— Может, она была стара или больна? — предположил Ларс. — Как нам теперь объясняться с её хозяйкой? Ирина! Ирина, иди сюда!

Вышедшая звать нас к столу Ира растерялась, увидев несчастное животное.

— Что нам с ней теперь делать? — спросила она. — Я ни за что не пойду к этой старой ведьме. Она решит, что я чем-то ударила её собаку или отравила.

У горбуна странно сверкнули глаза, но он сказал лишь, что готов подтвердить непричастность Иры к смерти собаки.

— Нет-нет, — качала головой моя подруга. — Закопайте её где-нибудь. Пусть эта старая песочница думает, что собака убежала или попала под машину, но не вмешивает в это дело меня. Я не хочу лишних разговоров.

— Я вывезу её на машине, — предложил горбун.

— Можно закопать где-нибудь поблизости, — возразил Ларс. — Давайте зароем её хотя бы в том углу. Там ничего не растёт.

— У меня? Ни за что! — упёрлась Ира. — Увозите её куда угодно, но меня оставьте в покое.

— Как ты не понимаешь, что кто-нибудь может увидеть, как Леонид несёт собаку! — одёрнул её Ларс. — Ничего не случится, если эта маленькая собачка будет зарыта там, где ничего, кроме живой изгороди, нет.

Ира полностью лишалась воли, едва Ларс начинал на чём-то настаивать.

— Хорошо, я согласна, но закопайте её сейчас же, чтобы забыть о ней и не вспоминать.

Горбун и Ларс обменялись неприязненными взглядами, и датчанин отправился за лопатой.

— Поскорее заканчивайте и приходите пить кофе, а то остынет, — распорядилась Ира и вернулась в дом.

— Как всё это странно, — тихо сказала я.

Дружинин резко повернулся ко мне.

— Что вам кажется странным, Жанна? — поинтересовался он.

— Она была такая весёлая утром, — объяснила я. — Подошла к вам поздороваться, выжидала, когда мы уедем… Не может быть, чтобы она была больна или очень стара. Как вы думаете, отчего она умерла?

Я уже привыкла к пристальным взглядам горбуна, но сейчас его глаза слишком долго не отрывались от моего лица.

— Может, собаку случайно ушибли или она проглотила что-нибудь несъедобное и отползла в ближайшее укромное место, чтобы умереть? — спросила я. — Или подавилась?

— Всё может быть, — проговорил Дружинин в глубоком раздумье.

— Всё равно мне это очень не нравится, — томимая неясными предчувствиями, призналась я.

— Кому же это понравится? — не возражал он.

Ларс лично выкопал яму, но перенести туда собаку предложил горбуну.

Я представила, как земля будет засыпать мягкую шерсть и открытые остекленевшие глаза собаки, и не выдержала.

— Может, её во что-нибудь завернуть?

— Сколотим гроб, поставим памятник, — подхватил Ларс, но горбун меня поддержал.

— Лучше завернуть. Принесите какую-нибудь тряпку, Жанна.

Ира без возражений нашла кусок какой-то ткани и передала мне. Горбун аккуратно завернул вытянувшееся тельце и перенёс в яму. Писатель набросал сверху землю, заровнял место и забросал сорванной поблизости крапивой.

— Похороны состоялись, — подвёл итог горбун. — Теперь что?

— Поминки, — подсказала я.

— Вы упорно искали собаку и нашли её, — заявил Ларс. — Вы как чуяли, что собака должна быть.

— Я и сейчас чую, что где-то должна быть ещё одна.

— Жанна, пойдёмте лучше выпьем кофе, — предложил горбун, увлекая меня к дому. — Вы отдохнёте, успокоитесь и забудете про собак.

— Ирина не согласится похоронить здесь ещё одну собаку, — добавил Ларс. — Да и вообще у вас, Жанна, странное чутьё на трупы.

Рука, державшая мою руку, дрогнула. Я подняла голову, чтобы взглянуть на горбуна, но он смотрел в другую сторону.

— Жанна не случайно увлекается детективами, — процедил он сквозь зубы.

— Чрезмерно увлекается, — подхватил Ларс.

Дружинин, наверное, поставил перед собой задачу не думать о неприятном, потому что повернулся ко мне с самой приветливой улыбкой.

— Чрезвычайное увлечение детективами часто влечёт за собой желание написать что-то в этом жанре. Вас посещало такое желание?

— А вас? — сейчас же спросила я.

— Был грех, — признался он.

— Выходит, детективами вы всё-таки интересуетесь, — отметила я. — И даже чрезмерно.

Горбун рассмеялся и крепче сжал мою руку.

— А вы? — спросил он.

— Я меру знаю.

— Но у вас что-нибудь написано?

— Что хорошего можно написать на работе… — я вовремя спохватилась, что даю очень невыгодное представление о своей работе и торопливо добавила, — … когда умираешь от скуки в ожидании заказчика. Ларс, вы когда-нибудь писали детективы?

Датчанин и всегда-то красотой не отличался, а тут его физиономия совсем съехала набок.

— Не напоминайте мне о грехах молодости, — попросил он. — Я серьёзный писатель.

— А я так люблю несерьёзную литературу! — вздохнула я.

— Я вам переведу какой-нибудь из его детективов, — пообещал горбун перед дверью, пропуская меня вперёд.

— Наконец-то!

— А меня спросили? — мрачно осведомился писатель. — Всё-таки это мои книги.

— Ваши книги, Ларс, принадлежат народу, — высокопарно ответил Дружинин и удержал меня за руку в тот момент, когда я хотела пройти в комнату. — Но при условии, что потом вы отплатите мне хотя бы пересказом вашей повети.

— Я не умею рассказывать, — ответила я, высвобождая руку. — Лучше переведите для меня ещё и свой детектив.

Похоже, горбун вбил себе в голову, что ему необходимо прочитать мои повести и теперь от меня не отстанет. Я даже пожалела, что не захватила с собой какую-нибудь тетрадь, чтобы он заглянул в неё, испугался, ужаснулся, убедился в моей бездарности и больше не просил меня ни о чём подобном. Мне, конечно, будет очень стыдно, однако только этим путём я смогу получить покой. Жаль, что в повести, которая медленно, но продвигалась, действовал страшный горбун, а не кто-то другой, иначе я могла бы уже сейчас сунуть ему тетрадь, чтобы он удовлетворился.

За столом Ларс был молчалив, а после кофе улучил момент, когда возле меня никого не было, и шепнул мне на ухо:

— Вам не кажется, что кое-кто к вам неравнодушен?

Передо мной тотчас же встал прекрасный образ полицейского.

— Не кажется, — ответила я с тайным сожалением.

— Я бы ни за что не стал вам этого говорить, Жанна, но приходится. Вам надо быть осторожнее с Леонидом.

Я глядела на него, как на сумасшедшего.

— Побойтесь бога, Ларс! Что вы такое говорите?!

Старайтесь не оставаться с ним наедине, — предостерегал меня датчанин. — Будьте с ним очень вежливы, не раздражайте его, но постарайтесь пореже с ним видеться, а если он будет груб и настойчив, постарайтесь не показывать, что он вам противен и его домогательства вызывают только отвращение.

Я онемела, а Ларс грустно усмехнулся и покачал головой.

— Как видите, мне приходится выступать в роли вашего опекуна. Это нелегко, но когда я заметил, что он начал преследовать вас, я принял решение вас предостеречь. Что вы смотрите на меня так удивлённо? Думаете, Ирина случайно его ненавидит? Здесь вышла целая история. Я бы вам рассказал о ней, но жалко Ирину. Я даже попрошу вас не говорить ей о нашем разговоре, чтобы не напоминать о том, что случилось.

Довольно избитое выражение "как громом поразило" и, на научный взгляд, ошибочное, но я, и правда, стояла, как громом поражённая.

— Я не знаю, что случилось, наверное, что-то очень скверное, но почему же он так спокойно приходит сюда и держится непринуждённо…

Ларс даже засмеялся над моей наивностью.

— Был бы он другим, я бы вас не предупреждал, — сказал он. — Не знаю, почему он такой, но только дело не в воспитании, потому что дядя его — человек достойный. Наверное, на него влияет чувство собственной неполноценности или чего-то ещё, я не психолог, чтобы разобраться, но я с самого начала ощущал в нём какую-то ущербность, способность раздражаться без причины, быть жестоким. Вы, наверное, скажете, что это очень вежливый и мягкий человек, но я знаю его ещё и с другой стороны. Если бы Ирина не стыдилась того, что ей довелось пережить, она рассказала бы вам о нём многое. Но она не согласится посвятить вас в свои переживания, а мне остаётся только просить не выдавать меня и быть очень осторожной с Дружининым, даже если он кажется вам интересным собеседником.