В далекие годы начала прошлого века астраханцы за новостями шли в Гостиный двор. Там, в сумрачной прохладе арок, в гуще толпы, можно было узнать все и обо всем. Так было и в 1831 году. Новостей хватало. В России царь усмирял холерные бунты. В Варшаве поляки дрались за независимость. В Новгородской губернии бунтовали военные поселенцы. Потолкавшись средь народа, послушав в оба уха, астраханец мотал на ус: в мире неспокойно.

Но у себя дома, слава богу, особых страстей не наблюдалось. Обвалилась ветхая стена в Белом городе. Двух утопленников вынесло на песчаную отмель на Стрелке. На Селении пожар случился.

Остальное — мелочь. На кладбище хоронили отживших, на полицейском дворе секли розгами виновных, в церквах крестили новорожденных.

Своим чередом шла жизнь.

19 июля 1831 года в церкви Николы Гостиного иерей Николай Ливанов крестил второго сына астраханского портного Николая Ульянова. В метрической книге церковный дьячок записал, кто крещен: «…астраханского мещанина Николая Васильевича Ульянина и законной жены его Анны Алексеевны сын Илия».

Фамилия Ульянова писалась в те годы по-разному: Ульянин, Ульянинов, Ульянов. С этой записи начинается документальная фиксация жизни Ильи Николаевича Ульянова. Дьячок указал дату крещения. А родился он 14 (26) июля 1831 года.

Род Ульяновых пошел с Волги, с великой русской реки, имя которой всегда связывалось в сознании народа с волей, с лучшей жизнью, с надеждами на счастье. Родословная семьи уходит корнями в глубинные народные слои, испокон веков живущие трудом рук своих.

Отец Ильи Николаевича, крепостной крестьянин, пришел из Нижегородской губернии в низовья Волги в 1791 году. Двадцатидвухлетний Николай Васильевич Ульянов был отпущен помещиком Бреховым из родного села Андросова на оброк.

В конце XVIII века в Астраханской губернии скопилось слишком много беглых и оброчных («зашедших») крестьян. Большинство из них не имело никакого желания возвращаться к своим господам. Администрация края по требованию помещиков разыскивала и отсылала назад беглых и «зашедших», но те шли на всевозможные уловки, лишь бы не ехать назад.

«При ревизии в Астрахани явились многие из подлых, объявивших о себе, что не знают своих помещиков, ни того, где родились, которых по указу о ревизии выслать оттоль велено, — писала императрица Екатерина II в Астрахань, — а оные подлые люди, по привычке жить кругом Астрахани, от той высылки бегут в Персию и там басурманятся».

Низовья Волги надо было обживать, осваивать. Требовались люди. Стараясь удержать народ от побегов, императрица издает указ: «Тех подлых, кои задержаны будут, бить нещадно батогами с трех раз, и которые из них сознаются, тех высылать к своим помещикам, а которые и с третьего раза в утверждении своем утвердятся, тех приписывать к казенным вотчинам и при рыбных промыслах оставлять».

Битье не помогало. Почти все «пришлые» оставались на новом месте. В том числе и отец Ильи Николаевича. По указу земского суда он был причислен с 1797 года в «астраханское старозашедшее общество». А это означало — прощай, помещик, прощай, рабство! Отныне он «государственный» крестьянин. И хоть теперь нет возврата назад, в родные края, зато впереди свобода!

Поселился он на берегу Волги, в сорока семи верстах выше Астрахани, в селении Новопавловском. Староста добросовестно записал в учетной ведомости приметы новосела: «Ростом двух аршин 5 вершков; волосы на голове, усы и борода светло-русые, лицом бел, чист, глаза карие…»

Но крестьянствовать здесь не довелось, а кормиться «рукомеслом портняжным» в малолюдном бедном селении было трудно. В 1808 году Николай Ульянов перебрался в город и после долгих хлопот указом астраханской казенной палаты был причислен к мещанскому сословию. Вскоре его приняли в цех портных и красильщиков ремесленной управы. Там и стал работать он, не разгибая спины, от зари до зари, добросовестно выполняя строгие правила, гласящие: «Работу производить отличную и прочную и отправлять должность мастера исправно и поспешно…»

Пошла размеренная жизнь.

В 1812 году Николай Васильевич женился на дочери бедного астраханского мещанина Анне Алексеевне Смирновой.

Обзавелся своим домом на Казачьей улице — чуть ли не на том месте, где стоял некогда походный стан Степана Разина, возвращавшегося из персидского похода.

В этом доме и родился у него сын Илья — четвертый ребенок в семье.

Город низовый — город торговый. Фасад Астрахани — пристани и лабазы, причалы и таможни, склады и базары.

В начале XVIII века на реке Кутум разгружались баржи и расшивы, сюда прятался от волжской шальной волны флот. Картограф 1701 года на чертеже пояснял: «Набережная улица по реке Кутумовой с пристанями для продажи привозных из верховых городов жизненных припасов и причалами, которые от затопления должны быть защищены деревянным обрубом и земляной насыпью…» В конце улицы располагалась «площадь для черпания воды», а на Стрелке, неподалеку от кремля, раскинулся Съестной рынок.

Смотрелись в то время в волжскую гладь стены кремля, выстроенного на Заячьем бугре у слияния двух волжских проток. Но год за годом намывало и намывало песок к стенам из квадратного татарского кирпича, все шире и шире становилась полоса земли, отделяющая крепость от реки. В начале XIX века на ней начали ставить первые постройки. Здесь обосновались трактиры, магазины, живорыбные садки, пакгаузы и соляные биржи. И весь этот район города стал называться Коса — в память об узкой песчаной полоске, некогда лежавшей здесь.

Место лихое, бойкое. Нагромождение харчевен и постоялых дворов, ночлежек и лавчонок, ремесленных заведений и складов. Строился и селился в этой части города и трудовой люд — грузчики, матросы, бондари, маляры, ткачи, плотники, разносчики, писцы, гранильщики, медники, извозчики, «калмыцкого чая варители» и «сит мукосейных мастера».

Всякий здесь обитал народ.

«Коса — это кипучий угол Астрахани, полный особенностей во всех отношениях, до санитарного включительно. На Косе бок о бок живут ужасы нищеты, позора, несчастья и прелести богатства, счастья, славы; голод и обжорство, лохмотья и бархат, шелк, кружева. На Косе рядом со страданиями измученных борьбой за существование льется шампанское. Чтобы поддержать на Косе порядок, требуется очень солидный штат полиции. Чтобы дать ночлег бесприютным обитателям Косы, мало и пяти городских ночлежных домов, а их в Астрахани только два. В одной дешевой столовой не накормишь всех голодных с Косы. Больными с Косы можно переполнить все городские лечебные заведения…» Так свидетельствовал бытописатель Астрахани.

А на реке что творится! Там лодки, шхуны и парусники из Персии, с Каспия. Бесчисленные флаги, говор толпы — солнцем опаленной, загорелой, разноязычной. На берегу артели грузчиков — русских, персов, татар, калмыков — разгружают расшивы и беляны с бревнами и дровами, баржи с мукой, железом, кожей. В трюмы закатывают бочки с икрой, грузят красную рыбу и воблу. Флотилии загружают солью, арбузами, дынями, виноградом, помидорами.

Словом, Коса — это круговерть, котел, бойкая часть города.

Здесь, на Косе, стоит дом портного Николая Ульянова, купленный им в рассрочку у лафетного подмастерья Федора Липатова. Дом двухэтажный, полукаменный. В верхнем этаже — жилье, а в полуподвальном — мастерская. Возле громадного закройного стола рядком на чугунных подставках стоят малиново краснеющие углями утюги, всегда пахнет подпаленным сукном и гарью. Четверо детей — Василий, Марья, Федосья и Илья — в доме старого мастера. Илья последний, «поскребыш», шутят соседи, и, наверное, поэтому его больше голубит мать, ласковее поглядывает на малыша отец. В любой час находится дело ребятишкам — поднести углей, сменить воду в медном ковше, вдеть нитки в иглы или подстегать полу очередного сюртука. Работают все.