Но утром Джоанна не вышла к завтраку. Слуга принес записку.

«Милорд, вы говорили, что я вольна уйти, когда захочу. Я ухожу сейчас. Мне необходимо уйти. Пожалуйста, простите меня. Со мной все будет в порядке, не ищите меня. Спасибо за все. Джоанна.»

Несколько минут он сидел, в оцепенении взирая на ее пустое место. Он действительно сказал, что она вольна уйти в любой момент? Далеко не самая лучшая его идея. Благородство, по сути, весьма мерзкая вещь.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Через несколько часов граф отправился к дому Джоанны. Он не собирался предъявлять ей претензии, что она не отработала свой долг. Он не собирался настаивать, чтобы она вернулась к нему. Ему просто нужно было знать, почему она ушла. Ему необходимо было знать, сколько тут было его вины.

Двери открыла миссис Бридж. Одета она была скромно, но опрятно и чисто.

— Добрый день, милорд, — нервно поздоровалась она.

— Добрый день. Могу я увидеть леди Лэнгфорд? — высокомерно осведомился он.

— К сожалению, нет, милорд. Она уехала из города.

— Могу я узнать, куда? — еще прежде, чем договорил, граф уже знал, что ответа не получит.

— Она не сказала мне, милорд. Приехала ночью, сказала мне только, что ей необходимо уехать. Это все, что я знаю.

Значит, он не сможет узнать, почему Джоанна сбежала от него среди ночи.

Оценив внешний вид женщины, граф протянул ей гинею. Вместо того, чтобы взять деньги, та попятилась и посмотрела на него, как… на чудовище. Граф сделал вид, что не заметил этой реакции.

— Будьте добры, когда она вернется, передайте ей, что я бы хотел с ней встретиться, когда и где ей будет удобно.

Женщина бросила взгляд на монету, отступила еще на шаг дальше и отрицательно, брезгливо покачала головой, словно он предлагал ей совершить гнуснейшее из преступлений.

— Мне нужно спросить, почему она ушла, — преувеличенно спокойно закончил граф свою речь, убирая монету в карман. — Всего хорошего, миссис…

— Б-бридж.

— Миссис Бридж.

Граф коротко поклонился и направился к карете. Несмотря на свою просьбу, он не надеялся, что когда-нибудь вновь увидит Джоанну. Она вряд ли согласится на встречу только ради того, чтобы ответить на его вопрос. Наверное, он должен быть рад, что она просто ушла, не попытавшись перед этим прикончить его.

Он никогда не разговаривал с Джоанной ни о чем, он мало знал ее — только ее тело и ее навыки определенного рода. И даже не представлял, что сможет так скучать по ней… пока она не ушла. Но вот ее нет — а глаза привычно скользят по ее месту за столом, только чтобы убедиться, что ее там нет. И возвращаться домой по вечерам почему-то не хочется.

Граф знал единственный способ борьбы с тоской — работа. Но и она не спасала. Возможно, если бы он знал, что именно он сделал, из-за чего она ушла, тогда мысли о ней не были бы столь навязчивы. Возможно…

Однажды вечером он ехал домой, полностью погрузившись в свои мысли. Вдруг очнулся и обнаружил, что карета проезжает мимо театра. У него не было никакого желания посетить представление, просто его внимание привлекла стайка женщин. Проститутки. Граф постучал тростью по потолку, карета остановилась. Он открыл дверцу, как будто приглашая одну из них разделить с ним вечер. Оглядел «товар». Почему-то ни одна из женщин не выказала желания забраться к богатому клиенту, даже несмотря на то, что ночь была холодной. Наоборот, все они замолчали, глядели на него настороженно, и на их лицах он читал откровенное «только не меня». Они сжались в кучку подальше от него, а одна женщина вдруг оказалась вытесненной из этой кучи. Она неуверенно посмотрела на него, оглянулась на товарок.

— Лучше не ходи, — услышал граф испуганный шепот. Женщина тем не менее залезла к нему в карету и села на противоположное сиденье.

Карета тронулась. Некоторое время граф молча разглядывал женщину. Она обладала красивой осанкой, приятным лицом и вовсе не была похожа на уличную проститутку. Выражение ее лица было очень замкнутым. Она не строила ему фальшивых улыбок, не пыталась как-то заговорить о деле.

Графу достаточно было нескольких минут, чтобы понять, что не хочется ему вступать в интимные отношения с этой женщиной. А также с любой другой. Но можно было развлечься и другим способом.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Лиз, милорд.

— Давно ты работаешь?

Она замешкалась с ответом — видимо, гадая, как это может повлиять на ее оплату.

— Не очень.

— У тебя есть дети?

Если до этого голос Лиз был почтительным, то сейчас, стоило графу заикнуться о детях, она превратилась в дикую самку, защищающую детенышей.

— Послушайте, я сделаю все, что вы захотите, вот только не нужно моих детей трогать.

Граф усмехнулся. Эта отповедь здорово подняла ему настроение. Лиз, очевидно, совсем недавно встала на этот гиблый путь, но в ней чувствовалась порода. Не та порода, которую приписывают всем аристократам без исключения, но та порода — обычная, человеческая — которая проявляется в благородстве, в честности, в искренности. И совсем неважно при этом, к какому сословию принадлежит человек. Впрочем, по речи и по осанке можно было заключить, что Лиз не принадлежит… не принадлежала к самым низам общества.

Граф глянул в окно. Через несколько минут карета закончит круг и вернется к театру.

Он достал золотую гинею и протянул ее Лиз.

— За что? — подозрительно спросила она.

— За этот разговор, — поскольку женщина не торопилась брать монету, он сам взял ее руку и вложил гинею в ее ладонь, после чего откинулся на свое место. — Если хочешь получить настоящую работу, приходи в мой дом на М.-стрит, пять.

Карета остановилась.

— Ступай.

Лиз вышла. Ее обступили другие женщины. Граф успел услышать, чей-то испуганный шепот: «Ты хоть знаешь, кто это был?..» Ему было не очень интересно слушать домыслы и пересуды в свою сторону, поэтому он тотчас же, как Лиз вышла из кареты, приказал ехать домой.

Лиз, прикусив губу, посмотрела вслед карете, увозившей графа прочь. Золотая гинея… Это значит, что ей не придется работать еще несколько дней… А он обещал работу… Но, Господи, что за работу он имел в виду? А не все ли равно? Когда-то она считала, что быть чьей-то любовницей — участь, достойная лишь презрения и жалости. Но сейчас, после недели, проведенной возле театра, после недели чужих рук и тел, предложение графа, в чем бы оно ни заключалось, казалось манной небесной.

— Лиз, дурочка… Ну что? Что он сказал? Что сделал? — обступили ее товарки.

— Денег дал, — растерянно ответила Лиз. — Еще сказал прийти к нему, если мне нужна настоящая работа.

Тут воцарилось такое молчание, что у Лиз в горле встал комок.

— Что? — не своим голосом каркнула она.

— Лиз, не ходи, — сказал одна, Сьюзен. Остальные кивнули, глядя на несчастную избранницу с жалостью.

— Почему?

— Пару недель назад мы видели его здесь с одной важной леди.

— Ну ты сказала, Сью, — фыркнула другая девушка. — Да ни одна леди с таким не свяжется.

— Закрой рот, Молли. Много ты знаешь о всяких леди. Короче, Лиз, леди она или нет, но больше мы ее не видали. Да и эта… как ее…

— Бридж.

— Во-во, Бридж. Увидала тогда графа у театра, сказала, что эта леди, которая с графом, ее подруга и что она хочет навестить ее. В общем, с тех пор мы и эту Бридж не видели. Так что лучше не ходи.

— И потом, даже если ты уйдешь от него живой, то вряд ли невредимой, — опять не удержалась Молли. — Он из тех, кто любит… ну, знаешь, жестокость. Плетки там, веревки…

Девушки скривились.

— Хотя платит много, — добавила Сью.

— Сколько?

— Пятьдесят фунтов за ночь.

— Сколько?! — с ужасом переспросила Лиз. Это что же девушка должна делать, чтобы за одну ночь столько заработать?

— Пятьдесят фунтов, — повторила Сью, печально глядя на Лиз.

— Я пойду, — закрыв глаза, решилась Лиз. — Все лучше, чем здесь стоять.