Прошло много времени, прежде чем я это осознала. Приехав в Европу, я пережила культурный шок, сначала была оглушена, затем подавлена. Наконец, наступила паника. Я должна была без подготовки бежать психологический марафон, хотя совершенно не была к этому готова. Я должна была всему учиться заново, и хотя внешне не отличалась от других европейцев, я была как с другой планеты. Для меня существовало только черное и белое. Я выросла в эпоху, которой для большинства людей больше не существует. Я жила среди одного из последних нетронутых цивилизацией первобытных народов, чья культура остановилась на уровне каменного века — оторванная и отрезанная от остального мира. В Затерянной долине я была счастлива. В другом мире я чувствовала себя потерянной.

Вы, конечно, спросите, как немецкая девочка с немецкими родителями попала в такой неизведанный уголок земли? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вернуться на годы назад. В то место, где я родилась.

Судьба моей матери Дорис была решена, когда она в двенадцатилетнем возрасте прослушала доклад одного из приятелей Альберта Швайцера, известного врача и миссионера. Доклад был о его исследованиях в Африке. Тогда, мама поняла, что у нее появилась цель в жизни: пойти в миссионеры, чтобы помогать жителям развивающихся стран. Она стала готовиться к этому и получила диплом медсестры.

Восемнадцать лет спустя она встретила моего отца Клауса Петера Кюглера, который в то время работал на «Люфтганзе». У него была та же цель: стать специалистом службы помощи развивающимся странам. После того как он уволился из «Люфтганзы», они поженились, получили лингвистическое образование и через год после рождения моей сестры Юдит приступили к исследованию языков примитивных народов.

Первой страной их исследования стал Непал. Там они жили среди небольшого народца, который называл себя данувар раи; они изучали язык и отдельные диалекты и обеспечивали туземных жителей всем необходимым в рамках программы помощи.

Я родилась в Патане в 1972 году, в предместье Катманду. Там же два года спустя родился и мой брат Кристиан. Вскоре после его рождения мы вернулись назад к Данувар Раи.

Мы жили на краю деревни в маленьком желтеньком домике, обмазанном глиной, — даже пол был из утрамбованной глины. В хижине имелись лишь крошечные оконца, и мы, чтобы хоть как-то спастись от жары, которая стояла внутри, обычно спали на деревянном балкончике. Субтропический ландшафт — череда из зеленых лесов и высохших каменистых равнин. Недалеко от деревни протекала широкая река, в которой мы купались по вечерам.

В нашем маленьком домике не было ни мебели, ни душа. Мы ели на соломенных подстилках, спали на надувных матрасах и готовили на керосинке. Большую часть времени я проводила с моей старшей сестрой Юдит, которая пасла коз, как это было принято в деревне среди девочек ее возраста. У нас не было игрушек, и мы, как и другие дети, играли с тем, что предоставляла нам природа.

Я не так уж много помню об этом времени. Помню только, как мы с сестрой лежали на матрасе, укутанные в одеяло — одно на двоих, и тут я посмотрела вверх на темное небо и увидела миллиарды огоньков. Они сияли и искрились, и это было удивительно красиво. Казалось, они были совсем близко, и я протянула руку, пытаясь дотронуться до них. Но моя рука не коснулась их, и они сверкали сквозь мои пальцы. И мы заснули в полном единении с окружающей нас девственной природой.

Мама недавно рассказала мне об одном происшествии, которое случилось со мной в Непале. Однажды поздно вечером я прибежала к ней невероятно взволнованная, крича: «Мама, мама, я видела Бога».

Мама удивилась и решила выяснить, в чем дело.

Сабина с друзьями из племени данувар раи

Я взяла ее за руку, потащила на балкон и показала рукой на горы, величественно возвышавшиеся вдали. Мама засмеялась — теперь она поняла, что меня так потрясло. Перед нашими глазами предстал фантастический пейзаж. Лучи заходящего солнца играли на заснеженных вершинах, и все вокруг было словно покрыто золотом. Мы никогда не видели более величественного зрелища. Мы стояли и любовались этим великолепием. Когда последние лучи исчезли, я вздохнула разочарованно: «Бог ушел».

Мы прожили еще несколько прекрасных лет, прежде чем нам сообщили, что там нельзя больше оставаться. По неизвестным политическим причинам нам нужно было в течение трех месяцев уехать из страны.

Для моих родителей это был настоящий удар. Вдруг, внезапно, они должны были вернуться на родину, которую сознательно покинули, на родину, которую их дети никогда не видели.

С тяжелым сердцем они собирали нас и наши вещи, и мы с грустью попрощались с данувар раи, которые стали частью нашей семьи. Мама позже мне рассказала, что во время этих печальных событий у нее появились седые волосы.

Наш долгий путь домой, на родину, лежал через столицу Катманду — большой, полный красок город со множеством домов, машин и людей. Уже тогда я начала понимать, что это не мой мир: я плакала, просилась назад в нашу глиняную хижину, к моим друзьям, к козам и звездам. Я не понимала, почему мы не можем просто вернуться. Мне было три года.

Потом мы приехали в Германию, вернулись в цивилизацию, с которой нас, детей, еще ничего не связывало. Мама рассказывала мне, что во Франкфуртском аэропорту я смущенно спросила: «А где же Германия?»

«Но, Сабина, — ответила мама, — мы уже в Германии!»

Мое разочарование было так велико, что я снова расплакалась. Мы иногда получали посылки из Германии, и я очень радовалась, что смогу познакомиться с человеком, который присылал нам все эти красивые вещи... Мои родители никогда мне не объясняли, кто это или что это — Германия.

Во время нашего пребывания на незнакомой родине мои родители начали готовиться к новой поездке. После долгих обсуждений следующей страной они избрали Индонезию. Стали ждать разрешения на въезд. Так случилось, что из самой высокой точки земного шара мы переместились в самую низкую.

Покинув Гималаи, мы попали в болотистую область Ириан-Джая в Индонезии. Сегодня она больше известна как Западная Папуа.

Двадцать третьего апреля 1978 года мы уехали из Германии. А несколько дней спустя приземлились на аэродроме столицы Западной Папуа — Джаяпура. После акклиматизации мы отправились дальше, на базу Данау Бира, находившуюся в джунглях.

Вскоре после нашего приезда в Джаяпура я пошла в детский сад, где должна была носить бело-голубую форму. Мы, дети, не имели никаких проблем в общении с местными жителями, хотя в семидесятых годах в Ириан-Джая было очень мало иностранцев. Мы быстро освоились и уже скоро начали вести себя как маленькие индонезийцы. Говорить по-индонезийски мы научились быстрее своих родителей, которые каждый день брали уроки. К тому же нам очень понравилась местная еда — во время переменок к забору детского сада приходил туземец с тележкой на двух колесиках и продавал завтраки, которые сам и готовил. Больше всего я полюбила маленькие жареные чипсы из сладкого картофеля. Мама очень удивлялась, почему я приношу свой бутерброд назад домой. А у меня до сих пор бегут слюнки, когда я думаю об этих чипсах.

Гуляя по окрестностям, мы поняли, что попали в райский уголок: изумрудные холмы, разбежавшиеся повсюду, как волны, лазурное озеро, простирающееся до горизонта, люди в пестрых одеяниях... Так я окунулась в атмосферу ярких ощущений и естественной жизни — упоительное чувство, с которым у меня и по сей день ассоциируется Азия. Мы, дети, с радостью первооткрывателей впитывали в себя новую жизнь, не сравнивая и не задаваясь вопросом, в какой точке земного шара мы находимся.

Но где же все-таки мы оказались? В какой отдаленный уголок земли забросила нас судьба?