Наша батарея успеет дать один залп. Уверен, что лягушатники, увидев перед собой жалкую цепочку пехоты, рванут со всей дури напролом. Тогда на перезарядку пушек элементарно не хватит времени.

За шеренгами затаился сюрпризец. На одноразовой деревянной раме залегли восемь сигар с крылышками и фитилями в жопках. Твердотопливный пороховой заряд с жутким воем разгонит ракету и подорвет пороховой же фугас в головной части, нашпигованной гвоздями. Сталинский орган XVII века. Точность прицеливания угловая — плюс-минус лапоть. Дальность регулировалась наклоном рамы, но больше зависела от укладки пороха, итого от ста до пятисот метров. За «катюшу», артиллерию и спешившихся драгун с мушкетами отвечал Родригес.

На правый фланг отправить бы Вашингтона, мир его праху, надеюсь, что комбаты — Бюлов и Ойген — справятся сами. Французы их не обойдут, там, за холмами — Рона.

Конечно, хотелось надеяться, что битва не затянется. Как только винтовочные батальоны вдарят по флангам, французы побегут, спасая тела и души для будущей паствы Единого.

Из прочитанного зимой я пришел к выводу, что мы выбрали самого удачного врага для самоутверждения. Большинство известнейших полководцев прославились именно на лягушатниках. Кутузов, Веллингтон с Блюхером, Бисмарк, кайзер Вильгельм, Гудериан — все получили славу за истребление французов, которые отлично умели проигрывать, артистически посопротивлявшись для вида. Из общей кучки несколько выделялся Наполеон со своими Маренго и Аустерлицем, но он был корсиканец, не француз, и ему каким-то чудом удалось встряхнуть нацию, генетически не умеющую воевать. Да, чуть не забыл, еще они умели побеждать за спинами американцев.

Генрих IV Наваррский разметал их, располагая в четыре-пять раз меньшим войском, причем с одинаковым вооружением. Мне сам Бог велел. Тьфу, наобщался с Бюловым, скоро тоже буду Бога вставлять через слово, чаще чем на… конец. Короче, у Наварры Париж стоил мессы, а мы возьмем Париж, чтобы про мессы там забыли навсегда.

Мой безудержный оптимизм начал подтаивать после разглядывания французов в оптику. Первоначально рассчитывали на Савойского, которого снесли бы, не вспотев. Потом узнали про участие частей армии солнцеподобного, я рассчитывал максимум тысяч на девять-десять пушечного мяса. Сканер беспилотника через тактический комп скинул свою оценку, и она тоже была безрадостной: от пятнадцати с половиной до шестнадцати тысяч, включая обоз. Нас в восемь раз меньше. Триста спартанцев, блин.

Второе, что насторожило, был необычный вид войска, изобилие крестов на всем, что можно, чуть ли не на лошадиных мордах. Между солдатней шныряли святоши, махали руками, крестили их и всячески благословляли на ратное дело.

Отдельной кучкой на красивых лошадках столпилось начальство: маршал, герцог и какой-то главнюк-священник. Шарахнуть по ним и битве конец? Я вытащил бластер из кобуры и прицелился. Увы, для ручного далековато, надо ставить импульс на максимум. Но тогда увидят красную молнию из леска, демаскирую фланговую засаду, ладно, обождем расфуфыренного придурка, который нам милостиво предложит сдаться. Щазз, сразу лапы вверх!

Тут прорезался Родригес. Он просмотрел анализ разговоров лягушатников. Хреново, оказывается. Против нас отнюдь не война, а крестовый поход. Попы взвели лопоухих, что мы — посланники Сатаны, каждый погибший в бою с сатанистами автоматически имеет прощение грехов и VIP-апартаменты в раю, вроде как в исламском газавате. Врага приказано в плен не брать, на месте кончать, себя не жалеть, велика Франция, а отступать некуда, позади Париж, все как один в едином порыве. Всегда не любил замполитов-идеологов, паразитов войны, но тут вообще возненавидел до колик. Ладно, у вас слова — у нас винтовки, посмотрим.

Принял решение кончать верхушку не мешкая, но не успел. Грохнули пушки, конная лава рванула вперед, закрывая собой лягушатское руководство.

Пукнули наши мортирки, тут с позиций первого батальона без приказа понеслась радостная пальба. Лично урою Ойгена, если выживет! И наши из-под лесочка тоже пах-пах. Рано, блин! Кричу Родригесу, давай, завыли ракеты, две или три точно в гущу французов, остальные вообще хрен знает куда, а одна прямо в наш лесок, грохнуло, на голову посыпалась хвоя, заорали убитые и раненые, ну, в смысле убитые орали, еще когда они только были раненые. Весь план в задницу.

Уланы несутся, только комья грязи из-под копыт. Кони падают под пулями, на них налетают задние, спотыкаются, переворачиваются, всадники ломают шеи, красотень. Но многие, слишком многие прорываются к шеренге мушкетеров.

Лихорадочно навожу беспилотник, чтобы сбросить ракетку на командующего. Ракетка всего одна, она на вес бриллиантов. Пока командую БПЛА, в атаку кидается пехота. Думаете, как в головизоре, строевым шагом под грохот барабанов? Хрен угадали. История пошла уже как-то иначе. Маршал, сукин кот, прознал о скорострельном оружии и бросил пушечное мясо бегом.

Фанатики побежали, будто им зад намазали перцем. И все на нас, тысячи и тысячи. Багинеты засунули в дуло мушкетам, получились штыки. Часть с пиками бежит, как с шестами для прыжков в высоту. Наши стреляют залпами. Экономно, короткими очередями, тактакают пулеметы. Мои в замешательстве. Я их наставлял, что лягушатники после первых потерь побегут как всегда. А те прут, камикадзе хреновы, как русский пьяный штрафбат с заградотрядом на холке, пачками падают, но бегут, и уже близко.

Тем временем французы успели перезарядить пушки и со всей дури влупили по холмам, где первый и второй батальоны. Сразу пальба оттуда стала реже. Потом еще вдарили, и на холмы тоже повалила пехота.

Наконец, вывел БПЛА на командующих, грохнуло, но уже поздно. Гадский маршал сделал свое дело, грамотно ввел полки в бой. А далее уже командуют только на расстоянии крика, не скажешь полкану по рации, «березка, я — дуб, дуй на высоту 121», нет у них раций. За орудиями остался только небольшой резерв и обоз.

Отстреливая мушкетеров в упор, непросто по тактическому компу одновременно отследить события на других участках. Когда уланы приблизились, Родригес быстро перестроил своих в коробочки, ощетинившиеся штыками. Вот только уланская пика длиннее. Строй смялся, и правильная оборона распалась на множество индивидуальных схваток, где лошадник, специально заточенный на борьбу с пешими, имеет явное преимущество, а тут еще и численное. Какой я козлина, ну почему не позволил им взять хотя бы две сотни пик?

Прострелил глаз очередному, голова дернулась назад, но он в последнем порыве упал в мою сторону, пытаясь в смерти хоть оцарапать мне сапоги. Затвор выщелкивает последнюю гильзу, уронил винтовку и вытянул бластер. Вокруг уже сплошь рукопашная, выстрелов мало. Боюсь зацепить наших, бластер все же не очень избирательная штука, поменял его на катану. Крикнул своим отступать, в рукопашной в лесу у нас никаких преимуществ, а у французов численное.

Эх, до чего приятно рубиться с человеками. Не надо шинковать, как черную кляксу, снес отросток над плечами, и можно уделить внимание следующему клиенту. Я орал батальонным и ротным направление отступления, отбивался от красно-белых мундирников, превращая их костюмчики преимущественно в красные, стряхивал тех, кто особо рьяно наседал на соседей.

Французы героически завоевали лес, мы с остатками третьего и четвертого батальонов оторвались и выскочили в сторону обоза. За нами не гнались, видно, оценили потери, жить хочется, шахиды, блин.

У обоза тоже кипела схватка, обозники и коневоды составили повозки кругом, хлопали трехлинейки и гулко ухали мушкеты. Но ежу понятно, что против двух-трех сотен кавалеристов им долго не выстоять.

Мы дали залп оставшимися боеприпасами, я подпалил лошадиные задницы из бластера, и не ожидавшие контрудара вояки христовы рассыпались кто куда. Часть из них доблестно рванула в сторону города. Ладно, хрен на них.

С холмов мало кто спасся, Ойген из своих вывел всего роту, часть ранены. Итого в строю чуть более трех сотен. Из двух тысяч! Конец полководцу Олегу.