Она взглянула на него — в глазах мелькнуло любопытство, но тотчас же снова отвернулась.

— Да что ты говоришь! — В ее голосе слышался откровенный сарказм. — Ты что, нашел на бегах очередного фаворита? Последний раз ты просадил там двухнедельный заработок.

Он долго смотрел на нее, понимая, что должен молчать: одно лишнее слово может оказаться роковым. Если Джонни узнает — ему несдобровать. Он тут же вылетит из дела. И это было бы полбеды. Его могут избить до полусмерти или даже убить. Он вновь взглянул на Шерри и вдруг почувствовал, что страсть к ней затмевает все остальное. Страсть и страх потерять ее.

— Нет, не лошадь. Бери круче. Дело такое капитальное, что я тебе и сказать не могу.

Шерри смотрела на него из-под длинных ресниц с нескрываемым интересом. Она потянулась и прижалась к нему своим гибким телом.

— Говоришь, круче? Если не разыгрываешь меня, если это не очередная туфта, тогда скажи. Говори, что это за дело?

Джорджа все еще терзали сомнения, но, чувствуя, как прижимается к нему Шерри, он знал, что рано или поздно ей все придется рассказать. Черт с ним, с этим Джонни! В конце концов, ведь только ради нее он ввязался в это дело. Только страх потерять ее заставлял его рисковать.

— Шерри, — сказал он, — я скажу тебе, но дай слово, что будешь держать язык за зубами. Это очень серьезное дело.

Шерри нетерпеливо высвободилась из его объятий.

— Да, это имеет отношение к скачкам, — начал он, — но это не то, что ты думаешь. Я — в банде, и мы собираемся взять кассу.

Она чуть нахмурилась и на мгновение замерла. Потом отодвинулась и взглянула на него широко открытыми глазами.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она. — Взять кассу? Как это понимать?

Он побледнел. На шее запульсировала вена.

— Да, кассу. Всю выручку, понимаешь? Мы собираемся взломать кассовый сейф.

Она смотрела на него как на умалишенного.

— Господи, Джордж, — проговорила она, — ты что, спятил? Или лишнего хватил? Ты в своем уме?!

— Я не спятил, — сказал он. — Я трезв как стекло. Говорю тебе, мы собираемся брать кассу. Сегодня вечером у нас встреча. Будет отрабатываться схема действий.

— Какая встреча? Кто это мы? — не веря своим ушам, спросила она.

Он вдруг напружинился и поджал губы.

— Нет, Шерри! Этого я тебе сказать не могу. Скажу одно: я — в деле, и в деле серьезном. Серьезней не бывает. Мы…

— Кассу на ипподроме? — повторила она потрясенно. — Да ты и твои дружки, должно быть, совсем сбрендили. Еще никому и никогда не удавалось ограбить целый ипподром. Это невозможно. Боже мой, там же куча народу. Сотни полицейских. Ты ведь там работаешь, Джордж, — сам знаешь…

— Это возможно, — упрямо сказал он. — В том-то и вся прелесть. Никто еще не додумался до такого. Никому даже в голову не могло прийти, что такое вообще возможно. Вот почему это дело можно сработать.

— Дай-ка мне лучше выпить, Джордж, — вдруг сказала Шерри. — Налей мне и все толком расскажи.

Он встал и, подняв с пола бутылку джина, пошел на кухню и приготовил два мартини. Ему нужно было собраться с мыслями. Он уже начал жалеть о том, что проболтался. Нет, он доверял Шерри и знал, что она будет молчать. Но лишнее беспокойство ей ни к чему. Вообще-то Джонни совершенно прав: кроме участников, никто не должен знать о деле. Риск и без того велик.

Интересно, подумал он, кто еще в этом участвует. Сегодня в восемь он узнает все.

Осторожно держа в руках бокалы, он вернулся в спальню. Он решил, что больше не скажет Шерри ни слова. Надо придержать язык не только ради самосохранения, но прежде всего ради ее безопасности. Теперь Шерри знает, что у них есть шанс разбогатеть, получить очень большие деньги. Он сможет сделать ее счастливее. Намного счастливее, чем сейчас. С такими деньгами он сможет снова завоевать ее, по-настоящему привязать к себе.

До места встречи Джорджу Питти нужно было ехать на метро. Перед тем как выйти из дома, он снял пиджак и галстук и пошел в ванную умыться. Когда он вышел, Шерри метнулась к стулу, через спинку которого было перекинуто пальто, ловкими движениями обшарила карманы и обнаружила там клочок бумаги, на котором Джордж, чтобы не забыть, записал адрес в восточной части города на 31-й улице.

Она мгновенно запомнила те несколько слов, что содержались в записке, и сунула бумажку назад в карман.

Она легла на кровать и, когда он вышел из ванной, терпеливо выдержала его долгий поцелуй и прочие нежности. Дверь за Джорджем захлопнулась.

Здание под номером 712 на 31-й улице представляло собой старый доходный дом, построенный вскоре после окончания Гражданской войны. В его мрачных обшарпанных стенах родилось, выросло и умерло не одно поколение эмигрантов, выходцев из Старого Света. В 1936 году здание было официально признано пожароопасным, хотя на самом деле оно стало таким за много десятков лет до этого, и жильцов выселили. Один ловкий маклер приобрел дом в собственность и, реконструировав его с помощью купленных за бесценок стройматериалов, оставшихся после войны, превратил его в более или менее сносный современный жилой дом. Квартиры здесь были все одинаковые: две комнаты, санузел и небольшая кухня. На каждом из пяти этажей, оборудованных лифтом, находилось по четыре квартиры. Фасад здания обновили, и оно выглядело вполне респектабельно. Плата за жилье выросла за эти годы с двадцати пяти до семидесяти долларов в месяц, но из-за дефицита жилья от квартирантов у нового домовладельца не было отбоя. Несмотря на все преобразования, здание продолжало оставаться пожароопасным и его можно было использовать только для сдачи в наем.

Одним из первых в этот дом вселился Марвин Ангер.

Выйдя из вагона лонг-айлендского поезда, Ангер взглянул на часы над справочным табло вокзала. Было около шести. Вместо того чтобы сразу ехать домой, он прошелся по вокзалу и купил свежую вечернюю газету, где печатались результаты последних скачек и биржевые новости. Свернув газету и сунув ее за пазуху, он вышел из здания вокзала и вскоре уже был в кафетерии. У задней стены оказалось свободное местечко. Он поставил поднос с едой на столик, бережно положил шляпу на стул рядом и раскрыл газету. Даже не взглянув на результаты скачек, он принялся за еду и одновременно начал внимательно изучать котировки акций.

Практически каждый новичок, игравший на колебаниях курса акций, делал на этом неплохие деньги, но Ангер умудрялся терять их и здесь. Человек одинокий, крайне бережливый и не привыкший к роскоши, он годами копил деньги с истовостью маньяка. Свои скудные сбережения он вкладывал в акции, но, к несчастью, никогда не отваживался придержать их. При малейших колебаниях курса он беспрерывно продавал и вновь покупал их, в результате теряя на процентах. Он имел удивительную способность выбирать именно те акции, цена на которые падала вскоре после того, как он их приобретал. Из нескольких тысяч долларов, которые он скопил за долгие годы своей жизни, выкраивая понемногу из мизерной зарплаты, не осталось почти ничего.

Закончив обед, Марвин вернулся к стойке за кофе.

Через несколько минут он был уже на пути домой. Проходя мимо продуктовой лавки, он заглянул и туда, чтобы купить пару сэндвичей с ветчиной и сыром и бутылку молока. Он чуть было не купил и пирожное, но потом решил, что это лишнее. Нечего баловать этого типа. И так он потерял достаточно времени и денег.

Дверь подъезда в доме, где он жил, обычно не запиралась до десяти часов. Не останавливаясь, он прошел мимо ряда почтовых ящиков, не остановившись у своего. Ангер никогда не получал писем. Собственно говоря, никто не знал, где он живет. Его адреса не знали даже на работе. У него была почти патологическая склонность к конспирации даже в совершенно безобидных, казалось бы, ситуациях.

Он сел в лифт и доехал до пятого этажа. Выйдя из кабины, он тихонько постучался в дверь.

Дверь открыл Джонни Клэй с полупустым стаканом в руке.

Первое, что бросилось в глаза Ангеру, когда он вошел в свое унылое, скудно обставленное жилище, была початая бутылка виски, стоявшая на столе в тесной гостиной. Он недовольно посмотрел на своего гостя.