Доносы скапливались. В сентябре вновь арест, обвинение в связи с заграничными левоэсеровскими группировками и ссылка – теперь уже в Уфу. Здесь Спиридонова работала старшим инспектором кредитно-планового отдела Башкирской конторы Госбанка, крутилась по хозяйству, чтобы обеспечить сносную жизнь мужу, его сыну и престарелому отцу. А еще ухитрялась рассылать скромные посылки бедствующим друзьям, в прошлом своим единомышленникам.

В это время Спиридонова по-прежнему оставалась в числе самых популярных женщин тех лет. На митинге 1924 года в Берлине известная немецкая анархистка Э. Гольдман назвала ее «одной из самых мужественных и благородных женщин, которых знало революционное движение». А в Париже даже появился комитет, поставивший себе целью добиться переезда Спиридоновой во Францию, но им не удалось вырвать «эсеровскую богородицу» из лап ЧК. Несмотря на многочисленные ходатайства, в выезде за границу ей было отказано. Л. Д. Троцкий заявил К. Цеткин, хлопотавшей о здоровье революционерки, что Спиридонова «представляет опасность для советской власти», а многие и вообще сомневались в устойчивости ее психики. Так, известный английский дипломат Р. Локкарт, бывший очевидцем выступления Спиридоновой еще на V Всероссийском съезде Советов (1918 г.), писал: «Сосредоточенный фанатичный взгляд ее глаз свидетельствовал о том, что перенесенные ею страдания отразились на ее психике. В качестве политической деятельницы она была не сдержанна, не деловита, но пользовалась огромной популярностью». Подтверждал это и Н. И. Бухарин, описывая случай того же времени. По его словам, они проезжали мимо рабочих, расчищающих снег по трамвайным линиям. На взмах «гр. Спиридонова достала браунинг и стала махать им, угрожая. Мне с большим трудом приходилось ее сдерживать, говорить ей: “Что вы делаете, разве можно?”» Он же характеризовал и ее поведение на митингах: «Все ее речи походили на истерические выкрики, она топала ногой, истерически кричала… Атмосфера была чрезвычайно тяжелая, напоминающая сцены из Достоевского».

Психологический надлом у Спиридоновой явно присутствовал, и тем страшней она была для большевиков. Для Марии Александровны начинался последний виток «кругов ада». В страшном 1937 году Спиридонова полной мерой оценила, что значит государственный террор против своего народа, о котором она предупреждала еще в 1918 году. Теперь ей инкриминировали подготовку покушения на К. Е. Ворошилова и всех членов правительства Башкирии, руководство несуществующей «Всесоюзной контрреволюционной организацией», вредительство, разработку террористических актов против руководителей государства, включая И. В. Сталина. По «делу» проходил 31 человек. Многие не выдерживали пыток и давали ложные показания. «Сломался» и муж Спиридоновой.

«Проявите гуманность и убейте сразу», – требовала измученная болезнями женщина. Но следователи продолжали изощренно издеваться, требуя признаний. Допросы продолжались по два-три дня без перерыва, сесть не позволяли. Ноги Спиридоновой превратились в черно-лиловые бревна. Обнаружив, что побои ее страшат меньше, чем личные досмотры, обыскивали по десять раз в день. Нашли самое уязвимое место – еще с первого ареста она с трудом переносила прикосновение чужих рук к телу. Но надзирательница тщательно ощупывала ее полностью.

13 ноября 1937 года, после 9-месячного заключения Спиридонова отправила открытое письмо в секретный отдел НКВД (в машинописной копии более 100 листов). Писала не для того, чтобы «увернуться от обуха». Она попыталась с какой-то исповедальной искренностью объяснить, что «дело эсеров» не что иное, как сфабрикованный «фарс на тему “Укрощения строптивой”», что страдают абсолютно невинные люди, давно отошедшие от политической борьбы. Спиридонова дала понять, что никакие измывательства не заставят ее дать ложные показания. Своего следователя она называла «хорьком, смесью унтера Пришибеева с Хлестаковым, фашистом и белогвардейцем».

Мария Александровна ненавидела ложь и если бы чувствовала за собой вину, то откровенно бы призналась в этом, так как почти полностью признала политику советской власти, новый государственный строй и сталинскую Конституцию 1936 года. «А между прочим я больший друг советской власти, чем десятки миллионов обывателей. И друг страстный и деятельный. Хотя и имеющий смелость иметь собственное мнение. Я считаю, что вы делаете лучше, чем сделала бы я». Спиридонова осталась все таким же идейным романтиком, каким была в 1906 году.

Столь откровенные признания не изменили ее судьбу. Мыслящие, убежденные люди пугали власть, были «врагами народа». Спиридонову приговорили к 25 годам тюремного заключения. Своего приговора полностью оглохшая женщина не расслышала. Отбывала срок она в орловской тюрьме. 11 сентября 1941 года М. А. Спиридонова, ее муж И. А. Майоров и 155 узников по очередному обвинению в «злостной пораженческой и изменнической агитации» были расстреляны в Медведевском лесу. Фашистские войска приближались к Орлу, а чекисты аккуратно выкапывали деревья, сваливали в ямы тела и сверху вновь сажали деревья, восстанавливали дерн. Найти место ее захоронения не удалось до сих пор. Лес хранит покой террористки и жертвы террора Марии Спиридоновой. Она жила, боролась и умерла как борец за социальную идею, так и не осознав, что не все идеи требуют жертв, а светлое будущее не может быть замешано на крови.

Настоящее имя – Мовшович Янкель

(род. в 1885 г. – ум. в 1919 г.)

Яков Свердлов родился 22 мая 1885 года в Нижнем Новгороде. Отец Мираим (Мовша) Израилевич был владельцем граверной мастерской. У Якова были братья (Зиновий, Вениамин, Лев, Александр, Герман) и две сестры. Яков учился в Нижегородской городской гимназии (1896–1900 гг.), но курса не закончил и начал работать в аптеке. В ранних своих анкетах Свердлов писал, что принадлежит к иудейскому вероисповеданию и происходит из мещан.

Считается, что Свердлов стал членом РСДРП в 1901 году, тогда же впервые был задержан полицией за участие в демонстрации. Но, скорее всего, в 1901 году Свердлов только начал интересоваться марксизмом и участвовать в оппозиционных демонстрациях. Ленин писал о юности Свердлова: «В первый период своей деятельности, еще совсем юношей, он, едва проникнувшись политическим сознанием, сразу и целиком отдался революции».

В мае 1902 года Свердлов был задержан полицией на 14 дней за участие в демонстрации, через год – новый арест с поличным: при обыске у Свердлова были изъяты листовки Нижегородского комитета РСДРП. После четырех месяцев тюрьмы Свердлов был освобожден из-под стражи и оказался на два года под гласным надзором полиции. В годы, предшествующие Первой русской революции, Яков Свердлов вел подпольную работу в Нижнем Новгороде, Костроме, Ярославле, Казани. Скорее всего, только в 1904 году или в начале 1905-го он стал членом РСДРП.

Весной 1905-го Свердлов – член Казанского комитета РСДРП, а уже в июле того же года он ведет революционную работу на Урале – в Перми. В конце 1905-го Свердлов – один из руководителей Екатеринбургского комитета РСДРП. В дни декабрьского вооруженного восстания он формирует свою «дружину» со специфическими функциями. Боевики Свердлова проводят устрашающие террористические акты против провокаторов, изменников, полицейских, чиновников, не гнушаются они и вымогательством и экспроприациями.

Одновременно с работой в боевом подполье Свердлов выступает на рабочих митингах, печатает листовки. В своем выступлении на собрании приказчиков в помещении Всесословного клуба в Нижнем Новгороде Свердлов призывает их добиваться удовлетворения своих требований «силой и оружием». В подполье его знали под партийными псевдонимами «Андрей», «Михайлыч», «Пермяков». В феврале 1906 года он – руководитель Уральской областной партийной конференции, избран председателем областного комитета.