваемые похотью клиенты сами нанимали промышлявших тайными делишками лодочников и, переправившись через Темзу, спешили в Саутуорк, в объятия к веселой подруге.

Мериель, высокая, хорошо сложенная молодая женщина с безупречной кожей, огромными голубыми глазами и полными ярко-красными губами, вот уже шесть лет являлась главной достопримечательностью заведения госпожи Агаты. У нее имелось и еще одно существенное достоинство, привлекавшее мужчин, не любивших осложнять себе жизнь проблемами вроде появления незаконнорожденных отпрысков: Мериель была бесплодна. Первая стерва квартала, Мериель, самоуверенная и бесконечно тщеславная, не могла иметь детей.

— У-у, дрянная девчонка! Осторожнее, ты же не кобылу чешешь! — прошипела она. Ее голос, такой мелодичный и звонкий для клиентов, сейчас звучал грубо и вульгарно.

— Извините, — обронила Джулитта, на самом деле не испытывая ни капли раскаяния. — Просто волосы немного запутались, но сейчас уже все в порядке. — Она снова провела щеткой по мягким как шелк золотистым волосам Мериели и на миг залюбовалась ими. Ей совершенно не нравились собственные непослушные жесткие кудри рыжего цвета.

«Фи, твоя голова смахивает на кусок сырой печенки», — иногда пренебрежительно говорила ей Мериель, но обижаться не стоило: добрых слов у нее хватало только на богатых клиентов.

— Что ты там возишься? Ты ужасно медлительная! У меня мало времени. — Мериель раздраженно оттолкнула руку Джулитты. — Платье! Скорее неси платье. — Она прищелкнула пальцами.

Джулитту так и подмывало швырнуть щетку в это перекошенное от злости и совершенно не красивое сейчас лицо, но она сдержалась. На этой неделе госпожа Агата уже несколько раз отчитывала ее за слишком своенравную натуру. Сейчас, когда мать серьезно заболела, лишний раз кипятиться и нарываться на грубость не стоило.

Джулитта покорно опустила глаза и принесла из соседней комнаты голубое платье. Мериель надела его поверх тонкой, почти прозрачной сорочки. Такие платья с глубоким вырезом и простой застежкой обычно носили кормящие матери, но Джулитта, несмотря на свои четырнадцать, уже знала, что в заведении их носят и надевают совсем по другим причинам. Не раз она видела, как какой-нибудь пузатый торговец запускал толстую красную руку в вырез такого платья и мял груди Мериели так же энергично, как кухарки мнут тесто. Знала Джулитта и о том, что это было только прелюдией к более откровенным играм. На первых порах Эйлит пробовала оградить дочь от всего, что творилось вокруг, но потом сдалась и во всем положилась на ее сознательность.

Джулитта помогла Мериели застегнуть платье и собрала ее золотистые волосы в пучок, терзаемая одновременно презрением и завистью. Молодая женщина сунула ноги в мягкие кожаные тапочки и щедро оросила себя розовым маслом. С минуты на минуту она ждала к себе тучного торговца золотом по имени Эдмунд.

— Убери здесь, — Мериель подошла к дверям и, обернувшись, властным жестом показала на царящий повсюду беспорядок. — Потом спускайся вниз и поможешь мне там. — Она пренебрежительно сморщила нос и добавила: — И приведи в порядок свои волосы. Выглядишь так, словно только что вышла из дремучего леса. — Довольная своим остроумием, она царственной походкой удалилась.

С ненавистью посмотрев ей в спину, Джулитта тряхнула головой, вполголоса выругалась и пробежала пальцами по непослушным волосам, отчего те пришли в еще больший беспорядок. Да, она выглядела так, словно вышла из дремучего леса, потому что она действительно вышла из него. А теперь жила здесь и как могла сражалась за жизнь. Джулитта давно поняла, что жаловаться госпоже Агате бесполезно. Из всех девушек, работавших в ее бане, Мериель считалась самой ценной и дорогостоящей. Доведись ее хозяйке выбирать между шлюхой и четырнадцатилетней дочерью экономки, она бы, несомненно, выбрала первую. На этот счет девочка ничуть не заблуждалась.

Время от времени Джулитта вспоминала о прошлом, и та счастливая пора теперь казалась ей такой же далекой и нереальной, как зимняя песня барда. В ее песне пелось о том, что когда-то в одном красивом замке жила маленькая принцесса. Она имела все, что хотела — лошадей, слуг, великолепные наряды. Весь мир лежал у ее ног. Но в один ненастный день в замок пришла ведьма с севера. Она заколдовала маленькую принцессу, превратив ее в нищую служанку.

Блуждая в своем фантастическом мире, Джулитта мечтала о том, что когда-нибудь нищая служанка снова станет принцессой и вернется в свой замок. «Но, увы, не сегодня», — подумала девочка, обведя печальным взглядом перевернутую вверх дном комнату.

Она с неохотой взялась за уборку. На подоконнике лежало зеркальце в изящной оправе, подаренное Эдмундом Мериели, чтобы она вдоволь могла любоваться своей несравненной красотой. Джулитта взяла его в руки и с любопытством уставилась на свое отражение: тяжелые, темно-рыжие, как гранат, кудри обрамляли милое личико с тонким прямым носом, миндалевидными зелеными с искринкой глазами и дерзким, слегка вздернутым подбородком. Все как у Рольфа. Только полные чувственные губы и широкие брови Джулитта взяла от матери.

— Ты так похожа на него, — пробормотала бы сейчас Эйлит, покачав головой.

К сожалению, Джулитта совсем не помнила его лица. Она помнила его сильные руки, звучный голос и смех, помнила, как он ласково терся своей покрытой колючей щетиной щекой об ее щеку. Помнила, как скакала вместе с отцом верхом и как он показывал ей огромные луга и пасущиеся на них табуны. Но светлые воспоминания, как правило, быстро сменялись мрачными мыслями и сомнениями, куда более живучими. Если отец такой хороший, то почему мать ушла от него и скрывается, как раненый зверь, зализывающий в глубокой норе свои раны?

Джулитта резко отвернулась от зеркала, положила его в сундук, захлопнула крышку и отправилась вниз. Ее волосы, тяжелыми прядями свисавшие до бедер, при ходьбе бились об спину.

Покойный супруг госпожи Агаты сколотил состояние на том, что всегда умел вовремя сменить господина. Он по очереди служил Хардгаду Норвежскому, Гарольду Английскому и Вильгельму Нормандскому, в результате чего разбогател и выстроил в Саутуорке баню. Отойдя от дел, он поселился здесь и вскоре умер от апоплексического удара.

В заведении насчитывалось шесть изолированных банных помещений с огромными овальными ванными на черепичном полу и дополнительными комнатками с угольными жаровнями и кушетками, служащими для переодевания и всего прочего. Имелась также популярная среди посетителей парильня. В свое время муж госпожи Агаты собирался, но так и не успел пристроить к бане небольшую харчевню.

На лестнице Джулитта встретила Эйлит с двумя ведрами кипятка в руках.

— Хочешь, я помогу тебе, мама? — сказала девочка, но мать решительно покачала головой.

— Я сама, — устало проронила она на ходу, перешагнула через последнюю ступеньку и, войдя в ближайшую комнату, поставила ведра на пол.

Джулитта одно за другим вылила их в ванну. Для того чтобы наполнить ее, требовалось, по крайней мере, еще шесть ведер. Девочка с тревогой посмотрела на Эйлит и поняла, что если она не отдохнет, то наверняка заболеет еще сильнее. С зимы Эйлит мучили приступы удушающего кашля, который не прошел и с приходом весны. Она сдавала на глазах.

Джулитта быстро подхватила пустые ведра и, не дав матери опомниться, ловко прошмыгнула за дверь. Вскоре она вернулась с наполненными до краев ведрами, от которых обильно струился горячий пар. Эйлит бросила в воду горсть душистых трав.

— Разве Мериель развлекает не только Эдмунда? — поинтересовалась Джулитта, оценивающим взглядом окинув ванну. По ее мнению, ванна была недостаточно велика, чтобы вместить троих. Может, они решат пойти в парильню?