Наверное, мы исчерпали весь отпущенный нам лимит счастья, подумал вдруг Джастин. И если это так, нужно научиться жить, не думая о прошлом. Многие так живут и даже, кажется, находят в таком существовании особое удовольствие. Никаких волнений — одно лишь размеренное существование. А может, это и есть тот самый смысл жизни, который ищет каждый мыслящий человек? Но тогда какая сила заставляет людей вновь и вновь отправляться на поиски своего счастья? Какая сила толкает на создание произведений искусства, которыми восхищаются миллионы людей? Что это за сила, которая выворачивает наизнанку душу, а затем позволяет ей взлететь или опускает в пучину еще более мучительных страстей? И почему он, Джастин О'Райли, никак не может найти название этой самой силе, что перемалывает сейчас его самого?

Резкий толчок остановившегося автомобиля вернул Джастину ощущение реальности. Вдали уже показались очертания аэропорта, и он невольно подумал, что любой аэропорт идеальная отправная точка для таких путников, как он. Пошел дождь, и, глядя на заливающие ветровое стекло потоки воды, Джастин невольно сравнил их с быстротечностью и непредсказуемостью жизни. Сколько же зигзагов сделала его собственная жизнь? Даже и не сосчитать. Он всегда был бунтарем в своей семье, всегда делал все наперекор. Родители, правда, какое-то время пытались бороться с его бунтарским духом, но потом сдались и никогда больше не вмешивались в его жизнь.

В самолете Джастин, дождавшись, пока погаснут предупредительные надписи и стюардесса принесет ему двойную порцию виски, вернулся к прерванным воспоминаниям.

Устроившись по окончании университета внештатным корреспондентом в «World's News», он объездил десятки стран, бывал в таких глухих уголках, о которых не слышала половина населения земли. Пожалуй, это были самые счастливые годы в его жизни. Но все закончилось в тот самый момент, когда, невзирая на протесты друзей и членов семьи, он отправился в Боснию. То, что он увидел там, перевернуло все его представления об устройстве мира. Изуродованные взрывами тела, разрушенные города, истощенные дети с несмываемой печатью страха на лице. Его камера как бесстрастный и безмолвный свидетель запечатлевала ужасы войны, он же понимал, что, увидев все это, никогда уже не сможет жить прежней жизнью. Находясь там, он в какой-то момент вдруг почувствовал, что полностью утратил чувство страха. Вокруг летали пули, но их свист значил для него не больше, чем шум ветра. Глядя на него, без страха идущего по простреливаемым улицам, коллеги только пожимали плечами от изумления, справедливо считая, что подобная безрассудность граничит с помешательством. А он и в самом деле словно с ума сошел тогда. Ни о чем не мог думать, мог только снимать, стараясь запечатлеть как можно больше окружающей его жуткой реальности.

В ту осень, вернувшись в Нью-Йорк, он и встретил Линн. Он и сам не понял, почему вдруг потянулся с такой силой к этой девушке, просто почувствовал, что она из тех немногих, кто может понять его.

Стараясь не обращать внимания на шелест газет и разговоры сидящих рядом пассажиров, Джастин закрыл глаза и воскресил в памяти тот самый день, когда познакомился с Линн.

Это случилось в бассейне. Она стояла на пятиметровой вышке и боялась даже смотреть на воду. Взгляд ее был удивительно напуганным и в то же время полным скрытой решимости завершить задуманное. Он неловко пошутил по этому поводу, и тогда, окинув его уничижительным взглядом и не сказав ни слова, она прыгнула в воду. В тот момент он ужасно испугался. Что, если девушка неудачно приводнилась и потеряла сознание? В тот момент — Джастин и сейчас помнил это — у него волосы на голове зашевелились от ужаса. Стремительно шагнув вниз, он уже через минуту выплыл на поверхность и тут же столкнулся нос к носу со своей незнакомкой. В ее глазах уже не было и следа недавнего страха, а только счастье от пережитого прыжка. Увидев его рядом, она улыбнулась, и столько всего было в этой улыбке, что он невольно улыбнулся в ответ. Но больше всего его поразили ее глаза: словно растаявшие серо-голубые жемчужины. Он даже видел, как то появляется, то исчезает растворенный в них перламутр. Она была первой женщиной, с которой ему захотелось заговорить за последние полгода, и, еще немного страшась ее реакции и волнуясь, он произнес:

— Добрый вечер, мисс. Извините, если обидел вас, я, право, не хотел.

— Вам не за что извиняться передо мной, — с улыбкой ответила она. — Если бы не вы, я, возможно, никогда бы не прыгнула с этой вышки. Вы, конечно, не знаете, но я пыталась прыгнуть с нее целую неделю. Пыталась, но так и не могла себя заставить. Теперь попробую прыгнуть с шестиметровой, на этот раз, я уверена, мне будет не так страшно.

— У вас все получится, не может не получиться, — уже без малейшего намека на улыбку произнес он. — Я, кстати, не мог заставить себя прыгнуть с нее целый месяц. Все казалось, что в тот момент, когда нужно будет входить в воду, поверхность воды станет твердой и я разобьюсь. Глупо, правда?

— Да нет. Меня саму всю эту неделю преследовали жуткие страхи, так что я вполне понимаю вас.

Затем они познакомились, и он по привычке назвал то имя, под которым его знали в «World's News» — Джастин О'Райли. Почему он не назвался своим настоящим именем — Джастин Майкрофт, он и сам не знал. Наверное потому, что фамилия Майкрофт всегда отделяла его от мира невидимой стеной, он же только и делал, что вынимал из этой стены кирпичики.

Линн была первой, кому он смог рассказать о том, что видел в Боснии. Выслушав его, она не сказала ни слова, лишь молча поцеловала, словно наградила за все, что он перенес там. Больше к тому разговору они не возвращались, но он знал, что она помнит о нем. Они были вместе целых два года, а потом, не объяснив ничего, она ушла. Ушла из его жизни, но не из сердца. Сердцем он так и не смог ее отпустить. Несмотря ни на что, она продолжала быть рядом с ним. Иногда он так явно чувствовал ее присутствие, что слышал даже запах ее духов и приглушенный смех. Порой тоска по этой женщине становилась столь невыносимой, что он пускался во все тяжкие, лишь бы только избавиться от наваждения. Линда, Кэролайн, Кэтрин, Моника, Тони... Все они были по-своему неплохи, но ни с одной из них он не испытывал и сотой доли тех чувств, что испытывал с Линн.

Я должен вернуть ее, с необычайной ясностью понял вдруг он. А если не получится, хотя бы выяснить, почему она исчезла таким странным образом.

Эта мысль заставила его сознание заработать в новом направлении, но все придумываемые им схемы не выдерживали даже самой слабой критики.

Нужно поговорить об этом с Мардж, решил он. Может, она посоветует что-то стоящее.

Полет уже подходил к концу, и, глядя на видневшееся в прорывах облаков темное море лесов Иллинойса, Джастин с удовольствием предвкушал встречу с сестрой. Она была единственной из семьи, с кем не нужно было играть и притворяться тем, кем он на самом деле не был. Мать, отец, младшая сестра Эллин и старший брат Эдвард не знали того Джастина, которого знала Мардж. С ними он всегда был ироничен и немногословен и, как только начинались разговоры о его участии в семейном бизнесе, предпочитал исчезать без предупреждения.

Занятый своими мыслями, он не заметил, как протекли два часа полета, и очнулся, лишь услышав мелодичный, с легким ирландским акцентом голос:

— Пожалуйста, пристегните ремень, сэр, — обратилась к нему проходившая мимо стюардесса, и, послушно кивнув, он выполнил ее просьбу.

Взглянув в иллюминатор, Джастин увидел, что темное лесное море сменили огни большого города, а спустя несколько минут почувствовал, как колеса лайнера коснулись земли. Пассажиры бизнес-класса покидали салон первыми, и уже через десять минут после приземления он входил в здание аэропорта. Мардж Он заметил сразу же. Да ее и нельзя было не заметить. Облако ярко-рыжих волос выделялось на фоне серой толпы как американский флаг, а улыбка была ярче света самой яркой лампы.

— Джаст! Ну наконец-то! Я торчу в этом чертовом аэропорту уже целый час, а тебя все нет и нет! Дай я тебя обниму!