- Шарманщик, - пояснил Сиксто.

Шарманщик вышел из-за угла и остановился как раз напротив кафе. Вместе с ним был попугай с ярко-зелеными перьями. Усевшись на инструмент, попугай хватал клювом деньги и отдавал их хозяину, после чего переворачивался, падал головой вниз еще и еще, как бы желая отобрать наиболее удавшийся номер и предстать с ним на суд зрителей. Вокруг шарманщика и его дрессированной птицы сразу же собралась толпа. Это была особенная, празднично настроенная, одетая в яркие солнечные одежды толпа, устремившаяся в церковь и предвкушающая радость воскресного дня. После каждого удавшегося номера молодежь пронзительно визжала, а пожилые понимающе усмехались. Выйдя из кафе, Джефф всунул в клюв попугаю пять центов. Попугай просунул голову в решетку и, клюнув, вытащил узкую белую полоску. Джефф взял ее в руки и начал читать. Девушки завизжали от восторга. В воздухе царила атмосфера безмятежности, звукам шарманки противостояло умение птицы и любовь толпы. Утро было воскресным, поэтому хотелось верить в удачу, хотелось верить в светлое будущее. И все окружили шарманщика с его ученой птицей и довольного моряка, который, улыбаясь, искал свое счастье на бумаге и вновь смеялся, когда птица вытаскивала уже другую карточку с очередным счастьем. И все кругом казалось чистым и непорочным, витая в дрожащем летнем воздухе.

Менее чем в десяти шагах от шарманщика, менее чем в десяти шагах от нарядной толпы, стоял Зип в окружении трех человек, на которых были надеты фиолетовые шелковые рубашки. На них сзади можно было прочесть слова: "Латинские кардиналы". Буквы были вырезаны из желтого фетра и пришиты к фиолетовому шелку. "Латинские кардиналы" - четыре рубашки и четыре молодых человека. В то время как шарманка доносила до слушателей свои чистые звуки, эти молодые люди стояли особняком, разговаривая друг с другом вполголоса.

- Я думаю, - произнес Сиксто, - может быть... может, просто предупредить его?

- За то, что он приставал к ней? - удивленно прошептал Кух.

- Он ничего не сделал ей, Кух. Он только сказал ей: "Привет". В этом нет ничего плохого.

- Он хватал ее. - Кух решил покончить с этим разговором.

- Но она говорит по-другому. Я спрашивал ее. Она сказала, что он только приветствовал ее.

- Какое право ты имел задавать ей вопросы? - спросил Зип. - Она чья девушка - твоя или моя? - Сиксто молчал. - Ну так как же?

- Знаешь, Зип, - начал Сиксто, подумав. - Мне кажется... Мне кажется, она ничего не знает. Мне кажется, у вас с ней нет ничего общего.

- А мне кажется, что у меня нет ничего общего с такими щенками, как ты. Говорю тебе: она моя девушка - и давай это замнем.

- Но ведь она так не думает!

- Мне плевать, что она думает.

- Как бы то ни было, - произнес Сиксто, - неважно, чья она девушка. Если Альфредо ничего не сделал ей, почему нужно стрелять в него?

Они сразу замолчали, как будто их план был озвучен, а при упоминании этого слова перед ними мысленно возник пистолет. Это поразило их, и они притихли.

Сквозь зубы Зип процедил:

- Ты что, хочешь предать нас? - Сиксто молчал. - Не ожидал я этого от тебя, Сиксто. Я думал, ты не боишься.

- Я не боюсь.

- Он не боится, Зип, - произнес Папа, защищая Сиксто.

- Почему же ты тогда отказываешься? А если бы это была твоя девушка? Тебе бы понравилось, если бы Альфи отбил ее у тебя?

- Но он и не собирался ее отбивать. Он только сказал: "Привет". Что в этом плохого?

- Ты член нашего клуба? - спросил Зип.

- Конечно.

- Почему?

- Не знаю. Просто надо было... - Сиксто пожал плечами. - Не знаю.

- Если ты являешься членом нашего клуба и носишь фиолетовую рубашку, делай то, что я говорю. О'кей? А я говорю, что "Латинские кардиналы" размажут Альфредо Гомеса сразу же после одиннадцатичасовой мессы. Хочешь выбыть из игры? Попробуй. - Он сделал многозначительную паузу. - Все, что я знаю, так это то, что Альфи обращался с Чайной не так, как надо. Чайна - моя Девушка, заруби себе это на носу, и мне наплевать, знает она об этом или нет. Чайна - моя девушка, а это означает, что Альфи нажил себе немало хлопот.

- Да еще сколько, - подтвердил Кух.

- А это не означает, что я хочу его сжечь. Я хочу его размазать. Конечно, Сиксто, ты можешь отказаться - это твое дело. Только после смотри в оба - вот что я хотел сказать тебе.

- Я только думал, я думал... Зип, а может, с ним просто поговорить.

- Продолжай, ради бога, - сердито произнес Зип.

- Может, его просто предупредить, чтобы он с ней больше не разговаривал? Может, так сделать? Почему мы должны... убивать его?

И опять воцарилось долгое молчание. Произнесенное сейчас слово было сильнее первого. И это слово означало именно то, что было сказано, это слово означало: убить, лишить человека жизни, совершить убийство. Оно не было искусным заменителем, типа слова "размазать". Оно означало - убить.

- Почему мы должны... убивать его?

- Потому что так сказал я, - негромко произнес Зип.

- Это ведь совсем другое дело, если бы он...

- Чего ты все время добиваешься? Тебе что, надоело спокойно жить?

- Я только хотел сказать...

- Здесь все знают, что он приставал к Чайне, - жалобно произнес Зип. А что должен?..

- Но он не приставал к ней! Он только сказал: "Привет".

- А может, мне просто подойти к нему и так вот дружески с ним побеседовать: "Как поживаешь, старина Альфи? Я понимаю, ты испытываешь чувства к Чайне, но пойми, это нехорошо". А может, Сиксто, мне еще и руку ему пожать?

- Нет, но...

- Разве тебе не хочется, чтобы другие клубы знали нас и уважали?

- Да, но...

- Значит, можно позволить таким гадам, как Альфи, спокойно жить среди нас и спать с нашими девочками? Сиксто покачал головой.

- Но, Зип, он даже...

- А теперь послушай меня, - прервал его Зип. - После того, что произойдет сегодня, мы станем самыми знаменитыми. Понимаешь? Мы раздавим этого гада, и отныне здесь не будет никого, кто бы нас не знал нас, "Латинских кардиналов". Пусть все знают, что теперь нас никто не сможет запугать. После сегодняшнего дня каждый в этом квартале захочет вступить в наш клуб. Мы будем самыми-самыми. Самыми-самыми. - Он помолчал, чтобы перевести дыхание. Его глаза блестели. - Кух, я прав?