— А как анафема отразится на проклятых?

— Не смертельно, — ответил профессор. — Но повысится заболеваемость, особенно у наиболее впечатлительных, упадет жизненный тонус. Короче, наши последователи оказываются в худших условиях, нежели христиане.

— Мы потеряли часть церквей, — подал голос Якимура. — Осмелевшие попы выяснили, что источники звука точечные. Каждый раз, когда мы накладываем звук на церковную службу, они лазят по всему храму, находят и выколупывают акустические системы. Потом обливают святой водой и сжигают. После проклятия на единобожцев обнаглели вконец. Сейчас наши трансляции попадают едва в половину храмов от начального количества.

— Значит, стреляем в короля и кардинала. Никто не против? Отлично. Все вместе работаем над сценарием.

Дворец Вильгельма Оранского уступал по роскоши недвижимому имуществу Людовика Великого, но и скромным назвать его было нельзя. Впечатляла одна только длина коридоров, которые изрядно утомили профессора, пока он дошел до кабинета, где его ожидала последняя надежда оранжистов на реставрацию монархии.

Чисто внешне голландский принц также весьма проигрывал венценосному южному соседу. Юный, невысокого роста, худой, сутулый, бледный, поминутно кашляющий, он тем не менее производил очень серьезное впечатление благодаря высокому лбу и строгому, холодному, умному взгляду. Пенсионарий Ян де Витт, которого в расцвете славы ван Нааген увидел в Амстердаме, произвел на него гораздо худшее впечатление. Демократия Нидерландских Генеральных Штатов была еще слишком сырой. Для целей Миссии лучше подходил лояльный просвещенный монарх с сравнительно либеральными взглядами. На Земле де Витт погиб в 1672 году, и Вильгельм стал руководителем государства, впоследствии подгреб под себя Англию, Шотландию и Ирландию. Карьеру принца нужно было ускорить.

— Мои друзья в Роттердаме охарактеризовали вас как гениального врача. Но почему-то вы не вылечили ни одного оранжиста. Ваши методы годятся только для сторонников республики? — Тон Вильгельма был, как всегда, подчеркнуто саркастичен. Он с трудом дал уговорить себя на медицинский осмотр. В комнате находился его постоянный врач, который всем своим видом выражал высокомерное превосходство по отношению к неизвестному выскочке. Еще присутствовал личный секретарь, а за дверью стояли вооруженные слуги. Вильгельм, выросший в атмосфере враждебности и интриг, никогда не допустил бы встречи один на один. Но ван Наагена все вполне устраивало.

— Ваше высочество, медицина — не мое основное занятие. Вероятно, вы знаете, я владелец завода, портовых складов в Роттердаме, железорудных шахт и угольных разрезов в верхнем течении Рейна.

— Тогда почему вы здесь и почему я должен вам доверять?

Профессор распаковал походную аптечку.

— Ваше высочество, в молодости я был судовым врачом и побывал во многих странах, узнал многие методы лечения, — взгляд в сторону конкурента, — о которых местные светила не знают. Затем примкнул к церкви Единого Бога, был благословлен самим «святым» Клинтоном. — В голосе послышалось максимально возможное благоговение. — И получил в подарок это.

Ван Нааген прикоснулся датчиком к платью Вильгельма, прибор уловил биополе пациента и начал его сканирование. По экрану побежали данные.

— Поверьте, тело главы Оранского дома в плане медицины ничем не отличается от тел лавочников, заседающих в парламенте. Что тут у вас. Слабое сердце, вялая печень. Чахотка, правда еще в начальной стадии, и бронхит. Я так понимаю, ваш доктор не смог вас вылечить.

— Даже начинающий студиозус знает, что чахотка неизлечима, — впервые разлепил узкие губы эскулап. — И вам элементарные вещи уж точно следует знать, раз беретесь лечить самого Вильгельма Оранского.

— Значит, я умираю? — обернулся Вильгельм к врачу. — Вы меня лечите так, что довели почти до могилы?

— Есть болезни, против которых медицина бессильна. Я могу лишь продлить жизнь больного и уменьшить его страдания, — заявил медик.

— Все мы начинаем умирать, как только родились, — философски заметил ван Нааген. — Но от чахотки я вас вылечу. А чем вас лечит мой коллега? Кровопусканиями?

— Обещаниями. Преимущественно обещаниями, что все будет хорошо.

— Отличное лекарство. Но не против чахотки.

Наполнив инъектор гремучей смесью антибиотиков, противовоспалительных и общеукрепляющих средств, профессор крепко обхватил тощее бедро будущего штатгальтера Нидерландов и вкатил внутримышечную инъекцию прямо через ткань, как на поле боя, не зная как уговорить недоверчивого вельможу снять штаны. Вильгельм охнул и отпрянул, медикус встал в петушиную стойку, всем своим видом показывая готовность броситься на защиту VIP-клиента.

— Введено лекарство. Так оно подействует быстрее, чем при приеме с пищей.

— Или яд, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Вильгельм.

— Через полчаса вам станет намного лучше, позвольте мне дождаться изменений. Если я отравил вас, ваши доверенные люди не дадут мне уйти. А пока попрошу вас приложить к голове эту пластинку. Не бойтесь, процедура не болезненная.

Аптечка подлатала пробитую ауру, и щеки Вильгельма порозовели на глазах. Он кашлянул скорее по привычке, с удивлением почувствовал, что больше кашлять его не тянет.

— Теперь ваша очередь. Можете лечить обещаниями. Теперь у него действительно все будет хорошо. — Медика перекосило.

— Просто чудо! — оживился Вильгельм. — Я кальвинист и никогда не отступлюсь от своей веры, но клянусь, что никому и никогда не позволю притеснять церковь Единого.

— Собственно говоря, мне это и нужно. Я вложил большие деньги в экономику Нидерландов и не могу быть спокоен, пока сохранность моего дела зависит от людей, подобных де Витту. Оттого я бросил все дела и приехал к вам. Еще приглашаю вас в мой дом в Роттердаме.

И Вильгельм Оранский принял приглашение. Через две недели роскошная карета, сопровождаемая верховыми, остановилась у дверей крепкого роттердамского особняка.

— Рад вас видеть, дорогой Вильгельм. И рад, что в добром здравии. Простите, что заставил ждать — дома я только ночую. Сейчас покажу вам свой завод, а потом приглашаю на небольшую морскую прогулку.

Принц решил ничему не удивляться, не обиделся на фамильярное обращение по имени, на отсутствие церемоний вроде торжественного обеда, на нелепое предложение посетить завод — он никогда не бывал на верфях, в мастерских и мануфактурах, чего он там не видел?

Но этот завод произвел на него впечатление. Видно, что предприятие еще строилось, но то, что уже работало, далеко выбивалось за рамки привычных представлений. Вильгельм долго стоял возле прокатного стана. Из пары вращающихся цилиндров вылезала лента раскаленного металла и с шипением уходила в охлаждающую жидкость. Затем на нее с грохотом падало огромное лезвие, рассекая ленту на геометрически правильные прямоугольники. Термин «гильотина» в мире Земли-2 родился намного раньше доктора Гильотена. Вельможа не очень хорошо понимал металлургическую технологию, но знал, чтобы, например, выковать нагрудник кирасы опытный кузнец с подмастерьем тратил несколько дней. Изготовление полного рыцарского комплекта длилось месяцами! Здесь на его глазах пластины идеально ровного металла рождались с невероятной скоростью.

В другом цеху крутились непонятные механизмы, в которых вращались металлические заготовки, а стоявшие возле механизмов рабочие протягивали к заготовкам инструменты, с которых сыпались искры. Было практически так же жарко, как и в прокатном.

— Что же изготавливает ваш, как вы его называете, завод? — поинтересовался Вильгельм.

Ван Нааген поманил его во двор, где рабочие возились с необычного вида мушкетами, достал из ящика крохотный пистоль, длиной в две ладони. У него не было ни фитиля, ни новомодного кремневого замка.

Ван Нааген выдвинул вбок барабан с семью глубокими отверстиями, вставил в них семь блестящих цилиндриков и прочитал целую лекцию.