- Не слишком гни спину, - произнес он уже в проходе. - Думаю, ты и не нуждаешься в этом совете.

Его шаги отозвались эхом в длинном коридоре. Эрнандес смотрел вслед спускающемуся вниз по железным ступенькам Паркеру. Отведя взгляд, он заметил, что Карелла наблюдает тоже, но за кем-то другим. Их взгляды встретились. Никто не сказал ни слова. Молча они принялись за работу.

* * *

Ацусена Гомес принадлежала к тем счастливым людям, которые, родившись красивыми, оставались такими всегда, какие бы злые шутки ни выкидывала с ними жизнь. В переводе с испанского ее имя означает "Белая лилия", и оно очень подходит ей, так как кожа этой женщины была белой и гладкой, а лицо, тело как будто вобрали в себя всю изысканную красоту и королевские привилегии этого цветка. Самым примечательным в ней были раскосые карие глаза, придававшие экзотический облик другим божественным чертам ее овального лица. У нее был аккуратный и прямой нос, а у рта пролегла складочка печали - свидетельство каких-то неприятностей в ее жизни. Не прибегая к диете, ей удалось сохранить хорошую фигуру, что служило предметом восхищения многих мужчин в ее родном Пуэрто-Рико. Ей исполнилось сорок два года, и она хорошо знала, каково быть женщиной; она познала счастье и печаль материнства. Ее нельзя было назвать высокой, и, может быть, это был единственный недостаток в ее прекрасном облике. Но сейчас, когда она стояла у кровати своего сына и смотрела на него, она казалась высокой.

- Альфредо?

Она не дождалась ответа. Он лежал, вытянувшись на кровати и уткнувшись лицом в подушку.

- Альфредо?

Он даже не повернул головы.

- Мама, - пробормотал он. - Пожалуйста, не надо.

- Ты должен выслушать меня. То, что я сейчас тебе скажу, очень важно.

- Мне безразлично, что ты скажешь. Я сам знаю, что мне делать, мама.

- Ты должен пойти в церковь, ты это хотел сказать?

- Si.

- Они хотят расправиться с тобой.

Он неожиданно поднялся с кровати. Это был шестнадцатилетний юноша, унаследовавший от своей матери светлую кожу и большие карие глаза. Его щеки уже прорезал редкий пушок. Скорбная складка, такая же, как у матери, пролегла около его рта.

- Я хожу в церковь каждое воскресенье, - сказал он просто. - И сегодня я тоже туда пойду. Они не посмеют остановить меня.

- Они не будут останавливать тебя. Они просто расправятся с тобой. Они так сказали?

- Si.

- Кто сказал так?

- Ребята.

- Какие?

- Мама, это тебя не касается, - жалобно произнес Альфредо. - Это...

- Зачем? Зачем им это надо?

Альфредо не ответил. Не отрывая взгляда от матери, он продолжал молчать.

- Почему, Альфредо?

Неожиданно у него в глазах блеснули слезы. Он чувствовал, что не может совладеть с собой, и быстро отвернулся от матери, чтобы она не видела его слез. Он опять повалился на кровать, спрятав лицо в подушку. Всхлипывая, его плечи вздрагивали, когда до него дотронулась мать.

- Плачь, не стесняйся, - произнесла она.

- Мама, я...

- Это очень полезно - поплакать. Иногда плакал и твой отец. В этом нет никакого греха для мужчин.

- Мама, мама, пожалуйста, ты не понимаешь...

- Я понимаю только то, что ты мой сын, - с железной логикой произнесла миссис Гомес. - Я понимаю, что ты хороший, а те, кто хочет тебе зла, плохие. Миром правит доброта, Альфредо. Но когда ты говоришь, что должен идти в одиннадцать часов в церковь, как ты это обычно делаешь, зная, что тебя подстерегает опасность, вот этого я не понимаю.

Он опять сел на кровать и теперь уже начал кричать:

- Я не имею права быть трусом!

- Ты не имеешь права... быть трусом? - изумилась она.

- Мама, я не должен бояться. Я не имею права быть каким-то ничтожеством. Тебе этого не понять. Пожалуйста, позволь мне делать то, что я обязан сделать.

Стоя у кровати своего сына, мать с изумлением смотрела на него, как будто видела впервые. Сейчас она никак не могла узнать в нем того дитя, которого прижимала к сердцу, который сосал молоко из ее груди. Его лицо, слова, даже глаза казались ей далекими и незнакомыми. Смотря на него, она силой взгляда как бы старалась побыстрее восстановить так мгновенно оборвавшуюся кровную связь.

Наконец, произнесла:

- Сегодня я ходила в полицию.

- Что? - вскрикнул он.

- Si.

- Зачем ты это сделала? Ты думаешь, я нужен полиции? Я, Альфредо Гомес. Разве ты не знаешь полицейских в нашем районе?

- Есть полицейские хорошие и есть плохие. Я ходила к Фрэнку Эрнандесу.

- Он такой же, как и все остальные. Мама, зачем ты это сделала? Почему не остановилась?

- Фрэнк поможет тебе. Он из barrio*.

______________

* Район, квартал (исп.).

- Но учти, он полицейский, детектив. Он...

- Он вырос здесь, среди нас. Он испанец и помогает своим людям. Он поможет и нам.

- И все равно, ты не должна была туда идти, - покачал головой Альфредо.

- Никогда раньше в своей жизни я не была в полицейском участке. Сегодня первый раз. Мой сын в опасности, и я обратилась за помощью. - Помолчав, добавила: - Он пообещал прийти. Я дала ему адрес. Он сказал, что придет и поговорит с тобой.

- Я ничего не скажу ему, - прошептал Альфредо.

- Ты скажешь ему все, что нужно сказать.

- Который час? - неожиданно спросил он.

- У тебя еще есть время.

- Мне нужно одеться, чтобы идти в церковь.

- Не раньше, чем ты поговоришь с Франком Эрнандесом. Он подскажет тебе, что делать. Он знает...

- Он знает, несомненно, это так, - в его голосе насмешка смешалась с горечью и неотвратимой грустью.

- Он знает, что нужно делать, - уверенно произнесла миссис Гомес.

Глава 4

Моряка звали Джефф Талбот. Когда алкогольный туман почти рассеялся, он посмотрел в окно и, глядя на открывшийся вид, очень удивился: каким образом эта местность могла ему понравиться и почему он назвал ее красивой. Даже в яркий солнечный день здесь не было ничего привлекательного. Солнечные лучи можно было сравнить с мощным прожектором, спроектированным на свалку и усиливающим гнетущее впечатление. Щурясь на солнце, моряк вдруг произнес:

- А я протрезвел, - и в этот момент до него дошло, что это было действительно так.

- Отлично, - произнес Луис. - Ну и как выглядит мир?

- Мерзко. - Он отшвырнул стул к стойке. - У меня болит голова. Здесь довольно скверный район, не так ли?