— Теперь мне всё ясно, — вмешался нотариус. — Девочка по имени Кай, которая находится сейчас здесь, оказалась родной сестрой Яго, племянника господина Камола Эската. Так как последний завещал своё состояние "ребёнку Дорана Пинама и Амии Эскат", не поставив имя наследника, Яго нет в живых, а переписывать завещание у Камола не осталось времени, то наследство перейдёт к этой девочке, как только будут предъявлены необходимый доказательства её родства с завещателем. Как видите, я не хочу касаться нравственной стороны поступков господина Эската и его брата, обманувших умирающего, а разбираю лишь юридический вопрос. Действительно, как правильно сказал господин Галей, я адресовал свои поздравления верно, однако напрасно назвал девочку мальчиком. Однако мне непонятно, какую цель преследовали вы, господин Галей, входя во все подробности плана господина Эската и его брата. Ваша заинтересованность простиралась даже до подслушивания чужих разговоров. Какую пользу могло принести лично вам разоблачение махинаций, затеянных господином Эскатом и его братом?

По-моему, нотариус до такой степени невзлюбил толстяка, что это побудило его даже на поступок Пата и господина Рамона посмотреть со значительной долей снисходительности.

Галей перестал улыбаться, и его губы сразу сжались в жёсткую линию.

— Теперь уже поздно что-либо предпринимать, поэтому я скажу, что, будучи мужем и доверенным лицом Амии Эскат, или Пинам, или Галей, как вам больше нравится, я видел свой долг в том, чтобы присматривать за её соперниками. Я никогда не подозревал о существовании второго ребёнка, но при сходстве девочки с Яго у меня зародились сомнения, и я послал своего лакея к жене за разъяснениями и получил ответ, подтверждающий родство детей и мои догадки. Рамону должна была придти та же мысль, и моя жена позаботилась о том, чтобы горничная не скрывала правду. Теперь Кай должна получить наследство, а уж мы с Амией проследим, чтобы наша дорогая дочь его получила.

Я содрогнулась. Неужели я буду считаться дочерью этого толстяка, которого я ненавижу, и женщины, пытавшейся убить собственного сына? Она может убить и меня. Неужели господин Рамон позволит им меня забрать? Я беспомощно взглянула на Пата.

Пат в упор посмотрел на толстяка и неожиданно произнёс:

— Это ты убил Яго?

Галей вздрогнул и растерянно заморгал.

— Нет! Нет! — быстро заговорил он. — Если вы мне не верите, то подумайте о выгоде. Я не знал о существовании Кай, пока не увидел её, и мне было бы невыгодно убивать мальчика. Убей я его, наследство перешло бы к вам, Пат, я был в этом убеждён. Уверяю вас, я этого не делал.

— Значит, Амия? — голос Пата был спокоен, но в спокойствии своём наводил ужас.

— Как легко обвинять отсутствующего! — вдруг раздался мелодичный женский голос.

В дверях стояла высокая красивая женщина, которую я сразу узнала, хотя виденный мной портрет был жалкой и неудачной попыткой отразить её прелесть. Это была Амия Эскат, мать Яго. Она пересекла комнату и с непринуждённой грацией села в кресло.

— Хорошо же ты думаешь обо мне, братец! — заговорила она. — А ведь я могла бы спросить у Марка, уверен ли он, что точно определил болезнь бедняжки Яго, а у тебя, Пат, спросить, почему ты не позвал другого… незаинтересованного врача.

Пат не шевельнулся, но мне стало его жаль.

— Я не буду исходить из ваших с Марком моральных качеств, которые вы своим поступком сильно умалили и в наших глазах и в своих собственных. Тебе стыдно самого себя, братец, не скрывай этого за высокомерным видом, это тебе не идёт. Но речь не о ваших греховных замыслах, а о деле. Я не обвиняю вас, потому что знаю, до какой степени вам была невыгодна смерть моего сына. Чтобы оправдаться, мне тоже не следует рассказывать о своих добрых чувствах и намерениях, потому что моё имя слишком очернили без всяких на то оснований. Придётся исходить из соображений расчёта. Как ты думаешь, Пат, выгодно ли мне убивать сына, которому богатый родственник оставляет всё своё состояние?.. Молчишь?.. Конечно, у бедного Яго был бы опекун, и я бы не имела возможности распоряжаться деньгами, но убивать его, если предположить, что я способна на убийство, мне было бы невыгодно, по крайней мере, в тот момент. Нет, узнав о смерти моего мальчика, я пришла в отчаяние, ведь я думала, что Камол немедленно перепишет завещание. Неожиданно я получила известие, что Марк привёз девочку, очень похожую на Яго, и хочет представить её Камолу под видом Яго. План был очень хорош, и я его от всего сердца одобрила. Потом ко мне прискакал слуга с известием, что Марку Рамону пришла в голову мысль о родстве Кай и Яго, и он хочет расспросить обо всём у моей горничной. Я тут же научила горничную, с которой не теряла связь, как отвечать Марку или тебе, Пат, если кто-нибудь из вас приедет к ней. Всё было сделано, как я и думала, и девочка предстала перед Камолом в виде Яго. Но теперь, когда цель достигнута и завещание осталось прежним, участие девочки во всей этой трагикомедии становится ненужным. Наследство получит истинный наследник. Не она.

— Ты хочешь сказать, что Кай — не сестра Яго, не твоя дочь? — удивился Галей. — Есть другой наследник?

Нотариус слушал молча. По-моему, он потерял способность удивляться.

— Ты понял правильно. Яго, действительно, родился не один, но у него был брат, а не сестра. Яго я принесла домой, а второго мальчика моя горничная отдала на воспитание одной преданной мне женщине. Я знала, что у меня будет двойня, и позаботилась обо всём заранее.

— Но зачем ты скрыла это от меня? — недоумевал Галей. — Мне ведь ты могла довериться.

— Потом объясню, любимый, — усмехнулась Амия.

Меня не огорчила потеря намечавшегося состояния, потому что я совсем не думала о богатстве, но я слишком свыклась с мыслью о родстве с симпатичным Патом, что позволяло мне чувствовать себя не чужой и господину Рамону, поэтому сейчас остро переживала своё прежнее безродное положение девочки, которая была нужна на короткий срок, а потом превратилась в обузу. Вполне возможно, что и Пат переменит своё доброе отношение ко мне, раз теперь он перестал быть моим дядей. Я не могла отгадать, что он думает и чувствует, потому что он сидел неподвижно, безмолвно и очень гордо. Может быть, он вообще обо мне не думал. Вдруг он презрительно посмотрел на женщину и спросил:

— А зачем тебе надо было поддерживать подозрение Марка о втором ребёнке?

— Милый мой, — рассмеялась Амия, — неужели ты думаешь, что меня не угнетает слава, которой вы меня окружили? Вот я и решила вам отомстить. Я забавлялась, наблюдая, как вы возитесь с этой девочкой, считая её наследницей, и знала, что правду вы ей никогда бы не открыли. Она так и выросла бы облагодетельствованной вами сироткой, хотя имела бы право на огромное состояние. Так ведь, любезнейший братец?

Пат покраснел, побледнел, но оправдываться не стал.

— Похвально! — безжалостно и несправедливо продолжала Амия. — Совершить бесчестный поступок, ограбить ребёнка, да ещё и выступить в роли благодетелей! С какими же глазами после всего этого вы порочите меня?

Пат промолчал, совершенно убитый, но сохраняя надменную позу.

— Итак, девочка, ты можешь оставить мечты о наследстве, — обратилась Амия ко мне.

— А я о нём и не мечтала, — ответила я.

— Раз между Кай и тобой нет родства, то почему же вам иметь родственные помыслы? — поддержал меня Пат.

— И отлично. Значит, девочку не ждёт разочарование, если она всё ещё думает, что я шучу. Тид, войди!

Все обернулись к двери. В комнату вошёл худенький бледный мальчик и неуверенно остановился у стены.

— Подойди ко мне, Тид, — позвала Амия довольно милостиво.

Мальчик боязливо подошёл к ней.

— Вот это и есть брат Яго и наследник.

Нотариус рассматривал нас обоих прищуренными глазами, и от стыда мне хотелось провалиться сквозь землю, но надеюсь, что я не изнемогала так явно, как несчастный Тид.