— В пистолет или мушкет мы заряжаем порох, пулю и укрепляем их пыжом. Если в короткую трубку насыпать порох и вставить пулю, а затем вставить трубку в оружие, заряжать гораздо быстрее, верно? В донце трубочки мы вставляем капсюль, такой кружок, что загорается от удара. Смотрите, вот этот острый молоточек прикреплен к курку, вы привыкли видеть здесь фитиль. Когда вы давите на спуск, молоточек, я его называю ударником, бьет по капсюлю, тот загорается и поджигает порох в трубочке, вылетает пуля. Поворачивается барабан, напротив ударника следующий капсюль, еще выстрел, и так семь раз за семь секунд. Потом нужно примерно десять секунд, чтобы зарядить следующие семь выстрелов.

По знаку хозяина рабочие вынесли и поставили в двадцати пяти шагах грудной пехотный панцирь. Ван Нааген протянул револьвер Вильгельму, тот отрицательно качнул головой. Профессор поднял ствол и быстро расстрелял барабан. Они подошли к кирасе, в ней красовалось семь аккуратных дырочек.

— Или по одной дырке в семи латниках, — сказал ван Нааген, зарядил наган новыми патронами и дал его, принцу. Он не устоял, выслушал, как целиться, и дрожащей рукой выстрелил семь раз. В пластине стало на две дырки больше.

— Для первого раза — отличный результат!

Гость немного успокоился. Они подошли к мушкетам.

— Тут другой принцип. Боеприпасы мощнее, их пять, хранятся вот здесь. — Профессор зарядил винтовку. Затем повернул боковую рукоятку и резко дернул ее назад. — Видите, патрон оказался перед стволом. Теперь затвор на место. — Он клацнул рукояткой вперед и вниз. — Патрон в стволе, можно стрелять. После выстрела снова затвор назад, стреляная гильза вылетела. — С ловкостью балаганного фигляра ван Нааген поймал сверкнувший в воздухе цилиндрик. — Так пять раз, перезарядка, еще пять раз, и так далее. Порох бездымный, ствол можно чистить уже после боя. Ресурс — несколько тысяч выстрелов.

— И вы целиком все производите здесь? — Вильгельм Оранский уже понял, что вооруженная такими пистолетами и мушкетами армия сомнет любую, даже французскую или английскую.

— К сожалению, не все. Капсюли пока еще нет, они привозятся издалека и в результате обходятся очень дорого. — Он не стал уточнять, насколько издалека. — Со временем это поправимо. Предвосхищаю еще один вопрос. Я не все из увиденного вами придумал сам. Адептам Единого становится известно многое.

— Бог учит убивать?

— Нет, конечно. Человек сам выбирает, как использовать топор, построить дом или срубить голову соседу. Сейчас, полагаю, мой повар приготовил обед, потом нас ждет море.

Скромная шхуна с трубой вместо грот-мачты своим видом не вызывала никакого восторга, но Вильгельм уже усвоил, что его новый знакомый ничего не делал просто так. Когда «Морской конек» вышел в Северное море, спустил паруса и бодро двинулся против ветра, принца прорвало.

— Обещайте мне, господин ван Нааген, что вы построите десять таких судов с вашими мушкетами для защиты наших перевозок в Атлантике. Обязательно с пушками. Нидерланды имеют самый большой в мире торговый флот, но французские, английские и испанские пираты, которым дают патенты о королевской службе и важно именуют каперами, грабят наши суда. Наш флот постоянно прикован к Каналу, где мы ждем любой подлости от англичан. От этого зависит будущее Нидерландских Антильских островов и других колоний в Новом Свете и Ост-Индии.

Профессор и хозяин судна рассмеялись.

— «Морской конек» имеет запас хода без парусов всего пятьдесят миль, а без пушек любой британский фрегат пустит его на дно, не помогут ни чудо-мушкеты, ни револьверы. Только на абордаж не смогут взять, сразу на дно.

— Вы отказываетесь?

— Нет, но есть несколько условий. Первое. Мы попытаемся спустить на воду корабль с металлической обшивкой, которому не страшны ядра, и со скорострельными пушками. Такой сможет догнать и утопить пирата. Дооборудовать деревянные парусники и кидать их на англичан не буду. Второе. Я не соглашусь ни на какой каперский патент, не буду снимать добычу или захватывать корабли. Разве что заберу золото. Только так: или слушаются нас, или на корм рыбам. Третье. Постройка корабля и его содержание обойдутся очень дорого. Тем более двух-трех кораблей: один вымпел не перекроет нескольких колоний. Расходы за ваш счет. За мной — чертежи, строительство и обучение команды, причем корабли останутся в моей собственности.

Вильгельм прикинул возможные варианты.

— Если вы на свой риск построите стальной фрегат, я надеюсь убедить купеческие гильдии и Генеральные Штаты профинансировать проект.

— Конечно, мой принц. Иначе придется проверить, хватит ли денег на корабль у испанской короны. — Тут профессор прижал руку к уху, защищая его от свиста морского ветра, и сказал невидимому собеседнику: — Да, Анджей. Сколько? Отлично! Давай все на мой комм. Спасибо тебе, до связи! — И, вернувшись мыслями на «Морского конька», закончил: — Отличная новость. Мой друг, он разработал получение в местных условиях бездымного пороха, решил вопрос с капсюлями. Теперь имеем полный цикл производства оружия. Так вы с нами, Вильгельм?

Его королевское величество Людовик XIV, абсолютный монарх Франции и Наварры, король-солнце, начальник нового главы католической церкви — парижского папы и автор знаменитой максимы «государство — это я», невероятно обожавший роскошь и уют, в походе довольствовался спартанскими условиями.

Для создания этих условий вместе с армией тащился колоссальный обоз с огромным королевским шатром, слугами, поварами, портными, конюхами, поэтами, музыкантами, художниками, танцорами, запасами одежды, обуви, париков, парфюмерии, еды, утвари, фейерверков и тоннами других нужных и не очень вещей, а также разнообразным имуществом на всякий случай, для удовлетворения непредвиденных капризов короля.

За ним тянулся почти весь версальский двор. Не только вельможи, которые по обязанности обслуживали короля во всем, что нельзя доверить лакеям. Не только правительство в полном составе, чтобы оперативно получать высочайшее одобрение на возникающие инициативы. Не только военный министр маркиз де Лувуа, он же главнокомандующий, и его штаб. Не только кардинал-папа и выводок священнослужителей. Еще и прихлебатели всех мастей и оттенков, которые через несколько столетий будут зваться тусовщиками. Послы всех соседних стран с персоналом посольств — вдруг на марше король изречет нечто актуальное для их государства. Целая женская армия, призванная ублажать величество своим обществом, а если повезет (женщине, а не королю), то и своим телом. Каждая титулованная особа путешествовала со слугами, поварами, портными и так далее. Пусть на каждую дворянскую душу количество обслуги было и меньше, чем на монаршую, все равно их количество составляло многие тысячи. Зрители ехали на спектакль под названием «война».

Неудивительно, что войско двигалось медленно. Солнцезатмевающий король не спешил, он устроил своего рода парад несокрушимой мощи перед жителями морально неустойчивых южных провинций, еще недавно принадлежащих испанцам. Ему было наплевать, что медленное движение своей армии ничуть не лучше, чем налет иностранной: те же вытоптанные поля, конфискованные запасы пищи и фуража, обиженные селяне.

Кроме того, не поспевали полковые хлебопекарни. Весь хлеб в солдатских ранцах, запасенный перед маршем, был съеден, и огромная армия каждые несколько дней останавливалась на выпечку хлеба.

Утомленный переходом, Людовик на три дня остановился в Лионе, затем продолжилось движение на юг. Только через месяц после старта военной кампании авангард вступил в Руссильон.

Пейзаж поменялся, вдаль до самого горизонта уходили виноградники. Присоединился знаменитый Королевский Руссильонский полк, армия достигла пятидесяти тысяч человек, половины всех вооруженных сил страны.

Слуги расставляли шатры и павильоны к очередному вечернему празднику и театрализованному представлению, где король-солнце как всегда сыграет Аполлона или что-нибудь не менее солнечное. До бала Людовик собрал военный совет. На совете он выглядел совершенно другим человеком. Король-плейбой на некоторое время стал полководцем.